Однако накануне первого мая 1946 года, в 10.20 утра, родился мальчик, и отец упал в обморок, а мать не понимала, что сказал акушер проф. Улов, пока тот не заговорил по-английски, вот тогда она расплакалась от счастья, и с Шепсхольма дали в честь наследного принца настоящий салют восемьюдесятью четырьмя пушечными залпами, а потом наконец-то каждый праздник весны стали соблюдать приятный обычай деньрожденных визитов и вечернего конного развода караулов, последнее, разумеется, лишь двадцать восемь лет спустя, когда он уже был королем.

Но затем случилась трагедия: Маленькому Принцу еще и года не сравнялось, когда отец его и четырех принцесс погиб в авиационной катастрофе, и тогда Тетушка Свея всем сердцем полюбила эту семью, а в особенности мальчугана, и чихать она хотела, что мать у них немка. Кстати, Сибилла была вполне симпатична, особенно если не открывала рот (никто не дерзал поправить ее шведский, так что немецкий акцент — единственное, что шведский народ всерьез ставит Германии в упрек, — был у нее чрезвычайно силен).

Мальчуган был обезоруживающе очаровательный, с золотыми кудрями и неотразимой улыбкой, в раннем детстве на него надевали форму Свейской лейб-гвардии, а улыбался он до того прелестно, что прелестней выглядела разве только бессмертная Анналиса Эриксон[90] в роли Маленького Принца на сцене «Фолькан». Малыш принц вызывал у всех невероятный восторг, и его сестра Кристина позднее даже призналась, что хагские принцессы со временем очень устали от всяческих разговоров про этого чудо-ребенка.

Кстати, тот, кто имел единственную старшую сестру, может себе представить, каково это — иметь четырех.

Несмотря на трагическую гибель отца, жизнь, наверно, была сущим раем для Маленького Принца (по-другому его никогда не называли, особенно Тетушка Свея). Правда, слегка омрачала безмятежное существование одна неприятность — необходимость целовать прадеда, короля Густава V, который вощил усы. Они кололись. Вдобавок от него еще и пахло турецким табаком.

Когда колючие поцелуи прекращались, жизнь наверняка состояла сплошь из солнечного света, однако вскоре Маленькому Принцу, как и всем детям, предстояло идти в школу, что, как известно, означает конец райских времен. Отдали его в частную школу Брума, где он в окружении детей из других высокопоставленных семейств прилежно занимался играми и спортом, но, увы, не выказывал большого прилежания в иных школьных дисциплинах.

Глупой шумихи вокруг мальчугана хватало с избытком: когда он получил железный значок на соревнованиях по плаванию (50 метров), Шведский союз пловцов прислал ему поздравительную телеграмму, а когда его назначили школьным полицейским, все окрестные улицы оказались буквально запружены любопытными эстермальмскими тетушками — ни пройти, ни проехать, пришлось вызвать настоящего взрослого полицейского, который прекратил неразбериху.

Затем Маленький Принц поступил в Гуманитарную гимназию в Сигтуне, где учился вместе с другими мальчиками из высшего общества, отпрысками аристократических или состоятельных фамилий. Позднее, когда он повзрослел, кто-то саркастически заметил, что в свои двадцать три года он общался только с одним Андерссоном (с которым делил комнату в казарме) и с одним Петтерссоном (инструктором по автовождению на Эланде).

Вечерняя и (особенно) еженедельная пресса завели бы в Сигтуне постоянных корреспондентов, не находись сей идиллический город менее чем в часе езды на автомобиле от Стокгольма. Однако отчеты о том, каким количеством горчицы и кетчупа Маленький Принц сдабривал жаренные на гриле сосиски из ларька, потоком захлестывали страну, а равно и о том, возле каких девушек его видели. В ту пору все девушки носили косынки, отчего на нечетких снимках казалось, будто он флиртовал с рыночными торговками. Кстати говоря, он был уже не Маленьким Принцем, а кронпринцем, если точно, то он стал таковым в четыре с половиной года, после смерти прадеда.

Гордостью школы кронпринц не был — по причине легастении. Конечно, среди легастеников встречается не больше глупцов, умников и гениев, чем среди других людей, но когда принц в 1966 году сдал выпускные экзамены, газеты опубликовали его оценки, и кронпринц расстроился, как любой на его месте. При таких-то оценках.

Проходя военную службу в разных родах войск, кронпринц дольше всего пробыл на флоте, в частности совершил кругосветное плавание на славном минном заградителе «Эльвснаббен», в ту пору самом большом корабле Королевского флота. Когда ему предстояло провести десять дней в 5-м полку береговой артиллерии в Хернёсанде, он обратил на себя внимание заявлением: «Жду не дождусь. Впервые увижу Хернёсанд», и Тетушка Свея догадалась, что со своей работой он справится на отлично, ведь обязанность королевских особ — говорить что-нибудь, не говоря ничего, чтобы никого не обидеть.

Представление кронпринца о шведском народе в дальнейшем определяли три типа людей:

Последняя категория, похоже, внушила кронпринцу благоприятное впечатление о верноподданном народе.

В бытность кронпринцем Карл Густав давал множество интервью. Уже в 1964-м восемнадцатилетнего Чувака (говорят, так прозвали его школьные товарищи) интервьюировал не кто-нибудь, но сам д-р Стиг Альгрен[91], а фотографировал Андерс Энгман, который впоследствии стал профессором фотографии. Хотя не потому, что снимал Чувака. Кстати, д-р Альгрен знать не знал, что Андерс Энгман фотограф из газеты, и решил, что он из школьных учителей.

Стигу Альгрену по должности надлежало обеспечивать культурное и интеллектуальное алиби аристократическому флагману еженедельной прессы — «Векку-журнален», и он перепугал кронпринца, спросив, пользуется ли тот папильотками. Кронпринц успокоился, когда узнал, что родоначальник Карл XIV Юхан пользовался папильотками, чтобы завить волосы, и объяснил д-ру Альгрену, что кудри у него от природы. Затем д-р Альгрен попробовал напугать кронпринца тем, что популярный в народе писатель-республиканец Вильгельм Муберг пригрозил лишить своих дочерей наследства, если они выйдут замуж за престолонаследника.

«Правда?» — озадаченно сказал кронпринц, не потеряв, однако, присутствия духа. (Впрочем, личная жизнь сложилась удачно для всех, к кому имела касательство эта страшная угроза.)

Отсюда ясно, что молодой престолонаследник уже тогда доказывал наличие здравого смысла. Увидев в недельном расписании пункт «Профессиональная ориентация», он пошел прямиком к учителю и сказал: «Профессиональная ориентация для меня — это же смешно!»

Кроме того, ему хватило ума добавить, что в освободившееся время он займется другой дисциплиной.

Еще в 1967-м Ульф Нильсон пытался взять у кронпринца интервью — в Нассо на Ямайке, где тот находился во время кругосветки. Там была заложена основа антимонархической публицистики репортера-международника Нильсона, который якобы остудил пыл многих республиканцев. Как говорит молодежь, «просто нельзя быть в одном лагере с Пером Гартоном[92] или Ульфом Нильсоном».

До восшествия на престол в сентябре 1973 года интервью было много, и вскоре престолонаследник, как профессиональный дипломат, наловчился давать ничего не говорящие ответы.

Будущие подданные узнали, что Е. К. В. К. Г., как его порой именовали, считает, что место женщины дома. Узнал ошарашенный народ и о том, что кронпринц восхищается Мао Цзэдуном, но в ту пору им восхищались многие, даже не будучи коммунистами. Левая волна шла на подъем, и (Центральное объединение профсоюзов Швеции) и руководство акционерного общества «Фацит» в 1970 году приняли решение сократить запланированные учебные сборы с двух недель до трех дней, поскольку опасались стихийной забастовки. Так говорили. В интервью журналу «Тидскрифт» издательства «Фёрфаттарфёрлаг» Клас Энгстрём[93] утверждал, что, когда кронпринца за стаканом лимонада спросили, что он думает о подготовке конституции, он ответил: «Чушь собачья». Неужто так и сказал? Не может быть! — подумала Тетушка Свея. Увы, так и сказал.