– О, вы из Атланты! Из Си-ди-си, конечно?

Рогульский говорил на беглом английском с сильным славянским акцентом.

– Учреждение, на которое я работаю, связано с Си-ди-си, но мы независимы.

– «Агентство безопасности исследовательского оборудования». Не слышал о таком. Недавно создано?

– Мы работаем уже три года, – твердо объявил Поль.

На этом этапе знакомства следовало действовать без малейших колебаний. Профессор долго изучал карточку. Он перевернул ее, поднес к глазам и даже поместил в круг света лампы, как будто хотел различить водяные знаки.

Поль не ожидал такой недоверчивости. Решение действовать под прикрытием объяснялось нежеланием вводить в курс дела полицию, а вовсе не стремлением обмануть собеседника.

Подозрительность ученого оказалась полной неожиданностью, возможно намеком на что-то. Работая на Контору, Поль знал, что легенды там готовили безупречные. Насчет бюро в Провиденсе у него оставались сомнения. Если бы профессор снял телефонную трубку и набрал значившийся на карточке номер, он попал бы на оператора, сидевшего на этот случай в Провиденсе и вполне способного его успокоить. Оставалось надеяться, что все сработает.

Поль поначалу беспечно отнесся к заданию, черпая уверенность в том, о чем говорил ему Арчи. Неожиданная подозрительность профессора заставила его насторожиться. Он вдруг окунулся в давящую атмосферу тайной жизни и мешанину лжи скрывающей препятствия и опасности.

Профессор положил, наконец, карточку.

– Ничего, если я закурю? – спросил он.

Не успел еще Поль ответить, как тот достал зажигалку «зиппо» и закурил светлую сигарету без фильтра.

Американец не чувствует себя за границей, пока перед ним не оказывается некто, пускающий ему прямо в лицо клубы сигаретного дыма в душной комнате. Путешествие Поля по-настоящему началось.

– Вы биолог? – спросил Рогульский.

– Медик, но прослушал курс биологии.

Пересекая Атлантику, Поль на всякий случай перечитал курс инфекционных болезней и микробиологии. Ему казалось маловероятным, что Рогульский втянет его в сугубо профессиональную беседу. Сейчас он чувствовал себя уже не так уверенно.

– Вы хотите поговорить о нападении, которому мы подверглись?

– Совершенно верно, – ответил Поль.

– Я уже отвечал на вопросы полиции.

– Конечно, но у нас совсем другая работа. Мы проводим обычные проверки, – Поль особенно выделил слово «обычные», – в случае, если в научный центр проникают посторонние. Нас волнует риск биологического заражения, а не поиск виновных.

– Понимаю. Так что же вы хотите узнать?

– Быть может, начнем с осмотра помещений, чтобы я мог представить себе, что там случилось?

– Идите за мной.

Профессор поднялся и повел Поля по знакомому коридору.

– Это случилось ночью, не так ли?

– В три часа.

– Лаборатория не охраняется?

– Охрана совершает обход, но только снаружи, конечно. Кроме того, для экономии средств мы делим охрану с банком, расположенным в конце улицы. Охрана следит за обоими зданиями. Так выходит дешевле.

– Они ничего не заметили?

– С трех до четырех их здесь никогда не бывает, у них смена караула.

– Не знаете, кто мог бы сообщить нападавшим об этом? Вы не увольняли сотрудников в последнее время?

Рогульский остановился и пристально посмотрел на Поля.

– Нет, – ответил он, помолчав.

Поль сказал себе, что надо бы не особенно выходить из своей роли сотрудника исследовательского учреждения. Вопросы, более свойственные полиции, могут вызвать подозрения.

Они прошли дальше по коридору, профессор отпер какую-то дверь, и они оказались в просторном пустом помещении. Стены его были недавно покрашены белой краской.

– Это как раз та часть лаборатории, которую они разгромили. Оборудования на два миллиона долларов.

– У вас есть перечень? Мне надо приложить его к отчету.

– Да, список страховой компании. Я дам вам копию, когда вернемся в кабинет.

– Это единственное помещение, подвергшееся налету?

– Единственное.

– Как вам кажется, почему они выбрали именно его? Какие исследования вы здесь проводили?

Они попали сюда, потому что вошли через виварий и без труда разбили соединявшую их стеклянную дверь. Чтобы пройти дальше, пришлось бы ломать настоящие двери, которые мы каждый вечер закрываем на ключ.

– Зачем?

– Чтобы избежать воровства компьютерной техники, мы обязали всех, уходя, запирать свой кабинет или лабораторию.

– Они пересекли зал и очутились у двери со вставленным новым стеклом. Рогульский открыл ее и провел Поля в виварий.

Это помещение без окон освещалось неоновыми лампами. На стенах, до которых еще не дошли руки уборщиков, красовались лозунги защитников животных. Оглядев эту пустую комнату, Полю почудилось, что он видит женщину в черном проникающую сюда глубокой ночью. Он не смог бы сказать отчего он видит именно женщину, и тем не менее с самого начала операции вопреки всякой логике это было так.

– Мы не размещаем тут животных, пока не укрепят входную дверь, – хмуро уточнил Рогульский.

Поль читал надписи на стенах. Как и указывалось в докладе, одни располагались выше, другие ниже, одни были выведены печатными буквами, остальные нет.

– Написано по-английски, – заметил Поль.

– Да, но, похоже, это ничего не объясняет. По всей Европе полно групп вроде антиглобалистов, которые пользуются английским. Когда я был молод, здешние противники войны во Вьетнаме тоже кричали: «US go home!»

Поль взглянул на Рогульского. Он с трудом представлял себе, как профессор выкрикивает лозунги против американского империализма. Да, но был ли вообще выбор в коммунистической Польше?

– Что стало с животными?

– Нам понадобилось три дня, чтобы решить проблему. Вся округа кишела мышами, и их пришлось отравить. Крысы сбежались в булочную и вызвали настоящую панику. Обезьяны далеко не ушли, а одна умерла прямо здесь, даже не добравшись до двери. Одни только кошки пропали.

Поль вдруг принял заинтересованный вид и достал из кармана блокнот.

– Итак, есть животные, которых вы не смогли отловить. Как я понимаю, они и сейчас где-то бродят?

– Да, две кошки, – подтвердил Рогульский, пожимая плечами.

– Простите, профессор, но это как раз то, что больше всего интересует мое агентство. Бесконтрольный контакт животных или материалов, используемых для биологических опытов, с природной средой может иметь серьезные последствия. В вашем случае, возможно, животные не представляют никакой опасности, но для полной уверенности мне необходимо точно знать характер исследований и экспериментов, в которых они участвовали.

Рогульский продемонстрировал всем своим видом, что это явно нелепые предосторожности, но долгая жизнь наверняка приучила его подчиняться абсурдным распоряжениям. Властный тон Поля отбил у него желание спорить и, казалось, снял последние подозрения насчет его личности. Все эти контролирующие органы вечно лезут из кожи вон и все-таки попадают впросак.

– Что именно вы хотите узнать? – спросил профессор с видом побежденного.

– Какие работы вы здесь ведете и что в лаборатории представляет опасность.

Рогульский пошарил в карманах и обнаружил, что у него нет сигарет.

– Вернемся в мой кабинет, там нам будет удобнее, – предложил он.

Едва усевшись в кресло, он стал выдвигать ящики стола, нашел, наконец, немного примятую сигарету темного табака и жадно закурил.

Поль скрестил ноги и пристроил на коленях блокнот, готовясь записывать.

– Как ясно из самого названия, – начал Рогульский, – моя лаборатория занимается молекулярной генетикой, если хотите биохимией генома. Не судите о нас по зданию: мы работаем на уровне самых передовых центров.

Рогульский указал на висящие на стене дипломы:

– Вот лишь некоторые из наград, которых мы удостоились. Если вас это заинтересует, я дам вам копии статей из «Нейчур» или «Ланцета», посвященные нашим последним публикациям.