Литмир - Электронная Библиотека

Жан-Кристоф Руфин

Не бойся Адама

Кроткий человек идет к смертельно опасным хищникам.

Прознав об этом, они смиряют свой дикий нрав.

Ибо чуют исходящий от него запах Адама до грехопадения.

Во времена, когда они шли к нему, а он давал им имена в Раю.

Исаак Сириянин. Аскетические трактаты

Часть первая

Глава 1

Вроцлав. Польша

До самых клеток с обезьянами Жюльетта не чувствовала волнения. Или почти не чувствовала.

Надо сказать, что поначалу все шло как задумано. Лаборатория располагалась точно по адресу, указанному Джонатаном. Обходя здание слева, Жюльетта сразу заметила пожарную дверь, хотя та и не была освещена. Гвоздодер легко справился с замком. Выставив вперед руки, Жюльетта в темноте добралась до электрического щита и повернула выключатель. Свет неоновых ламп залил виварий.

Все хорошо, если бы не эта вонь. Жюльетта готовила себя ко всему, кроме того, что придется вдыхать эту омерзительную смесь запахов грязной шерсти, экскрементов и гнилых фруктов. К счастью, яркий свет словно загнал смрад заодно с тенью к самому полу, под клетки. Жюльетта пожала плечами. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы успокоить дыхание и проверить, не порвала ли она перчатки.

Потом она двинулась к клеткам. Джонатан не мог ничего сказать об их расположении. В зависимости от проводимых экспериментов клетки часто переставляли. Количество животных тоже менялось – одних приносили в жертву, другие занимали их место, распределяясь по подопытным группам. У самого пожарного выхода, дверь которого оставалась распахнутой в темноту, одна на другой стояли две клетки с кошками. Зверьки еще казались совсем здоровыми. Как только Жюльетта открыла дверцы, они вскочили и метнулись наружу.

Жюльетта не успела за них порадоваться. Глухой удар отозвался в шедших по потолку оштукатуренных трубах. Жюльетта замерла и долго прислушивалась. Снова тишина. «В лаборатории никогда никого нет за полночь», – Жюльетта прекрасно помнила слова Джонатана, хотя, для того чтобы окончательно прийти в себя, ей пришлось вызвать в памяти звук его голоса, почувствовать около уха его дыхание. Мало-помалу к ней вернулась уверенность в себе.

Жюльетта принялась за грызунов. Она думала, что наткнется на белых мышей, по ее мнению, не таких противных как серые, но зверьки в клетке не походили ни на тех, ни на других. По правде говоря, это были настоящие уродцы. Не которые совсем без шерсти, отвратительного розового цвета другие разных оттенков зеленого, оранжевого и фиолетового У многих крыс были остекленевшие глаза, словно обесцвеченные и покрытые лаком. Жюльетта спросила себя, смогут ли эти твари вообще прижиться на воле. Она вообразила себе малышку, открывающую шкаф и нос к носу сталкивающуюся с такой уродиной. Все эти сомнения родились у нее не вдруг. Жюльетта помнила, как при подготовке к операции они часто обсуждали этот вопрос с Джонатаном. Она отлично понимала, что справедливость по отношению к животным не зависит от степени их полезности для человека. «У всех живых существ есть права, даже у самых омерзительных на вид, не важно, домашние они или дикие, съедобные или нет». Жюльетта усвоила этот урок. Она подавила отвращение, и вскоре слепые крысы проследовали тем же путем, что и кошки. Ей пришлось сделать усилие, чтобы снова ощутить удовлетворение.

Теперь наступала очередь обезьян. Им было суждено подвергнуть чувства Жюльетты еще более тяжкому испытанию. Пять существ, поразительно похожих на человека мимикой и взглядом. Сидящие парами обезьяны сплелись в объятиях как старые супруги. Когда Жюльетта даровала им свободу, они не сдвинулись с места. Она не решилась доставать их из глубины клеток. Обезьяны могли оцарапать или укусить ее до крови сквозь перчатки, а ей нельзя было оставлять генетического материала. Она дала им время подумать и занялась последним зверьком.

Это была маленькая уистити, сидящая, скрестив свои длинные лапы на животе. Тело ее казалось нормальным, во из головы торчало с десяток электродов, делавших ее похожей на индейского вождя в своем уборе из перьев. Увидев открытую дверцу, она инстинктивно рванулась наружу и приземлилась на белом плиточном полу. Какое-то время обезьянка оставалась неподвижной, уставившись в открытую дверь на улицу. По полу пробежал сквозняк, и электроды на голове зверька зашевелились. Жюльетта, совладавшая со своим отвращением к уродцам, чувствовала себя гораздо менее уверенно рядом с таким обыкновенным созданием. Тело обезьянки сотрясала дрожь, а ее исполненный боли и ужаса взгляд появлялся и исчезал в такт с движением век. Девушка, которую не смогли остановить ни риск, ни препятствия, ни загадочный звук, замерла. Она смотрела на последние шаги пленницы, которую невозможно было освободить, ибо пыточные орудия срослись с ней в единое целое. Жюльетта понимала, что сострадание ее нелепо и жалеет она прежде всего себя. Но что делать: маленькая обезьянка воплощала символ страдания и одиночества, не отпускавших ее годами. Именно эта мука привела ее сюда одетой в стянутый на щиколотках камуфляж, удушливую черную маску и слишком просторные кеды. Жюльетта перестала чувствовать время, хотя именно оно было решающим фактором успеха всей операции.

Маленькая обезьянка вдруг собралась с силами и встала на задние лапы. Она сделала два шага к выходу и упала, словно опрокинутая кукла. Тело ее сотрясли конвульсии, глаза закрылись, и полный упрека взгляд потух – к счастью для Жюльетты. Она вздрогнула и вспомнила о времени и о том, что надо спешить. Сколько же она так стояла? На часах три часа десять минут. Ей стало страшно. Пусть с животными она разобралась, но впереди еще много дел. «Вторая часть твоей миссии не менее важна, чем первая. Помни это хорошенько». Все непременно должно быть окончено к четырем.

Она опустила на землю висевший за спиной рюкзак и достала из него два баллончика с краской. Взяв черную, вывела на стене между двумя клетками в полутора метрах от пола печатными буквами первую надпись: «Уважайте права животных».

Потом вернулась к рюкзаку, взяла другой баллончик и, отставив руку, чтобы буквы казались выше, написала красным: «Фронт Освобождения Животных».

Она повторила то же самое на других стенах и с другими лозунгами, нарочно делая орфографические ошибки в тех надписях, что располагались повыше. Это чтобы обмануть следователей. «Если нужно, чтобы они подумали, что там орудовали двое, почему бы тебе не пойти со мной?» – спросила Жюльетта Джонатана и немедленно пожалела об этом. Единственный раз она осмелилась поставить под сомнение его инструкции. Джонатан сухо ответил, что есть приказ подставлять как можно меньше своих. Тем лучше! Здесь бы он ей только мешал. Это было ее дело, и она хотела сама довести его до конца.

Жюльетта спрятала баллончики в рюкзак. Как быстро она обернулась. Всего тринадцать минут с момента проникновения в лабораторию, хотя ощущение опасности обостряло чувства и словно растягивало время. С самого детства Жюльетта привыкла, что скучные годы могут лететь как секунды, но знала и то, что иной раз секунды способны растянуться на годы. Она любила это ощущение полноты жизни, моменты ее взрывной силы, хотя и научилась их остерегаться. Жюльетта чувствовала, что сейчас как раз такое время.

Дело шло к концу. Она нацепила массивные очки наподобие тех, которые защищают глаза дровосеков от щепок. В правой руке сжала рукоятку кувалды, которую вытащила из рюкзака. Стальная штуковина показалась ей восхитительно тяжелой. Теперь на все должно хватить трех минут.

В глубине вивария виднелась стеклянная дверь в какое-то темное помещение. Там, по идее, находится сама исследовательская лаборатория. Инструкции Джонатана звучали недвусмысленно. «Тут не до тонкостей. Просто бей и беги». Сначала дверь. Жюльетта обрушила кувалду на матовое стекло. Оно разлетелось на мелкие кусочки и рухнуло на землю водопадом градин. Жюльетта проверила, целы ли ее перчатки, потом осторожно перебралась через кучу мусора и повернула выключатель. Со звуком спускаемой тетивы одна за другой загорелись длинные неоновые лампы. Как и во всех лабораториях мира, сложные приборы соседствовали здесь с милыми пустяками: приклеенными скотчем фотографиями детей, стопками бумаг, смешными рисунками, приколотыми там и сям. У самой двери располагался похожий на орган хроматограф. «Начни справа и иди по кругу». Жюльетта подняла кувалду и ударила по прибору. Осколки стекла и капли беловатого желе брызнули на ее очки и маску. Липкая жижа оставалась на перчатках, но экипировка надежно защищала кожу. Ощущение опасности вызвало сладострастное возбуждение. Все остальные чувства Жюльетты притупились, и она лишь слышала грохот разлетающегося стекла и падающих металлических конструкций. Вытяжка ламинарного течения грохнулась о фаянсовый поддон. Жюльетта методически наносила умелые и точные удары. «Не забудь про генетический анализатор. На вид ничего особенного, вроде простых весов, но это там самая дорогая штуковина». Жюльетта обрушила кувалду на блестящую поверхность прибора. Она не чувствовала ни исступления, ни ярости, словно занималась этим каждый день. Даже странно, насколько холодная страсть к разрушению освобождает дух. Жюльетта была спокойна и в то же время возбуждена! В голове ее мешались мысли и вое поминания. Она словно стояла на опасном хребте между двумя безднами. Смех, рыдания, – она не знала, что пересилит. В последний раз она испытала похожее ощущение пять лет назад во время одной демонстрации, из которой не вышло ничего путного. Жюльетту тогда сбили с ног и топтали. Она слышала крики, чувствовала удары, но хохотала с полными слез глазами.

1
{"b":"173272","o":1}