Небезосновательно опасались Аякс с Агамемноном, ох и небезосновательно.

Сумасшедший царь действительно несколько раз пытался пробраться в спальню возлюбленной, однако извращенец везде натыкался на неусыпных стражей.

Полез Эдип по водостоку к окну спальни невесты, смотрит, а на подоконнике Аякс сидит, тихонько бренча на кифаре. Испугался царь, вниз спустился, обошел гостевую часть дворца с тыла (там тоже окно имелось). Полез Эдип к этому окну по виноградной лозе, смотрит – и там кто-то сидит. Пригляделся, а это Агамемнон финики щелкает. Не подберешься к любимой.

Так всю ночь царь и пробегал от одного окна к другому, рассчитывая,. что герои наконец утомятся и пойдут спать. Зря, конечно, рассчитывал, но все же.

А наутро, как уже было сказано, начались приготовления к свадьбе.

С острова Крит был приглашен сводный октет одноруких арфистов-виртуозов. К острову Лесбос устремились гонцы, дабы позвать на свадьбу фиванского царя проживавших там героев. Но никого они там из живых людей не нашли, кроме странных, меланхолично сидящих на деревьях лохматых обезьян…

Вся Аттика судачила о предстоящей свадьбе.

Делались всевозможные предположения.

Гуляли фантастические слухи.

Но особенно всех интересовала невеста Эдипа. По одной версии, она была трехметровой амазонкой с тремя грудями, по другой – бородатой женщиной из фиванского цирка, третьи утверждали, что будущая жена царя не кто иная, как обезумевшая карлица из дельфийских кунсткамер.

В общем, как видите, версии были одна бредовей другой, и всецело зависели они от количества выпитого рассказчиком вина.

Но правда оказалась намного страшнее и отвратительнее любых самых безрассудных предположений…

Аякс с Агамемноном продолжали плести за спиной Эдипа коварный заговор.

– Значит так, – заявил Аякс, раскладывая на столе перед Агамемноном большой кусок папируса. – Я здесь все доходчиво нарисовал. Это царская спальня, это кровать, а это придуманный мною особый механизм.

– Ну и что? – спросил Агамемнон, не в силах разобраться в кривых каракулях приятеля. – Что это за летающая надгробная плита?

– Это не надгробная плита, – обиделся могучий герой, – это каменная мухобойка, подвешенная над кроватью. Как только Эдип спать ляжет… Бац! И финикийская котлета.

– Э… нет, братец, – покачал головой Агамемнон, – неувязочка получается…

– Это, интересно, какая? Я все вроде продумал.

– Все да не все, – раздраженно бросил Агамемнон. – Разве ты забыл, что смерть царя должна быть похожа на несчастный случай?

– Ну так а чем тебе не нравится мой план? Прекрасный несчастный случай!

– Подвесная плита?

– Ну да. Скажем, что Эдип сам распорядился ее над кроватью повесить.

– И это за каким таким сатиром? – ехидно осведомился Агамемнон.

– Чтобы от москитов отбиваться, – сразу нашелся с ответом Аякс. – Ждет царь, пока их побольше на него сядет, а потом дергает за веревочку и… Бац! Финикийская котлета…

– Сам ты финикийская котлета, – хмуро проворчал Агамемнон. – План твой ни к сатиру не годится. Будем действовать согласно моим задумкам.

– Каким еще твоим задумкам? Никогда о них не слыхал.

– Сейчас услышишь, – пообещал Агамемнон и задумчиво прошелся по тронному залу. – Значит, так…

– Ничего не выйдет, – мрачно отрезал Аякс. – Мысль, конечно, хорошая – убрать ублюдка чужими руками, но откуда ты знаешь, что эта немытая макака уже близко?

– Не просто близко, – многозначительно ответил Агамемнон, – а я его лично видел вчера ночью – он рыскал вокруг дворца.

– Так, может, это Эдип был?

– Эдип тоже там гулял, но… хоть и было темно, фигуру этого придурка ни с кем не спутаешь.

– Тоже верно, – кивнул Аякс, с интересом наблюдая, как в тронный зал на цыпочках входят восемь одноруких арфистов-виртуозов.

– Эй, любезнейшие, вы куда это? – закричал на музыкантов Агамемнон.

– Мы только что прибыли с острова Крит, – почтительно кланяясь, ответили арфисты. – Пришли на репетицию.

– Все правильно, – успокоил друга Аякс. – Это я их пригласил. Давайте, ребята, исполните что-нибудь веселенькое…

Усевшись в два ряда, арфисты заиграли знаменитый греческий свадебный гимн «Узы Гименея».

– О, как раз то, что надо! – обрадовался Аякс, пританцовывая на месте.

Агамемнон скептически смотрел на противоречивого друга, от которого можно было ожидать чего угодно: от приступа внезапной ярости до беззаботного веселья.

– Ну так мы договорились?

– О чем договорились? – переспросил танцующий Аякс.

– Ну, о моем плане, – нетерпеливо напомнил Агамемнон.

– Конечно! – подтвердил Аякс. – Поступим по-твоему. Хотя в успех всей этой операции мне верится с трудом.

На том и порешили.

Оставив одноруких арфистов репетировать в тронном зале, великие герои пошли искать невесту, которая, как оказалось, еще спала в своих покоях.

– Кхе-кхе, – громко покашлял Аякс у входа в спальню девушки.

Храп мгновенно прекратился, и в ответ послышалось хриплое кокетливое: «Да?»

– Милая Лайя, – сказал Агамемнон, – вам уже пора примерять свадебный наряд.

– Да-да, я сейчас выйду, только носик напудрю, – каким-то пропитым басом ответила невеста.

Агамемнон вздрогнул:

– И где ты только раздобыл это чудовище?

– Ну я же тебе уже рассказывал, – вздохнув, прошептал Аякс. – Случайно встретил в лесу на окраине Фив.

– А что она там делала?

– Да вроде на дереве дремала, – пожал крутыми плечами Аякс. – Я тот дуб хорошенько потряс, ну она и бряк на землю. Я ее вблизи как увидел, сразу понял – наш Эдип не устоит, женится.

Из своих покоев появилась невеста.

Волосатая бородавка у нее с губы за ночь перекочевала на лоб, и Агамемнон от этого открытия чуть не потерял сознание.

– Не волнуйтесь, она не настоящая, а искусственная, – хрипло ответила невеста. – Она очень здорово подчеркивает мою яркую индивидуальность, не правда ли?

И, сняв с головы черный парик, невеста принялась трусить его с непонятной яростью. Аякс с Агамемноном как зачарованные уставились на блестящую плешь девушки, обрамленную редкими седыми волосами.

– Гм… – пробормотал Агамемнон, с трудом отводя глаза, – вам необходимо надеть свадебный наряд.

– Да-да, я готов, – кивнула невеста, – вернее, готова…

– Ну что ж, Аякс, проводи… гм… девушку.

Когда могучий герой и Лайя удалились, Агамемнон, воровато посмотрев по сторонам, вошел в спальню невесты Эдипа.

В спальне невыносимо воняло вином. Кровать была так смята, словно на ней боролись пьяные титаны, а в дальнем углу Агамемнон нашел странный золотой ночной горшок (!!! – Авт.), каких он во дворце фиванского правителя раньше никогда не видел.

Царь отвернулся всего лишь на минуту, чтобы поглядеть в приоткрытое окно, но, когда он снова посмотрел в угол, ночного горшка там уже не было.

Горшок исчез!

– Что за бред, сатир побери, – пробормотал Агамемнон, заглядывая под кровать. Но под кроватью лежал лишь пустой пифос из-под вина.

Одна навязчивая мысль все не покидала Агамемнона с того самого момента, когда он вернулся домой. Или скорее это была не мысль, а неприятное ощущение, что он – пешка в какой-то очень сложной, запутанной игре богов. Новых ли, старых, Агамемнон не знал.

В любом случае, роль послушной марионетки ему не нравилась.

Но изменить что-либо он был пока не в силах, как и другие персонажи разворачивавшихся по спирали драматических событий.

Бракосочетание царя Эдипа с Лайей должно было состояться ближе к вечеру.

Но уже до обеда с обновленного Олимпа в Фивы спустился новый бог – покровитель брака, представившийся перепуганным смертным как Купидон, который отныне должен был исполнять в Греции функции Гименея. Хотя на Гименея он был похож не больше, чем кентавр на коня. То есть что-то общее в их внешности, конечно, было. Ну там, одна голова, две руки, две ноги и пр.

Бог – покровитель брака с ходу разразился торжественной поздравительной речью, а затем потребовал свежих фруктов, лучшего вина и гетеру. Все это ему тут же поспешно предоставили, и новый Гименей удалился в гостевые покои, наказав, чтобы вплоть до вечера его не беспокоили.