«Ничего, – зло подумал Гефест, – и на тебя управу найдем. Что разумом создано, то этим же самым разумом и будет посрамлено».

– Пойми же наконец, – вкрадчиво проговорил заговорщик, – Зевс сошел с ума еще на той планете, где мы столько времени занимались научными исследованиями. Ведь ты же не хочешь стать причиной гибели всего вверенного тебе экипажа?

На этот раз задумался бортовой компьютер.

– Поправка 368, – глубокомысленно изрек женский голос. – Во что бы то ни стало беречь жизнь вверенного экипажа. Ну и что дальше?

От подобной наглости Гефест чуть не утратил дар речи. Ему даже на секунду показалось, что он беседует вовсе не с умной машиной, а с самим Зевсом, который каким-то непостижимым образом узнал о заговоре и теперь, воспользовавшись бортовым коммуникатором (и изменив голос), вовсю издевается над своим коварным сыночком. Бредовое, конечно, предположение, что и говорить.

Внезапная догадка (совсем иного рода) поразила Гефеста как гром среди ясного неба.

«Да он же наверняка подхватил вирус!!!» – вспыхнула в голове божественного кузнеца гениальная мысль.

Это все объясняло. И наглость компьютера, и его упорное нежелание идти на контакт. Все на Олимпе знали о пристрастии руководителя экспедиции к всевозможным порносайтам. Зевс это неблаговидное дело просто обожал, тщательно скрывая свою слабость от прочих олимпийцев. Но разве от коллег что-то утаишь?

Любил Тучегонитель порносайты. Ну, оно, в общем-то, и понятно – с такой женой, как у него, только по порносайтам и лазить.

Гефест вспомнил Геру и содрогнулся. Худая, костлявая, ноги от ушей, грудь найдешь только под микроскопом. Слава Крону, что Гера была всего лишь мачехой великого олимпийского механика.

Зевс познакомился с ней на каком-то научном симпозиуме, и Гера сразу же сразила беднягу наповал, поднеся ему для автографа какую-то старую, забытую монографию, принадлежащую перу великого вдохновителя проекта «Демиург».

Конечно, Зевс потом быстро пришел в себя, но, к сожалению, слишком поздно, обнаружив рядом с собой в кровати тщедушное обнаженное тельце молодой аспирантки. Это уже потом, после свадьбы Гера увеличила себе в шесть раз грудь, нарастила бедра и подкорректировала разрез глаз, но даже в таком виде она была не во вкусе Гефеста, внезапно погрузившегося в нахлынувшие некстати грезы…

– Еще раз напоминаю, – Гефест демонстративно зевнул, – из-за помешательства капитана опасности подвергается весь экипаж корабля. Сколько там у нас сейчас на борту человек?

– Четыре члена экипажа и десять единиц обслуживающего персонала, – быстро ответил бортовой компьютер, – включая двух случайно проникших на борт чужаков.

– Что?! – Гефест даже подскочил в своем кресле. – Каких еще чужаков?

Наверное, если бы у бортового компьютера были плечи, то он непременно бы ими пожал.

– Ну, не знаю, – ответила машина, – проникли, и все тут. Сами их ловите, если вам это так надо.

Новая, неожиданно возникшая проблема не очень порадовала Гефеста. Что еще за чужаки? Кто осмелился нарушить покой самого Олимпа? Простые смертные? Гефест улыбнулся. Да эти скорее под себя наделают, чем попытаются пробраться в небесные чертоги. Да у них даже и мысли такой не возникнет – проникнуть на Летающий остров. (Ну да, ну да. – Авт.) Да и как они на него проникнут? Летать-то эти греки не умеют. Был, правда, один придурок по имени Икар, но его лично Зевс из молниеметателя подбил, чтобы другим неповадно было.

Однако… Зевс в тот раз сильно пьяный был и, стреляя в Икара, промахнулся, хотя и гордо утверждал потом обратное. Зазнавшийся юноша погиб не от руки Тучегонителя, он просто треснулся головой о прозрачную колею, проложенную в небе для огненной колесницы бога солнца Гелиоса. Треснулся башкой, сознание потерял и в море упал. Небо не место для простых смертных. (Правда, некоторые источники утверждают, что Икар якобы подрался с Гелиосом, когда пытался оторвать от повозки бога солнца пару кусков золота. Гелиосу это не понравилось, и он предприимчивого естествоиспытателя скинул вниз, врезав ему в челюсть… Хрен его знает, как там на самом деле все было. – Авт.)

«Ладно, – подумал Гефест, – что-то я в этой рубке сильно засиделся, пора переходить к решительным мерам».

Подумав так, кузнец не спеша встал с кресла, потянулся, сладко зевнул, как бы невзначай подойдя к одной из панелей на стене рубки, за которой располагались узлы питания всей корабельной электроники.

Гефест знал, что бортовой компьютер сейчас внимательно за ним следит через маленькие незаметные видеокамеры под потолком.

Достав отвертку, заговорщик стал невозмутимо откручивать серую крышку панели. При этом сын Зевса напевал себе под нос какую-то очень незамысловатую мелодию, давая тем понять, что он ни перед чем не остановится в осуществлении своих далеко идущих планов.

– Эй, ты что это делаешь? – спросил бортовой компьютер, здорово занервничав.

Гефест продолжал петь. Серая панель легко снялась со стены. За ней обнаружились многочисленные провода, по некоторым бежали разноцветные огоньки, перегонявшие электрическую кровь от одного агрегата звездолета к другому. Тут же были видны и микросхемы центрального мыслительного блока бортового искусственного интеллекта.

Гефест спокойно извлек из кармана на груди рабочего фартука небольшой плазменный паяльник.

– Эй, да ты что? – истошно завопил женский голос. – Погоди, может, договоримся?

Гефест выключил паяльник. Этого вопроса он ждал с того самого момента, как зашел в корабельную рубку.

– Сюда, – решительно скомандовал Фемистоклюс, сворачивая налево.

Новый коридор был ярко освещен и очень сильно напоминал тот, где в просторном помещении сидели могущественные богини судьбы – мойры.

– Ла-ла-ла-ла-а-а-а… – отчетливо раздалось откуда-то из глубины коридора.

– Слышишь, поет. – Фемистоклюс многозначительно потряс над головой указательным пальцем.

– Кто поет? – испугался Алкидий.

– Зевс. – Рыжебородый выглядел до неприличия довольным.

– А ты уверен?

– Уверен.

– С чего это он, интересно, так надрывается? – с подозрением поинтересовался Алкидий.

– Наверное, у него настроение хорошее, – предположил Фемистоклюс.

– Ну что ж, – Алкидий грустно вздохнул, – сейчас мы ему это самое настроение сильно подпортим.

Друзья очень надеялись, что у Тучегонителя не окажется под рукой его ужасного молниеметателя, иначе…

Иначе даже сказать «привет» они не успеют.

– Ту-ту-туру-туру-ру… – продолжало доноситься где-то совсем уж рядом.

– Действительно очень похоже на Зевса, – мрачно кивнул Алкидий.

Пока что им опять везло.

Черные полосы судьбы сменялись белыми с поражающей воображение частотой. Вот только… На какую полоску придется их встреча с Громовержцем? Алкидий судорожно сглотнул.

– Идем. – Фемистоклюс грубо поволок приятеля в конец ярко освещенного коридора.

Немелодичное вытье Зевса доносилось из-за самой последней двери.

Греки переглянулись.

Было видно, что и Фемистоклюс здорово трусит, хотя совсем недавно хорохорился и гневно размахивал кулаками, утверждая, что бояться Тучегонителя им совсем не следует.

– Трам-папам-папам-папам… – взвыло за дверью. Друзья вздрогнули.

– Ну, с Кроновой помощью, – прошептал Фемистоклюс, решительно подойдя к двери.

Дверь бесшумно ушла в сторону, приглашая войти. Это было странно, но только не на Олимпе. За дверью взорам греков открылось просторное жилое помещение, в котором царил потрясающий бардак.

На полу была разбросана всевозможная одежда. Одна из набедренных повязок почему-то висела на потолке, непонятно за что там зацепившись. Разноцветные туники были скомканы до такой степени, словно их кто-то с ненавистью топтал ногами. Валявшихся в беспорядке сандалий греки насчитали двенадцать пар, причем почему-то большая их (сандалий) часть оказалась левыми.

Странной формы пуфики и большая просторная кровать медленно плыли по воздуху, паря без видимой опоры над заваленным одеждой полом.