– Есть.

– Будем обрабатывать труп и место в точности как любой труп и любое место. Вот почему мы сразу пустим в ход версию с убийством и будем на ней настаивать. В любом случае это подозрительная одинокая смерть, а в моем отделе мы от этого не отмахиваемся только на том основании, что покойник – никчемный ширяльщик с уголовным досье.

– Ясно! Я здорово понервничала с командиром.

– Он обрабатывал тебя жестко, потому что БВР будет обрабатывать тебя еще жестче, а когда мы пойдем в суд, на тебя будут давить адвокаты.

– Это я тоже поняла. – Пибоди нервно поигрывала радужными очками, но так и не нацепила их на нос. – А еще я подумала, что многие копы назовут меня предательницей.

– Это она предательница, Пибоди.

– Знаю. Но я должна быть к этому готова. И всякий раз, как я это услышу, буду вспоминать, как я сидела в душевой кабине, и буду мысленно посылать их куда подальше.

– Верная мысль. Пора готовить следующий этап.

Ева позвонила Уэбстеру с карманного телефона, над которым потрудился Макнаб.

– Даллас? Ну надо же! Доброе утро.

Весь экран заполнило его красивое лицо, но Ева услышала в трубке звуки уличного движения.

– Ты где?

– Иду на работу пешком, наслаждаюсь прекрасным летним утром. А что?

– В компании?

– Нескольких миллионов ньюйоркцев. – Уэбстер отхлебнул кофе из бумажного стаканчика, но Ева заметила, как изменились его глаза: стали бесстрастными. – Я один.

– Надо встретиться, поговорить. Помнишь, где встречались, когда было то федеральное дельце?

– Помню.

– Там же. Через два часа. Оформи это как личное время.

– У меня начальство есть, Даллас.

– У твоего начальника есть свой начальник, а у того – еще один начальник. Этот приказ – от самого высокого начальника, Уэбстер. Не хочешь – я найду другую крысу.

– О-о-очень смешно. Через два часа. – Он дал отбой.

– Позвони Крэку, – приказала Ева Пибоди. – Скажи, мне надо, чтобы он открыл заведение через пару часов.

– Ты хочешь, чтобы я позвонила семифутовому хозяину секс-клуба, зная, что мне придется его разбудить?

– Где твой хребет, Пибоди? – спросила Ева.

Днем район выглядел еще хуже, чем ночью, решила Ева. При дневном свете каждое пятно, каждая куча грязи выглядели рельефнее и бросались в глаза. На углу ютился убогий магазинишко, весь увешанный предупреждениями.

ОПЛАТА НАЛИЧНЫМИ НЕ ПРОИЗВОДИТСЯ!

ВЕДЕТСЯ ВИДЕОНАБЛЮДЕНИЕ!

ОБСЛУЖИВАЕТСЯ ТОЛЬКО РОБОТАМИ!

Прохожих было совсем немного. Они шли по своим делам, втянув голову в плечи. Впрочем, для большинства проходимцев, хулиганов и смутьянов час был слишком ранний, никто пешеходов не трогал.

– Тяжко жить в таком месте, – заметила Пибоди. – Всего в паре кварталов отсюда совсем другая жизнь, а тут все прямо жутко и тоскливо. Если тут родиться, как отсюда выбраться?

Ева подумала о Рорке, ребенке, которому приходилось выживать в кишащих преступностью дублинских переулках, где «жутко и тоскливо» показалось бы праздником.

– Всеми правдами и неправдами, – прошептала она.

Запарковавшись, включив все системы защиты и знак «На дежурстве», Ева извлекла из багажника полевой набор.

– Занавес поднимается. Включить запись. Давай заизолируемся. – Она бросила Пибоди баллон с аэрозолем. – Вдруг это окажется не пустой тратой времени.

Пибоди побрызгала изоляционной жидкостью руки и ноги и бросила баллон обратно.

– Можно было послать патрульных все тут проверить, – проворчала она.

– Это же мне сигнал поступил. Нет смысла тратить ресурсы, пока сами не проверим. – Ева извлекла универсальный ключ, когда они подошли к зданию. – Похоже, в этом веке тут никто не жил, но, ты погляди, это новый замок. И надо же, еще никто не озаботился его взломать.

– Похоже, кроме этого замка, тут ничего нет. Ни камер, ни сенсоров.

– Если они тут и были, их давно уже сперли. Лейтенант Ева Даллас и детектив Делия Пибоди вскрывают замок, входят в здание с целью подтвердить или опровергнуть сведения о трупе, обнаруженном тайным осведомителем.

Ева вскрыла замок и обнажила оружие. Потом осторожно приоткрыла дверь.

– О, какой дивный запах! Если это пустышка, задам стукачу серьезную трепку. Оружие и фонарь, Пибоди. Начинаем обыск.

Как и за несколько часов до этого с Рорком, Ева обыскала первый этаж.

– Наверно, тут когда-то было неплохо, – заметила Пибоди. – Местами сохранился первоначальный настил и лепнина на потолке.

– Ну да. Небольшой косметический ремонт – и можно выставлять на продажу. Уровень чист, – добавила Ева для протокола. – Черт, смотри, чтобы лестница тебя выдержала. Провалишься – я тебя не вытащу.

– Это ты насчет моего веса сейчас прошлась? Могу подать официальную жалобу.

Ева фыркнула.

– Валяй, полный вперед. Боже, аромат все крепчает. Пахнет, как целая куча навоза, надушенная… Дерьмо.

– Навоз и есть дерьмо, – рассудила Пибоди.

– Ради всего святого, Пибоди, ты уже не первый день работаешь в убойном отделе! Могла бы и учуять труп, даже сквозь это амбре. Стукач сказал, в ванне. Все-таки оглядись вокруг, – приказала Ева и, освещая фонарем окружающее пространство, двинулась напрямую к разрушенной ванной. – Похоже, это и есть Сочник.

– Похоже, ты задолжала стукачу извинение.

– Обойдется двадцаткой. – Ева подошла к ванне. – Плавает в блевотине… Ну, это натяжка, но довольно близко к правде. Давай его опознаем и доложим.

– Даллас, тут дышать нечем. Если мы не хотим провести час в дезинфекции, нам надо надеть балахоны.

– Логично.

Пока Пибоди наклонилась, снимая крышку с полевого набора, Ева отступила на шаг, протянула руку назад и сняла укрепленную Рорком камеру. Она сунула камеру в карман, отключила ее, затем вынула коммуникатор.

– Лейтенант Ева Даллас.

Диспетчерская. Даллас, принято.

Ева доложила о трупе, указала адрес, описала ситуацию на месте, потребовала патрульных для помощи. Покончив с этим, она распечатала защитный балахон, который протянула ей Пибоди.

Как и в первый раз, она пустила в ход сенсорную пластинку для идентификации.

– Жертва идентифицирована как Кинер Рикки, возраст – двадцать семь лет. Мужчина смешанных кровей, рост – пять футов девять дюймов, вес – сто тридцать фунтов. Волосы каштановые, глаза карие. Лежит, свернувшись, в разбитой ванне, пустой шприц с иглой валяется тут же, в ванне. Имеются в наличии и другие атрибуты приема наркотиков.

– Время смерти примерно четыре ноль-ноль вчерашнего дня, Даллас. Оценка приблизительная в связи с поздним сроком обнаружения и характером окружающих условий.

– Пусть судмедэксперт уточнит время смерти.

Пибоди произнесла то, что, как ей казалось, она бы произнесла, если бы они и впрямь обнаружили тело по наводке осведомителя:

– Похоже на передоз. Видишь, у него тут следы уколов? Он был сторонником старой школы, но это не первое его путешествие в страну грез.

– Но почему в ванне? В комнате рядом есть матрас, его, хоть и с натяжкой, можно назвать постелью. У жертвы есть синяки, на локте кожа содрана.

– Он мог пораниться и синяков себе понаставить, пока у него были судороги, мог биться об ванну. По-моему, она чугунная.

– Верно подмечено. У него есть досье, с наркотой давно дружит. Может, дозой ошибся, а может, прогнал по вене что-нибудь покрепче обычной дури. – Ева покачала головой. – В записях есть его адрес, но это не здесь. Тогда почему он умер здесь?

– Ну, может, он пришел сюда не один, а с кем-то на пару поширяться, с дозой перебрал, и этот кто-то положил его в ванну. А сам пустился в бега.

– Все это вопросы и предположения. Ну что ж, Сочник теперь наш. Нам надо получить ответы. Судмедэксперт определит причину смерти, но на данный момент это подозрительная смерть, и расследовать ее предстоит нам. За работу, Пибоди.

От Евы не укрылась гримаса недовольства на лицах патрульных, когда она послала их на обход соседей и опрос свидетелей. Это был не тот район, где полицейских встречают улыбкой и предлагают чашечку кофе. Тут даже видимости уважения не дождешься. Да и вряд ли кто-то из обитателей этих мест признается, что он кого-то или что-то видел, будь он даже мухой на стене ванной, где окончил свои дни Сочник.