— Нет, конечно. Просто мне стало любопытно. Если хотите, я могу тоже рассказать вам о себе.

Людмила внутренне усмехнулась. Ну а если она не хочет, то что?

— Нет, я не замужем, — ответила она.

— Развелись?

— Развелась.

Он налил ей немного вина в бокал.

— А дети?

— Дочь Саша. Ей девятнадцать.

Он изобразил удивление:

— Такая взрослая! Никогда бы не подумал.

— Ой, Петр Данилович, только не надо говорить мне комплименты! — рассмеялась Людмила.

— Ну, как хотите, — в тон ей проговорил Булыгин. — А я вот женат. Сыну двадцать лет. Зовут Артем.

— Чудесно, я рада за вас. А почему вы были на банкете один, без супруги? Обычно жены бизнесменов и занимаются благотворительностью. Престиж и все такое...

Булыгин пожал плечами:

— Не знаю. Моя жена не любитель тусовок.

— А вы?

— Я тоже, но... просто очень хотелось попасть на премьеру, а потом мой приятель, актер, который занят в этом спектакле, пригласил меня на банкет. Как-то неудобно было отказать, тем более — приятелю...

— Понятно, — кивнула Людмила и вдруг лукаво улыбнулась. — Ну, вообще-то бизнесмены вашего уровня посещают подобные мероприятия в обществе красивых любовниц или девочек из эскорт-услуг.

Она понимала, что ее слова могут обидеть его, но все равно сказала. Просто ее так и подмывало его уколоть. А зачем он пытается выглядеть этаким ангелом? Что она, мужиков не знает, что ли? Особенно бизнесменов. Казино, сауны, девки... На что-то другое фантазии не хватает. Зато когда их буквально умоляешь раскошелиться на что-нибудь действительно полезное для общества, они начинают стонать и жаловаться на свою обездоленность и сиротское положение. И ведь не просто же так просишь — отрабатываешь рекламой. А кто из этих сиятельных господ просто так стал бы выслушивать ее просьбы и мольбы?!

Булыгина ее слова, казалось, ничуть не обидели. Только удивили.

— Да что вы! — с детской наивностью воскликнул он, будто услышал об этом впервые.

Он словно дразнил ее, и Людмила вдруг почувствовала раздражение. Булыгин не был похож ни на кого из всех ее прошлых знакомых, по работе или так — по жизни. В его глазах, в его облике, во всем его поведении угадывалось благородство. Порода. Ум, честь и, если угодно, совесть. И он ей нравился, этот Камень Каменный, в нем еще было что-то такое, что заставило ее затрепетать. Чисто по-женски. Как она давно уже не трепетала. Вернее, никогда. Может быть, в пору юности у нее с Геной и было нечто подобное, но все уже забылось, и эти его выкрутасы просто все обнулили, все те прекрасные чувства, какие она вообще могла к нему испытывать.

И вот теперь...

— И вообще, — продолжила она, спокойно разрезая сочный бифштекс, — в вашем возрасте бизнесмену положено заводить юных любовниц или менять старых жен на новых, молоденьких.

— Ну, не знаю. У меня вообще-то жена — моя ровесница. Вы будете смеяться, но я ей ни разу так толком и не изменил. — Он говорил с добродушной усмешкой, будто бы подтрунивал над ней.

— Что это вы так?

— Сам себе удивляюсь. Во-первых, некогда было. Знаете, все дела, дела... А во-вторых, как-то даже в голову не приходило.

— Да вы просто самородок какой-то! — воскликнула Людмила, притворно восхищаясь его добродетелью, в которую ни на секунду не поверила. — Феномен, да и только!

— Ага, йети. Или нет... Лох-несское чудовище... Лох — ключевое слово.

— Ай, бросьте, Петр Данилович! Ну какой же вы лох?

Они вместе посмеялись над этой забавной игрой слов.

— Людмила Арсеньевна, а у вас бывает свободное время?

От каждого подобного вопроса, который задавал ей Булыгин и который касался ее лично, Людмилу так и бросало в жар. И чем дальше заходил разговор, тем сильнее. И сердце предательски екало, будто ей семнадцать лет. И она ничего не могла с собой поделать. Впрочем, старалась не показывать волнения. Еще не хватало...

— Сложно сказать... Смотря для чего, — нашлась она.

— Например, чтобы составить мне компанию для похода в театр. Вы ведь ходите в театр?

— Ах, Петр Данилович...

— Просто Петр, — тихо поправил он ее.

— Что?

— Просто Петр, без отчества.

Она растерялась. Эти игры не доведут до добра. Ее уж точно.

— Ну хорошо... Тогда вы можете называть меня Людмилой. Тоже без отчества. — Она почти покраснела, произнеся это.

— Вы хотели что-то сказать, — напомнил Петр.

— Да, я хотела сказать, что бываю на спектаклях по долгу службы. А просто так я уже сто лет не смотрела ни одной постановки.

— Так что скажете, Люда?

Люда... От того, как он произнес ее имя, ей стало особенно тревожно.

Даже страшно. Надо было в молодости гулять с мужиками направо и налево, невзирая ни на что, тогда, возможно, сейчас ее, сорокалетнюю разведенную тетку, не бросало бы то в жар, то в холод от этих разговоров, от этих взглядов и намеков.

— Ну, не знаю... вообще-то заманчиво...

— Я понимаю, что не так просто выбраться куда-то. Особенно если это нарушает привычный уклад жизни. Я тоже постоянно занят. Но все-таки...

Внезапно все это стало ее забавлять. Людмила встретила его взгляд лукавой улыбкой, в глазах заиграли озорные искорки. В конце концов, бог с ней, с молодостью... Стоит ли горевать о «безразвратно» ушедших годах, когда выпадает такой более чем реальный шанс оторваться в настоящее время, в пору трезвой и разумной зрелости. И вообще — как-то разнообразить свою жизнь.

— А пойдемте лучше в кино, — предложила она. — В кино я не была уже двести лет.

— В кино?

— Ну да, в киношку. Какой-нибудь тупой боевичок со спецэффектами... или как это теперь называют... блокбастер.

— Вы серьезно?

— Да, вполне.

Булыгин пожал плечами: мол, почему бы и нет.

— Договорились. Тем более что двести лет — это гораздо больше, чем сто.

— У вас глубокие познания в математике, Петр.

Людмила подняла свой бокал и сделала глоток, как бы в честь их маленькой договоренности. В кинотеатре, помнится, если идешь туда с молодым человеком, принято усаживаться на последние ряды, так называемые места для поцелуев. Вот интересно, «молодой человек» догадается взять билеты в последний ряд или предпочтет комфортно созерцать действо на экране с середины зала?

Глава 5

Это было свидание, и Людмила собиралась особенно тщательно. Саня расхаживала по квартире с Танечкой на руках и подозрительно поглядывала на мать, крутившуюся перед зеркалом, как выпускница. Людмила перемерила все свои более или менее приличные наряды, от брючных костюмов и юбок до легких платьев, и се состояние приближалось к тихой панике: конечно же она потому и не может выбрать, что ей попросту нечего надеть! Потом, взяв себя в руки, наконец остановила выбор на платье. Все-таки это было свидание...

— Это тот крендель на мерсе, да? — полюбопытствовала Саня.

— Господи, как ты выражаешься...

— Ну, мы академиев не заканчивали... Так это он?

— Это он, это он... ленинградский почтальон...

— Ну, ма-ам!.. Как хоть звать-то его?

— Как назвали.

Саня обиделась:

— Я ведь о тебе пекусь.

Людмила легонько ущипнула дочь за нос.

— Лезть в чужую личную жизнь — моветон, Варя ты любопытная.

— Я же не в чужую лезу, а в твою! — возмутилась Саня. — Мать ты мне или не мать?

Спорить с очевидным было бессмысленно.

— Мать, — согласилась Людмила.

— Тогда быстро рассказывай, что это за типус, а то никуда не пойдешь.

— Боже мой, у меня не дочь, а свекруха...

Булыгинский «мерседес» остановился у подъезда ее дома. Петр посигналил, с ожиданием глядя из машины на окна второго этажа.

— Кажется, там твой ленинградский почтальон приехал... в почтовой карете, — ехидно произнесла Саня, выглянув в окно.

Людмила быстро подушилась легкими духами, затем надела туфли на высоком каблуке, взяла сумочку и еще раз критически оглядела себя с головы до ног в зеркале прихожей. Не полнит ли ее это платье? Не слишком ли яркая помада? Сильно ли заметны морщинки в уголках глаз?