Сейчас этот цветок распускался вновь. Проблема заключалась в бабушке, которая появилась в Маринкиной жизни как человек, который должен был о ней позаботиться, но вместо этого превратившийся в объект беспрерывной заботы для самой Маринки: ее надо было одевать, кормить, мыть, водить в туалет, а стоило оставить одну, старушка начинала истерить.

Каждый приступ бабушкиной истерики слышали жильцы целой половины дома. Если Маришки не было дома и она не давала больной прописанный доктором валиум, визг бабули мог длиться несколько часов. Откуда скорбная старушенция весом в сорок пять килограммов брала на это силы, не мог объяснить никто.

После каждого такого приступа Маринке приходилось выслушивать нотации соседей: как можно оставлять больного человека одного?! Маринка пыталась объяснить им, что ей надо учиться, работать, жить. Это никого не интересовало.

А положение становилось все более печальным. Те деньги, которые бабушка получила за свой дом, давно иссякли. Маринка хотела устроиться на работу, чтобы зарабатывать на жизнь себе и бабуле, но даже просто выйти из дому больше чем на пару часов не представлялось возможным.

Буксовала и личная жизнь. Пару раз ее приглашал в кино Мишка, самый близкий друг Андрея и Борьки. Этот парень нравился Маринке все больше, только встречаться с ним (да и ни с кем другим) она никак не могла.

Маринка попыталась пристроить бабушку в дом престарелых, однако оказалось, что там нет мест. Ей намекнули на возможность сунуть взятку, но у Маринки едва хватало денег на хлеб. Эти деньги, кстати, давала ей тетя Аня, которая мучилась чувством вины за то, что не могла помочь Маринке с бабулей. Выносить истерики старой алкоголички тетя Аня не могла физически, более того, истеричность, как инфекция, заражала и ее саму. А еще она была нездорова, ее измучили приступы усталости, тягучие боли в боку. Тетя Аня боялась обследоваться, боялась даже рассказать о своем состоянии мужу и сыну.

Однажды, совершенно случайно, Маринка встретила во дворе тетю Наташу, маму Бориса Сыровацкого. Маринка поинтересовалась, как у него дела? Тетя Наташа рассказала, что сейчас сын учится в мореходном училище, но учиться ему не нравится и он собирается в армию, мечтает стать морским пехотинцем.

– А ты как? – спросила мама друга.

Маринка вдруг вспомнила, как Борька говорил, что мама у него – ништяковая. Она вспомнила свою мать, подумала, что, будь она жива, Маришка не оказалась бы в заложницах у бабулиных истерик. Не сдержав слез, девушка рассказала, как невыносимо ее существование, ей не на что жить, а из-за бабушки работать она не может. Тетя Наташа повздыхала, покачала головой, а после предложила подруге сына подработать уборщицей в вендиспансере.

Уйти из дома на пару часов утром и на пару – вечером было вполне реально. И хотя зарплата уборщицы была мизерной, Маринка с радостью приняла это предложение.

Уже через неделю она взялась за швабру и ведро. Ей доверили небольшие вестибюли и туалеты на трех этажах плюс двадцать тесных кабинетов. В стационаре, процедурках и пищеблоке работали другие уборщицы.

На выполнение своих обязанностей она тратила час утром и столько же – вечером. А после работы Маринка получала бонус – перекур с дежурными медсестрами. Это были молодые девушки, студентки медицинского училища. С ними намучавшейся от одиночества Маришке было необыкновенно весело, особенно когда они рассказывали о пациентах вендиспансера разные смешные истории. Как они реагируют, узнав, что подхватили в отпуске триппер, как переносят лечение, как мужчины заигрывают с персоналом, словно забывая, что девушки помогают им избавляться от отвратительных заболеваний, передающихся – ну надо же! – половым путем.

Однажды вечером, после такого перекура, она возвращалась домой. Был холодный март, со снегопадом, ветрами и прочими несезонными зимними радостями. В такой погоде не было ничего аномального. Весна в Гродине не имела привычки начинаться согласно календарю, впрочем, как и другие сезоны.

Пытаясь просчитать, выдержат ли остаток холодов ее зимние сапоги, верой и правдой отслужившие уже три года бессменно, Маринка свернула в арку своего дома. И там чуть не столкнулась с парнем, в руку которого вцепилась светловолосая девушка в красном пальто. Мельком глянув на нее исподлобья, Маринка грустно вздохнула – не было сомнений, что эту девицу никогда не мучили размышления о зимней обуви.

Обходя парочку, Марина перевела взгляд на парня. Он улыбнулся, и тогда она узнала Мишку. Его «привет!» ей не понравился совершенно. Еще полгода назад Мишка пытался ухаживать за ней, а тут – девушка в красном пальто!

– Привет, – сказала она несколько холоднее, чем он ожидал.

Они уже прошли мимо друг друга, когда Мишка остановился и спросил:

– Марина, ты придешь к Андрею на день рождения?

– Не знаю, – ответила она. И вдруг остановилась: – А когда он отмечает?

– В субботу, в три.

Маринка кивнула другу детства и, не заботясь о том, заметил ли он в темноте ее кивок, продолжила свой путь. Она уже решила, что на день рождения Андрея придет обязательно, но не ради Андрея.

Она еле дождалась субботы, а дождавшись, вдруг занервничала. Чего же она, собственно, хочет? Зачем ей идти к Андрею? Чтобы встретить там Мишку с этой девицей в красном пальто? Ясно, что Мишка устал ждать Маринкиного внимания, встретил другую. Кто ж в этом виноват? Да и потом, что она сделает, когда встретит их?

На каждый из этих вопросов она честно ответила: не знаю. Да и откуда ей такие вещи знать, ведь прежде парни, с которыми она хотела встречаться, никуда не исчезали, не находили себе девушек в красных пальто!

Платье для вечеринки Марина попросила взаймы у своей бывшей сокурсницы. Оно было обычным, трикотажным, но выгодно подчеркивало Маринкину детскую фигурку, визуально чуть округляя формы. Пожалуй, после того платья, взятого напрокат, Маришка и стала поклонницей трикотажа, ей в нем везло.

Наводить боевой макияж Маринка не стала – во-первых, у нее почти не было косметики, а во-вторых, ей хотелось выглядеть немного беззащитной, ибо истинные свои цели и намерения пугали ее саму.

Задержавшись перед зеркалом, она вдруг заметила в своих глазах особенное выражение, которое, как ей самой казалось, она видела раньше в глазах женщин с портретов восемнадцатого века. Это было безмерное спокойствие, которое совершенно не соответствовало Маринкиному состоянию. Возможно, разгадка заключалась в строении Маринкиных глаз, а может, ей удалось разглядеть внешнее проявление ее дара? Ее способности понимать собственные желания, саму себя и уверенность в том, что желаемое она получит.

Отворачиваясь от зеркала с намерением забыть увиденное, Маринка припомнила слова мамы: «Девочке повезло, она родилась с умным лицом!»

За несколько минут до смерти Маринки один из троих ее мужчин скажет:

– Даже когда ты ковыряешь в носу, ты выглядишь так, будто сочиняешь прекрасные стихи.

…Дочь своей покойной подруги тетя Аня встретила не просто приветливо, а даже со слезами на глазах.

– Мариночка, как ты похожа на маму! – заметила она и, обнимая ее, продолжила: – Я до сих пор скучаю по ней. Вот, Римма у меня есть, Мишина мама, ты знаешь… Вот есть у меня Наташа, мама Бореньки, а все равно самой лучшей моей подругой была Светка.

Маринка поцеловала тетю Аню, заметив, что та выглядит очень усталой. Тут в дверь снова позвонили, хозяйка отправилась встречать новых гостей, а Маринка прошла в гостиную.

Дни рождения Андрея всегда были многолюдными. Обычно они справлялись в небольшой квартирке Андреевых родителей, а приходили поздравить Андрюху не менее двадцати человек, и в основном это были новые друзья Андрея, те, которые в следующем году уже не приглашались. Их заменяли еще более новыми. Из прежних-давних-на-всю-жизнь оставались лишь Мишка, Борька и Маринка. В этот раз, как и в последние три года, Борьки в числе гостей не было, а предатель Мишка пришел со своей подругой. Маринка так и стала называть ее про себя: «Подруга».