Наконец отряд достиг дна ущелья — оно оказалось достаточно широким, затопленным водой, которая вблизи казалась черной. Подъехав поближе, они увидели перед собой нечто вроде широкого рва, кольцом окружавшего дубовую рощу.

— Священная вода, префект, — пробормотал Лонгин. — Смотрите, насыпь.

В дальнем конце дна ущелья виднелся земляной уступ, также имевший форму кольца. Если кельты рассчитывали оказать римлянам сопротивление, то они наверняка укрылись именно там, на самом краю священной для них рощи. Но нет… похоже, там никого не было. Вообще ни души. Верховые рассыпались в разные стороны, вброд перебрались через ров со стоячей водой и без труда одолели заросшую травой насыпь внутреннего кольца. После чего снова сомкнули ряды.

Деревья, что росли внутри этого второго кольца, выглядели еще более старыми. Они были чудовищно огромными — в стволе каждого из них могла бы без труда уместиться крестьянская хижина, а корни извивались, словно клубки исполинских змей. В трещинах коры и дуплах скалились деревянные, каменные и глиняные маски, уродливые и гротескные.

— Кто это? — шепотом спросил Марк, обращаясь к Лонгину.

— Боги кельтов. Ворон — это Балб, а тот, что с рогами, — Кернунн. — Они шагом объехали вокруг ближайшего дуба, Лонгин шепотом продолжал объяснять, указывая то на одну, то на другую маску: — Обмазанный кровью — это Езус. Таранис, бог грома. С гривой, точно вода, — Эпона. Вон та — великая королева Морриган, она богиня войны и плодородия, покровительница лошадей. Тут все их старые боги.

Повсюду среди ветвей были развешаны гирлянды сушеных и свежих фруктов, белели жутковатые ожерелья из нанизанных на веревки костей, слабо позвякивали на ветру бусы из ракушек, деревяшек и оловянных бусинок. С одного из деревьев свешивались связки оленьих рогов, с другого — бычьи рога. Вставало солнце, и солнечные лучи кое-где пробивались сквозь густые кроны столетних дубов, окончательно разогнав клубившийся у их подножия туман, и Марк увидел, что в траве тут и там торчали грубо обтесанные, странной формы камни. Огромные монолиты, влажные от утренней росы, слабо поблескивали на солнце.

Кожа Марка покрылась мурашками. У него вдруг возникло неприятное чувство, будто кто-то украдкой разглядывает его. Впереди блеснуло что-то белое. Он пришпорил коня и подъехал ближе, чтобы посмотреть, что там такое. Предмет, что привлек его внимание, лежал в самой глубине огромного дупла. Марк заглянул туда — и оцепенел. Уютно устроившись в гнездышке из сухой травы и матово поблескивая на солнце, на него угрожающе скалился человеческий череп. Взгляд из-за черных провалов глазниц был, казалось, устремлен прямо в глаза Марку.

— Кто посмел нарушить покой священного ущелья Дагды? — Высокий, пронзительный голос, обратившийся к ним по-латыни, внезапно разорвал тишину.

Вздрогнув, префект натянул поводья, повернул лошадь и направил ее в сторону опушки. Среди высоких камней виднелась щуплая фигура Высокий, с длинными, разметавшимися по плечам волосами старик, опираясь на деревянную палку с рукояткой в виде фигурки ворона, пристально разглядывал чужеземцев. Старый друид был не вооружен, на нем была одна лишь белая рубаха, такая же тонкая и почти невесомая, как прошлогодний сухой лист. Однако при виде римских воинов, закованных в тяжелую кольчужную броню, с обнаженными мечами, который каждый из них держал наготове, уперев рукоять в луку седла, окруживших его плотным кольцом, на лице его не отразилось ни тени страха. Подъехав поближе, Марк вдруг с изумлением понял, что перед ними не старик, а женщина. Друидская колдунья казалась такой же старой, как и те деревья, из чащи которых она появилась.

— Кто осмелился совершить убийство в священной дубовой роще?

Она прокаркала это, как-то странно изогнув шею, словно была слепа.

— Это не убийство. Просто война, — отозвался Марк, возвысив голос, чтобы всем его людям было слышно. — Я Луций Флавий, командир петрианской кавалерии. Мы ищем разбойников, осмелившихся устроить засаду на мою невесту. Нам донесли, что приказ они получили из этого самого ущелья.

— Нам ничего не известно об этой засаде, римлянин.

— Нам дали понять, что это дело рук друидов.

— Вас обманули. Возвращайтесь туда, откуда явились. Туда, где ваше место.

— Это и есть наше место, ведьма! — рявкнул Марк. Еще не успев даже договорить, он уже знал, что это не так. Сказать по правде, он и сам в это не верил. Серый туман проглотил его слова.

Колдунья иссохшей рукой указала на север:

— Ты знаешь не хуже меня, что Рим заканчивается вон там, по ту сторону вашей стены. Это ведь ваши солдаты разрезали нашу землю пополам. А не мои соплеменники.

— А твои приверженцы нарушили эту границу — я узнал об этом от своих шпионов, которых немало среди ваших людей. — «Где же остальные кельты?» — лихорадочно гадал Марк. Он чувствовал, что враг где-то рядом, затаился и ждет, но, незаметно оглядывая лес, он никого не заметил. И однако, он готов был поклясться, что кто-то ощупывает его взглядом. — Мне нужны те, кто перешел эту границу. Выдай нам их, и мы уйдем.

— Единственные, кто это сделал, — вы сами, — прокаркала старуха. — Неужели вы не чувствуете этого? — Она замолчала, дав им возможность услышать стоявшую вокруг тишину. А тихо было так, что Марк мог слышать, как гулко стучит в груди его сердце. Жуткая эта тишина давила на грудь, не давала дышать, от нее исходил тлетворный аромат смерти. Кое-кто из римлян зябко поежился, другие пугливо озирались по сторонам. Немногие христиане незаметно крестились. — Как бы там ни было, человеческая жизнь — это нечто такое, что я не имею права отдать, а ты — взять. А у людей, что живут в священной дубовой роще, души свободны, как рыскающие по лесу волки, и столь же призрачны, как ветер. Они принадлежат деревьям, скалам и воде этого острова.

Марк начинал терять терпение. Да, в одном ведьма права — они действительно плоть от плоти этой земли, они принадлежат ей душой и телом. И в этом-то и проблема, потому что в любой другой цивилизованной стране не люди принадлежат своей земле, а, наоборот, земля — им.

— Если ты говоришь о дереве, значит, его нужно срубить, — громко объявил он. — Если скала нарушила закон, значит, она должна быть превращена в пыль. Если ты приносишь жертвы воде, значит, ее должно осушить. — Обернувшись к декуриону, Марк повелительным жестом указал на дуб. В руке он по-прежнему держал череп. — Руби вон тот! Руби, пока она не отдаст нам тех, за которыми мы явились сюда! Сожги его и тех идолов, что болтаются меж его ветвей!

Солдат, кивнув, спешился, его примеру последовали еще несколько. Отвязав от седел притороченные к ним топоры, они кольцом окружили дуб.

— Ты сам себе роешь могилу, римлянин!

Марк даже не повернулся в ее сторону.

— Разбейте для начала этот череп. Мне не нравится, как он таращится на меня.

Один из солдат размахнулся. Раздался громкий треск, и в стороны полетели осколки костей. Нижняя челюсть отвалилась, словно в изумлении.

— Вот смотри, что я думаю о твоих богах, ведьма! Перед всемогущим Римом они бессильны!

За его спиной раздался пронзительный крик, и Марк, еще даже не успев обернуться, догадался, что кричит один из его людей. Повернув коня, он увидел, что у солдата, стоявшего как раз позади него, из спины торчит стрела. Пробив насквозь кольчужные доспехи и тело, она вышла с другой стороны. С наконечника капала кровь. Потом воздух вокруг них наполнился оглушительным свистом и шипением, словно на раскаленную сковороду кинули кусок сала, и на голову другого солдата рухнул огромный обломок скалы, сбив с головы шлем. Испуганная лошадь, заржав, вскинулась на дыбы, всадник отлетел в сторону. Лицо у него было разбито, из сломанного носа хлестала кровь.

— Варвары! — раздались испуганные крики. — Засада!

Кельты посыпались на них сверху и сзади, выскакивая из-за огромных валунов и внешнего земляного вала, о котором римляне уже успели забыть. Поскольку пробить тяжелые доспехи у кельтов не хватало сил, они старались атаковать римлян снизу, ужом проскальзывая под брюхом у лошадей. В воздухе свистели стрелы, мелькали пущенные умелой рукой камни, словно разъяренные шмели, гудели дротики. На варварах не было ни шлемов, ни щитов — полуголые, с ног до головы покрытые татуировкой, они выли, словно стая голодных, свирепых волков. Откуда они взялись? Дикие, словно лесные звери, не знающие ни жалости, ни страха, как гладиаторы на арене, они не обращали никакого внимания на мечи и, казалось, даже не думали о смерти. На мгновение римлянам, явившимся сюда, чтобы устроить им ловушку, вдруг показалось, что это они угодили в западню.