- Нет, знаешь.

- Откуда мне знать?

- Я знаю, что ты знаешь.

- Я не знаю, Зак. Я не знаю, каково это – быть тобой. Не знаю, каково это – чувствовать то, что чувствует Зак.

- Мне не нравится что-либо чувствовать.

- Ты говоришь это на каждом сеансе, Зак. Я понимаю это, но…

- Но что?

- Но что ты чувствуешь, вспоминая кровь? Ты можешь мне сказать?

- Что я чувствую? - Я взглянул ему в глаза. Они больше не были зелеными, они снова стали синими. - Я чувствую себя так, как будто я умер. Вот что я чувствую. Как будто я умер.

Боги и монстры

Рафаэль как-то сказал, что порой Бог представляется ему ничем иным, как набором острейших зубов, вонзающихся в его сердце. После его слов я тоже представил себе эту картинку и подумал, что если Рафаэль прав, то Бог – монстр. Я, кажется, знаю, о чем говорит Рафаэль – о боли и том, откуда она идет. А я все пытаюсь понять, откуда у нас эти монстры. У меня ведь должен быть ангел-хранитель. Но нет, никакого ангела для Зака. Может, Бог действительно монстр? Откуда мне, к чертям, знать?

Глава 7 – Что нужно этому монстру?

1.

У меня новая зависимость: чтение дневника Рафаэля.

Да, да, я знаю, что это нехорошо, но этот парень оставляет его на столе, и тот так и зовет меня к себе. Ну ладно, дневники не могут никого никуда звать, если только вы не слышите голоса. У нас тут есть женщина, которая все время дрожит. Как-то она глянула мне прямо в глаза и заявила, что я страдаю. Я, может, и страдаю, но уж точно не слуховыми галлюцинациями.

В общем, сейчас этот дневник побуждает меня взять его в руки и прочитать, что написал Рафаэль. «Побуждает» - так бы сказал мистер Гарсия. И теперь, вспомнив о нем, я абсолютно уверен, что единственное от чего я немилосердно страдаю – от интеллектуального любопытства. Психотерапевты назвали бы это по-другому. Они сказали бы, что я попираю чужое личное пространство. Как по мне, так все зависит от того, с какой стороны на это посмотреть.

Мне думается вот что: если для Рафаэля дневник настолько личная вещь, то почему он оставляет его на столе? Он все время на нем лежит, а стол – место общественное. Ну ладно, я знаю, что все это хрень собачья, и знаю, что читать чужие дневники плохо. Наверное, мне тоже нравится залезать в головы других – как и всем вокруг. И особенно нравится залезать в голову Рафаэля. У него обалденный образ мыслей.

Чтение дневника Рафаэля здесь посчитали бы нездоровым поведением. У нас же тут проводят специальные занятия по поводу личных границ. У здоровых людей правильные границы. У нездоровых людей… давайте лучше не будем об этом? Приведу пример. Некоторые люди огораживают себя стенами и не подпускают к себе никого – это здесь считают нездоровым поведением. Некоторые люди подпускают к себе всех и кого ни попадя и позволяют себя топтать. Это тоже считают нездоровым поведением.

Никто не говорил мне, что чтение дневника Рафаэля означает вторжение в его личное пространство, что уж точно бы посчитали нездоровым поведением. Еще в группе бы это посчитали секретом, а секреты мы друг от друга не держим. Секреты нас убивают – такова их теория. Ну и еще, я в принципе не должен говорить в группе о чем-то подобном, так как должен говорить только о себе. И не должен использовать при этом местоимения «мы» и «нам», типа: «Когда нам грустно, мы плачем». Нет, нет, нет. Я должен сказать: «Когда мнегрустно, яплачу». Адам всегда нас поправляет. Такой весь милый и вежливый, он не стесняется поправлять нас, обрывая прямо на середине фразы. Ладно, я понял все, понял. Я, я, я, я, я. Я чувствую это, я чувствую то. Да понял я, понял.

Терапия выводит меня из себя. Мне стало лучше? Да я нахуй злюсь. Это тоже часть терапии? Может, смысл в том, чтобы перестать злиться? Откуда мне знать. Все что я знаю – что по вторникам и четвергам проводятся занятия с группой «Против злости». Может, мне стоит к ней присоединиться? Черт, да я могу ее возглавить.

Шарки злится, это стопудово. И злится больше меня. Я помню про «это не соперничество», тут это хрен забудешь. И даже Рафаэль злится. У нас есть на то причина – жизнь обошлась с нами не очень по-доброму. Наверное, стоит составить новый список: «Причины, по которым я злюсь». Я не в себе, я в растрепанных чувствах, я в полном раздрае. Я З-О-Л. Вот поэтому у нас здесь нет бейсбольных бит. Поэтому здесь не допускаются колюще-режущие предметы. Но, слушайте, если вы – не лобовое стекло, то рядом со мной можете чувствовать себя почти в безопасности.

Я работаю над собой. И на полном серьезе считаю, что записи в дневнике Рафаэля стали частью моей терапии. Этот парень пишет просто изумительные вещи. Серьезно. От его слов мое сердце рвется на части. Рафаэль очень… вдумчивый. Он зарабатывает себе на жизнь сценариями, и это клево, но я вижу в Рафаэле поэта – как и в мистере Гарсии. Я пытаюсь учиться у них. Это же вовсе не плохо.

Вчера, когда я остался в кабинке один, ноги сами принесли меня к столу Рафаэля. На нем лежала пара набросков для будущих картин. Взяв в руки и пролистав его дневник, я нашел замечательную историю о монстре.

Мальчик и монстр

1.

Мальчик читает монстру. Как Шахерезада. Каждую ночь он читает историю для монстра, пока тот не уснет. И тогда мальчик проживет еще один день. Так он будет жить вечность.

2.

Мальчика зовут Рафаэль. Ему семь. Ему могло бы быть и пять, и шесть, и восемь лет, но сейчас ему семь. Он вырастет и станет писателем, но никто об этом сейчас не подозревает – даже сам мальчик.

И в написанных им историях будет много монстров.

3.

Мальчик читает монстру историю своей жизни, опуская некоторые подробности. Он боится разозлить монстра. Если тот разозлится, случится что-то очень плохое. Мальчик думает, что монстр предпочитает счастливые истории со счастливыми мальчиками, поэтому придумывает о себе счастливую историю. Он достиг совершенства в придумывании счастливых историй. Он уверен, что эти истории нравятся монстру. Он в этом уверен.

4.

Мальчик взрослеет, и монстр начинает к нему приходить – почти всегда ночью. Он жаден до новых историй. Мальчик, теперь уже почти мужчина, но все еще с душой ребенка, продолжает читать ему истории, чтобы сделать монстра счастливым. В глубине души этот мужчина-мальчик знает, что монстр никогда счастлив не будет.

Но он продолжает читать истории, написанные им для него.

5.

Иногда Рафаэлю не хочется читать истории монстру. Он устал. Бывают ночи, когда монстр не приходит, и Рафаэль надеется, желает и верит, что монстр ушел навсегда. Иногда монстр не приходит неделями и месяцами, и тогда Рафаэль начинает думать, что он свободен. Он молит бога, чтобы монстр умер.

Но монстр всегда возвращается.

6.

Мальчик стал мужчиной (но в душе все равно остался ребенком). Чтение историй монстру сводят его с ума. Он начинает пить. Ему всегда нравилось пить, но теперь выпивка становится его избавлением. Он пьет и пьет, читая истории монстру. Сейчас он знает, что всегда ненавидел этого монстра. Он все спрашивает себя: что случится, если монстр узнает правду? Его сердце горит в огне, и боль становится невыносимой.

Но выпивка помогает дочитывать монстру истории до конца.

7.

Рафаэль, мужчина-в-душе-еще-мальчик, становится старше. Его волосы седеют, и он выглядит как человек, научившийся шептать слово «страдание» так, словно это молитва. Он забыл такие слова, как «счастье» и «радость». Он смеется, но его смех пуст и фальшив. Неподдельны лишь слезы.

Он спрашивает себя: почему у него есть монстр? Почему он сдался ему?

8.

Он думает: что бы случилось, если бы я перестал читать монстру? Что, если бы я прочитал ему настоящую историю – историю о мальчике, который был истерзан и полон боли, и хранил раны на своем теле как самое большое сокровище? Пришлась бы ему такая история? Что бы ответил монстр, если бы я сказал, что не хочу больше читать ему истории о мальчиках, что хочу рассказать ему историю о Рафаэле, который хочет пересечь границу и войти в страну под названием «зрелость». Это непростая, но прекрасная страна, ты понимаешь это, монстр?