Она еще какое-то время изучающе глядела на меня, а потом сказала:

- На твоем месте я бы собрала монатки и бежала отсюда очертя голову, пока с тобой не случилось что-то действительно очень плохое.

У меня было ощущение, что это «что-то действительно очень плохое» ужеслучилось со мной. И не здесь. Но я промолчал.

- Слушай, в таком месте легко можно спятить, - продолжила она. - Реально спятить. Беги отсюда, пока можешь.

Мне захотелось сказать ей, что депрессия, алкоголизм и расстройство питания не те болезни, от которых можно заразиться. Я о них мало что знал, но уж это знал совершенно точно. Так же я знал, что переубеждать человека, который для себя все решил, неблагодарная работа. Вот Адам бы, сиди она у него в кабинете, сказал: «Это место как раз для тебя». Представив себе, как он ей это говорит и как она кидается в панику, я улыбнулся.

- Чего ты лыбишься? - спросила она.

- Просто так, - ответил я. - Мы все тут улыбаемся просто так. - Я видел, что начинаю ее пугать.

- Мне нужно покурить, - сказала она.

- Будь осторожна в курительной яме, - предупредил я ее. - Там встречаются люди, в которых живут несколько личностей.

Это ей тоже не понравилось. Она вскочила и чуть ли не выбежала из столовой. Не знаю, что на меня иной раз находит. Нехорошо это – пугать уже явно напуганную девушку. Нехорошо, но я внутри себя повеселился.

Позже в тот день я видел, как эта девушка садится в такси и уезжает. Видел из курительной ямы.

- Еще одну потеряли, - заметил Шарки. - Если бы у меня остались мозги, я бы сел в это такси вместе с ней.

Мне стало интересно, серьезно он это или нет. Может быть, часть его хочет свалить отсюда к чертовой матери? Хотя меня больше интересовала другая его часть – та, что хотела остаться.

У меня появилась новая теория: далеко не все хотят измениться. Рафаэль говорит, что меняться чертовски больно. Думаю, Рафаэль знает, о чем говорит. У этого парня всегда болит душа. Иногда мне даже больно смотреть на него.

В общем, хоть и не все тут остаются, мы с Шарки и Рафаэлем остались.

3.

- Завтра в нашей группе появится новенький, - сообщил Шарки. - Еще один потерянный член человеческой расы. - Шарки никогда не зевал, всегда держал глаза и уши востро. Легко верилось в то, что он провел много времени на улицах. Этот парень знал все о нашем маленьком сообществе. Он словно просачивался тут везде и всюду. Всегда знал, кто приходит и кто уходит. Он, наверное, по натуре такой – все время должен знать, что и где происходит. А какой я по натуре? Замкнутый. Эмоциональный внутри и сдержанный снаружи. Шарки эмоционален как внутри, так и снаружи – донельзя эмоционален.

Я ничуть не преувеличиваю. Шарки всегда возбужден. Всегда в движении. Ходит беспокойно туда-сюда, туда-сюда. Люблю за ним наблюдать. Он похож на человека, которому нужно в туалет, или на тигра, пытающегося найти выход из клетки. Он может быть чертовски забавным. И чертовски пугающим. Он выводит меня из равновесия, этот парень.

Шарки прикурил еще одну сигарету и бросил взгляд на часы. Ему всегда нужно знать, сколько времени сейчас. Да какая разница, интересно?

Лиззи покачала головой.

- Как думаете, как долго она продержится?

- С чего ты взяла, что это «она»?

- С того, что она будет моей соседкой по комнате.

Шарки кивнул.

- Ставлю на неделю.

- Ставлю на то, что она останется. - Лиззи затушила сигарету.

- Когда это ты успела стать такой оптимисткой?

- Оптимисткой? Я? Дай-ка я тебе кое-что скажу, Шарки. То, что кто-то остается здесь на тридцать-сорок-шестьдесят-девяносто дней, абсолютно ничего не значит. Это не значит, что он изменится. Остаться здесь – не значит измениться.

- Тогда какой смысл здесь оставаться? - спросил я.

- О, он умеет говорить, - деланно изумилась Лиззи. - Ничего себе. Знает даже, как правильно произносить слова.

- Заткнись, Лиззи, - беззлобно отозвался я.

Она рассмеялась. Мне нравится Лиззи, мы с ней просто дурачились.

- Я серьезно, какой в этом смысл?

- Может быть, мы тут как раз для того, чтобы выяснить это?

Мне хотелось спросить: лучше ли ей? Стало ли ей легче? Чувствуется ли это, когда в тебе что-то меняется? Все тут постоянно болтают об этих изменениях, но как они узнают, что эти самые изменения в них происходят? Они чувствуют себя как-то по-другому? Как они это чувствуют? Не вырастут же у меня от этого крылья за спиной. Не начну же я от этого летать. Не стану же я от этого хоть чуть-чуть красивее.

4.

Анни. Новенькая в нашей группе. Она вошла немного напуганная, глядя в пол, вцепилась в стул. Мы всегда сидим кругом. У нас неплохие стулья. Ну, скажем, не такие уж и плохие. Адам представил нам ее. Она должна была сказать пару слов о себе, а позже могла рассказать нам всю свою историю. Тут все уже рассказали свои истории, кроме меня, Шарки и Рафаэля. « Время истории» меня не напрягает, если историю рассказываю не я.

- Я Анни, - сказала она. - Мне тридцать четыре. Я алкоголичка, и я не пью уже двадцать дней. Я из Талсы, Оклахома.

- Двадцать дней, - повторил Адам. - Хорошая работа.

Ну угу, конечно.

Мы все кивнули.

- Добро пожаловать, - приветствовали мы ее, и это было странно, потому что мы все сказали это с разной степенью искренности – кто большей, кто меньшей. А что нам еще оставалось сказать? Спасайся?

Затем мы перешли к так называемому Разборутого, кто как себя чувствует, над чем мы сегодня собираемся работать, нашего здорового и нездорового поведения, наших секретов и тому подобного. О, и мы обязательно должны были сказать о себе что-то хорошее. Мы зовем это аффирмациями. Это положительные утверждения и нам нужно придумать их целых три штуки.

Первым был Рафаэль.

- Я Рафаэль. Я алкоголик.

- Привет, Рафаэль, - ответили мы. Это всегда так.

Рафаэль задумался и через некоторое время сказал:

- Никаких секретов. Мне грустно. Думаю, это для всех не секрет. - Он снова умолк, потом продолжил: - Мне снятся плохие сны. - Он глянул на меня и усмехнулся. - И не только мне одному. - Обвел взглядом комнату. - Ничего нездорового… если не считать того, что у меня были мысли о выпивке, но они прошли. - Рафаэль сделал глубокий вдох: он, как и я, ненавидел аффирмации. - Я способен измениться. - Он всегда говорил эту фразу. Порой – с иронией, порой – искренне. Сегодня с долей искренности в голосе.

- Это так, - подтвердили мы. С этими аффирмациями мы всегда должны вторить говорящему. Ужасно не люблю всю эту групповуху.

- Мне нравится быть трезвым.

- Это так. - Мы прям как паства в церкви, твердящая «Аминь».

- Мне нравятся деревья, - прошептал Рафаэль.

- Это так, - прошептали мы в ответ. Аминь.

- Деревья? - влез Шарки. Вообще-то мы не должны никого прерывать во время Разбора. - Это твоя аффирмация? Что тебе нравятся деревья? - Шарки опять взбеленился на пустом месте.

Это лишь рассмешило Рафаэля.

- Да, Шарки, мне нравятся деревья.

Шарки явно хотелось сказать Рафаэлю, что это чушь собачья, но он почему-то решил промолчать.

- Деревья – это хорошо, - сказал Адам. - Тут есть кто-нибудь, кому не нравятся деревья?

Тут уж Шарки не смолчал:

- Я вам что, блять, Тарзан? Мне нравятся города – вот что мне нравится.

Адам улыбнулся.

- Ты можешь объясниться в любви к городам, когда очередь дойдет до тебя. - Адам с Шарки обменялись ехидными улыбочками. Обожаю это. И всегда улыбаюсь.

Мы продолжили по кругу. Лиззи была счастлива – иногда с ней это случается.

- У меня физическая, духовная и эмоциональная связь. - В группе часто это говорят. Связь, блин, с чем?

И, боже, как же я ненавижу, когда наступает моя очередь говорить.

- Я Зак. И, наверное, я алкоголик.

- Наверное? - спросил Адам.

Я в упор уставился на него прожигающим взглядом «Я АЛКОГОЛИК», а затем взглядом «теперь-ты-доволен?»