– Веллингтон!

Рейли в последний раз увидел за ручьем брата, и тут удар дубинкой пришелся ему в лоб, сразу над бровью, и он почувствовал, как лопается кожа и теплая кровь заливает глаза. Перед тем как она ослепила его, он увидел лицо Джозефа Динизулу, перекошенное от воинской жажды крови. Ноги мальчика подогнулись, и он ничком упал на землю, а удары продолжали сыпаться на его спину и плечи.

Должно быть, он ненадолго потерял сознание, потому что, когда повернулся на бок и вытер кровь с глаз обратной стороной ладони, увидел, что зулусы всем отрядом перешли ручей, а остатки его импи в панике убегают к зарослям эвкалиптов; люди Динизулу преследовали их.

Рейли попытался встать, но опять начал терять сознание, и его голову объяла темнота. Когда он в следующий раз очнулся, его окружили зулусы, осыпая оскорблениями. На этот раз он сумел сесть, и тут шум стих и сменился напряженным ожиданием. Рейли поднял голову и увидел Джозефа Динизулу, который проталкивался сквозь ряды, насмешливо глядя на него.

– Лай, пес коса, – приказал он. – Мы хотим услышать, как ты лаешь и скулишь, прося пощады.

Рейли, у которого кружилась голова, вызывающе мотнул ею, чувствуя резкую боль под черепом от этого движения.

Джозеф Динизулу поставил ему на грудь босую ногу и сильно толкнул. Рейли был слишком слаб, чтобы сопротивляться, и упал на спину. Джозеф Динизулу, стоя над ним, поднял набедренную повязку. Другой рукой он отвел кожаный мешочек, обнажив розовую головку, и направил струю мочи прямо в лицо Рейли.

– Пей, пес коса, – рассмеялся он.

Горячая моча пахла аммиаком и отчаянно жгла открытые раны на голове, и гнев, унижение и ненависть заполнили душу Рейли.

– Брат мой, я очень редко пытаюсь отговорить тебя от задуманного. – Хендрик Табака сидел на покрытом леопардовой шкурой стуле, упираясь локтями в колени и наклонившись вперед. – Дело не в самом браке: ты знаешь, я всегда уговаривал тебя взять жену, много жен, чтобы рожали много сыновей; я не одобряю не саму мысль о женитьбе; мысль о зулусах не дает мне спать по ночам. В этой земле десять миллионов других молодых женщин брачного возраста, зачем тебе зулуска? Я предпочел бы увидеть в твоей постели черную мамбу.

Мозес Гама негромко рассмеялся.

– Твоя забота обо мне доказывает твою любовь. – Он снова стал серьезен. – Зулусы – самое многочисленное племя на юге Африки. Сама численность не дает от них отмахнуться. Добавь к этому их агрессивность и воинский дух, и ты поймешь, что в этой земле ничего не изменится без участия зулусов. Если я не смогу заключить союз с этим племенем, все мои мечты пойдут прахом.

Хендрик вздохнул, хмыкнул и покачал головой.

– Давай, Хендрик, ты ведь разговаривал с ними. Разговаривал? – настойчиво спрашивал Мозес, и Хендрик неохотно кивнул.

– Четыре дня я провел в краале Сангане Динизулу, сына Мбежане, который был сыном Губи, который был сыном Дингаана, который был братом самого короля Чаки. Он считает себя зулусским принцем и не раз говорил мне, что его имя означает «Небо»; он роскошествует на земле в холмах под Ледибургом – эту землю подарил ему его старый хозяин генерал Шон Кортни. Здесь у него много жен и триста голов жирного скота.

– Все это я знаю, брат мой, – прервал его Мозес. – Расскажи о девушке.

Хендрик нахмурился. Он любил начинать рассказ с самого начала и не упускать никаких подробностей, пока не дойдет до конца.

– Девушка, – повторил он. – Старый зулусский мошенник стонет, что она луна его ночей и солнце дней, что никто никогда не любил дочь так, как он любит свою, и что он не позволит жениться на ней никому, кроме вождя зулусов. – Хендрик вздохнул. – День за днем слушал я перечисление достоинств этой зулусской самки шакала: как она прекрасна, как талантлива, что она сестра в правительственной больнице, что она происходит от длинной линии жен, приносивших много сыновей… – Хендрик замолчал и с отвращением плюнул. – Прошло три дня, прежде чем он упомянул то, что с самого начала было у него на уме, – lobola, выкуп за невесту. – Хендрик раздраженно развел руками. – Все зулусы воры и пожиратели навоза.

– Сколько? – с улыбкой спросил Мозес. – Какая ему нужна компенсация за брак с человеком из чужого племени?

– Пятьсот голов лучшего скота, все коровы, способные телиться, и все не старше трех лет. – Хендрик сердито сморщился. – Все зулусы воры, а раз он называет себя зулусским принцем, значит, он принц воров.

– Естественно, ты сразу согласился? – спросил Мозес.

– Естественно, я торговался еще два дня.

– И какова окончательная цена?

– Двести голов, – вздохнул Хендрик. – Прости, брат, я старался, но этот старый зулусский пес стоял, как скала. Это самая низкая цена за луну его ночей.

Мозес Гама откинулся на спинку стула и задумался. Цена была невероятно огромна. Хороший скот шел по 50 фунтов за голову, но в отличие от брата Мозес не питал неутолимой страсти к деньгам как таковым.

– Десять тысяч фунтов? – негромко спросил он. – Найдется ли у нас столько?

– Будет больно. Целый год мне будет так больно, словно меня избили хлыстом, – проворчал Хендрик. – Понимаешь ли ты, брат мой, сколько всего человек может купить за десять тысяч фунтов? За эти деньги я мог бы купить десять девушек коса, красивых, как райские птицы, пухлых, как цесарки, и со свидетельством о девственности, подписанным самыми авторитетными повитухами…

– Десять девушек коса не приведут ко мне зулусов, – оборвал его Мозес. – Мне нужна Виктория Динизулу.

– Lobola не единственное, что с нас требуют, – сказал Хендрик. – Есть еще кое-что.

– Что еще?

– Девушка христианка. Если ты возьмешь ее, других жен у тебя не будет. Она останется твоей единственной женой, брат мой. Прислушайся к человеку, который дорого заплатил за свой опыт: три жены – самое меньшее, что необходимо мужчине для довольства. Три жены будут с таким пылом оспаривать внимание мужа, что мужчина может расслабиться. Две жены – лучше, чем одна. А вот одна жена – одна и единственная – сделает пищу в твоем животе кислой и покроет твои волосы серебром. Пусть эта зулусская девка идет к тому, кто больше ее заслуживает, – к какому-нибудь зулусу.

– Передай ее отцу, что мы заплатим цену, которую он просит, и принимаем его условия. Скажи также, что, поскольку он принц, мы ждем от него свадебного пира, достойного принцессы. Нам нужна свадьба, о которой будут говорить по всему Зулуленду: от Дракенсбергских гор до самого океана. Я хочу, чтобы мой брак видели все вожди и старейшины, чтобы присутствовали все советники и индуны, чтобы явился сам король зулусов, и, когда все они соберутся, я буду говорить с ними.

– Можешь с таким же успехом разговаривать со стадом бабуинов. Зулус слишком горд и полон ненависти, чтобы понять твои слова.

– Ты ошибаешься, Хендрик Табака. – Мозес накрыл руку брата своей. – Это мы недостаточно горды и недостаточно сильно ненавидим. Наша гордость, наша слабая ненависть извращены и нацелены не на ту мишень. Мы тратим их друг на друга, на черных. Если бы все черные племена собрали всю свою гордость и всю ненависть и обратили против белых, разве те могли бы сопротивляться? Вот о чем я буду говорить на своем свадебном пиру. Вот для чего мы создаем «Umkhonto we Sizwe» – «Копье народа».

Какое-то время они молчали. Глубина видения брата, его страшная одержимость всегда пугали Хендрика и вызывали у него благоговение.

– Как угодно, – согласился он наконец. – Когда ты хочешь устроить свадьбу?

Мозес не раздумывал ни секунды.

– В полнолуние середины зимы. За неделю до начала нашей кампании неповиновения.

Они снова помолчали. Наконец Мозес встряхнулся.

– Значит, решено. Мы должны обсудить перед ужином что-нибудь еще?

– Ничего. – Хендрик встал и собрался приказать женщинам нести еду, как вдруг вспомнил. – А, еще одно. Белая женщина, та, с которой ты был в «Ривонии». Ты ее помнишь?

Мозес кивнул.

– Да, женщина Кортни.