Мама Нгинга заколыхалась от удовольствия, а девушки в окнах засмеялись.
– Детеныш льва, этот малыш, – говорили они друг другу.
Бегая по улицам, братья звали; из лачуг, из старых хижин, из новых кирпичных домов, построенных правительством, к ним выбегали товарищи, и вскоре следом за братьями шло пятьдесят мальчиков примерно одного возраста. Некоторые несли длинные предметы, тщательно завернутые и перевязанные ремнями из невыделанной кожи.
На дальнем краю пригорода окружавшую его сплошным кольцом изгородь прорезали. От случайного взгляда этот разрез скрывали кусты. Мальчики пробрались в проход и оказались на плантации эвкалиптов. Здесь под возбужденные разговоры они сбросили потрепанную европейскую одежду. Никто еще не был обрезан; их пенисы, которые уже начали увеличиваться в размерах, еще были увенчаны маленьким, сморщенным кожистым колпачком. Через несколько лет мальчики дорастут до возраста посвящения и должны будут выдержать изоляцию, трудности и боль от ножа. Это связывало их больше, чем племенные обычаи: они на всю жизнь породнятся благодаря ножу обрезания.
Они старательно сложили одежду: за всякую потерю строго спросят рассерженные родители, – голышом собрались вокруг драгоценных свертков и смотрели, как общепризнанные атаманы Веллингтон и Рейли Табака разворачивают их. Каждый получил форму воина племени коса – не настоящую, конечно, с бычьими хвостами, погремушками и головными уборами: настоящую они наденут только на церемонию обрезания – amadoda. Здесь были лишь детские поделки: шкуры бродячих собак и кошек, но мальчики надевали их гордо, как подлинные, перевязывали предплечья, бедра и лбы полосками шерсти и разбирали оружие.
Опять-таки это были не воинские ассегаи с длинными лезвиями, а всего лишь традиционные дубинки для драки. Но даже в руках детей эти длинные дубинки становились грозным оружием. Держа в каждой руке по дубинке, мальчишки мгновенно преобразились в вопящих демонов. Они размахивали дубинками и привычно вращали запястьями, так что дубинки свистели и пели в воздухе; они гремели ими одной о другую, сводили вместе, образуя непроходимый заслон; они прыгали, кувыркались и приплясывали, нацеливая друг в друга удары. Наконец Рейли Табака резко свистнул в свой роговой свисток, и все выстроились плотной дисциплинированной колонной.
Рейли повел их. Особым раскачивающимся быстрым шагом, высоко держа боевые дубинки, распевая воинские песни своего племени, они вышли с плантации и оказались в открытом холмистом вельде. Коричневая трава доходила им до колен, а в просветах виднелась шоколадно-красная почва. Местность полого спускалась к узкому ручью, скалистое русло которого лежало в крутых берегах; потом ручей снова поднимался навстречу светлому сапфиру неба высокого вельда.
Когда мальчики начали спускаться по склону к воде, далекая полоска неба разорвалась, на ней показалась длинная цепь раскачивающихся головных уборов – и появилась еще одна группа мальчиков, как и эти, в набедренных повязках, с голыми руками и ногами. Высоко поднимая дубинки, они остановились на вершине, увидели друг друга и завыли, как собаки, взявшие след.
– Зулусские шакалы! – завопил Рейли Табака, и его ненависть была так сильна, что на лбу проступила тонкая пленка испарины. Насколько уходит в прошлое племенная память, зулусы всегда были врагами; ненависть кипела у него в крови, глубокая и древняя. История не знает, сколько раз повторялась эта сцена, сколько тысяч раз на протяжении столетий вооруженные отряды зулусов и коса – импи – так смотрели друг на друга; запоминались только жар битвы, и кровь, и ненависть.
Рейли Табака высоко, едва не до плеч брата, подпрыгнул и дико завопил, и его мальчишеский голос в конце предательски перешел в девчачий писк.
– Я хочу пить! Дайте мне напиться зулусской крови!
Его воины запрыгали и закричали:
– Дайте нам зулусской крови!
Противоположные берега оглашали угрозы, оскорбления и вызовы, их доносил ветер. Затем оба импи одновременно двинулись вниз; распевая и прыгая, они спускались с крутых берегов в узкую долину, пока между ними не оказался только узкий ручей, и их командиры выступили вперед, чтобы обменяться новыми оскорблениями.
Зулусский индуна был одних лет с близнецами. В поселке он ходил в тот же класс правительственной средней школы, что и они. Зовут его Джозеф Динизулу, он высок, как Рейли, и широкоплеч, как Веллингтон. Его имя и осанка напоминают всему миру, что он королевского зулусского рода.
– Эй вы, пожиратели гиеньего дерьма! – крикнул он. – Мы учуяли вас за тысячу шагов против ветра. От вони коса тошнит даже стервятников.
Рейли высоко подпрыгнул, крутанувшись в воздухе и подняв набедренную повязку, чтобы показать ягодицы.
– Я очищаю воздух от зулусской вони ветрами! – крикнул он. – Нюхайте, любовники шакалов!
И он пустил такие громкие и долгие ветры, что зулусы, стоящие перед ним, засвистели, выражая ненависть, и заколотили дубинками.
– Ваши отцы – бабы, ваши матери – обезьяны, – крикнул Джозеф Динизулу, почесывая подмышки. – Ваши деды – бабуины, – он изобразил обезьянью походку, – а ваши бабки…
Рейли прервал это оскорбительное перечисление предков, резко дунув в роговой свисток, и спрыгнул с берега к воде. Приземлился на ноги, легкий, как кошка, и перемахнул через ручей. Он оказался на противоположном берегу так быстро, что Джозеф Динизулу, не ожидавший столь скорого завершения перепалки, отступил перед этим натиском.
Десяток других мальчиков коса откликнулись на свисток и последовали за командиром, и яростное нападение Рейли отвоевало для его отряда плацдарм на противоположном берегу. Коса с пением, под свист дубинок собрались за ним и ударили в центр противостоящего импи. Рейли Табаку охватил боевой задор. Он был неуязвим, руки его не знали усталости, кисти и запястья работали так быстро и искусно, что дубинки зажили самостоятельной жизнью, находя слабые места в обороне противостоящих зулусов, ударяясь о плоть, стуча по костям, разрывая кожу, так что скоро покрылись свежей кровью. Ее капли блестели в свете солнца.
Казалось, он неуязвим, но вдруг что-то ударило его в ребра прямо под вскинутой рукой, и он ахнул от боли и неожиданного осознания своей человеческой хрупкости. Минуту назад он был богом войны, а теперь стал маленьким мальчиком, почти выбившимся из сил, которому очень больно и который так устал, что даже не может выкрикнуть очередной вызов; перед ним плясал Джозеф Динизулу – за несколько секунд он словно вырос на шесть дюймов. Снова свистнула его дубинка, нацеленная в голову Рейли, и только отчаянным защитным движением Рейли отразил удар. Отступил на шаг и огляделся.
Не следовало так безрассудно нападать на зулусов. Нет более коварного и хитрого противника, их главным приемом всегда было заманить и окружить. Зулус Чака, этот бешеный пес, родоначальник волчьего племени, называл такой маневр «Рога быка». Бычьи рога брали противника в «вилы», и грудью раздавливали его насмерть.
Джозеф Динизулу отступал вовсе не от страха или удивления – так ему велела подсознательная хитрость, и Рейли завел дюжину своих товарищей в зулусскую западню. Они были одни, остальные остались на том берегу ручья. Он видел их на том берегу поверх голов обступивших его зулусов, и во главе их стоял Веллингтон Табака, его брат, стоял молча и неподвижно.
– Веллингтон! – закричал Рейли срывающимся от усталости и страха голосом. – Помоги нам! Мы держим зулусского пса за яйца. Приди и ударь его в грудь!
На большее ему не хватило времени. Джозеф Динизулу снова набросился на него, и каждый его удар казался сильнее предыдущего. Грудь у Рейли болела, и тут новый удар пробил его защиту и пришелся в плечо, парализовав правую руку до кончиков пальцев. Дубинка вылетела из его руки.
– Веллингтон! – снова закричал он. – Помоги!
Вокруг падали его воины: некоторых сбивали, другие просто бросали дубинки и зарывались в пыль, умоляя пощадить их, а дубинки зулусских мальчишек поднимались и опускались, удары обрушивались на мягкую плоть, и воинственный зулусский клич звучал, как вой собак, преследующих зайцев.
