– Только поэтому?

– Ну и, наконец, интуиция. Не знаю почему, но мне кажется, что я должен проверить это дело, чтобы убедиться в естественной смерти Николая Тихоновича Долгоносова.

– Ты думаешь, что эксперты смогут что-то установить по кучке оставшегося от него пепла? Это практически невозможно.

– Не думаю. Но я постараюсь убедить нового директора пустить меня в кабинет умершего. Нужно попросить, чтобы Раиса Тихоновна позвонила Офелии и предупредила о нашем визите. Конечно, нужно осмотреть кабинет погибшего. Не говоря уже о том, что нужно попытаться исследовать одежду умершего. Если ее еще не выбросили или не отдали в чистку.

– Пойдешь к вдове?

– Обязательно. Я думаю, что ей тоже будет спокойнее. Иначе слухи о его неестественной смерти будут все время ее нервировать. Если она, конечно, не виновна.

– А если виновна? Ты не подумал, что наша гостья может оказаться права и вдова действительно отравила своего мужа, чтобы завладеть его состоянием? В нашей практике такие случаи иногда встречались.

– Если вдова не полная дура, то она должна понимать, что первой подозреваемой будет именно она. Судя по тому, как она успешно поменяла первого мужа на второго и вынудила второго мужа довольно быстро усыновить ее сына, она совсем не глупа. Возможно, Раиса Тихоновна права, утверждая, что у Далвиды был расчет, когда она выходила замуж за ее брата. Но расчет совершить убийство с целью завладения наследством слишком невероятен для обычного человека. Решиться на подобное может не каждый. Это как некий рубеж Рубикона, перейдя который ты понимаешь, что обратной дороги не будет и ничего изменить уже невозможно. А самое главное – зачем? Зачем убивать своего мужа, благодаря которому ты ездишь в хорошей машине, отдыхаешь на дорогих курортах, твой сын ходит в престижную школу и ты становишься уважаемой и состоятельной женой без пяти минут академика. Она, наоборот, должна заботиться, чтобы он жил долго.

– Тогда она не могла быть убийцей, и не следовало вообще браться за это расследование, – сказал Вейдеманис, наливая чай своему напарнику и себе кофе с молоком.

– Я уже дал согласие, – напомнил Дронго, – теперь нужно переговорить сначала с его секретарем, а затем с исполняющим обязанности директора института. Посмотрим, что у нас получится. Возможно, само расследование завершится быстро, в течение одного-двух дней, и мы с полным основанием будем утверждать, что это была естественная смерть от инфаркта.

Вейдеманис, соглашаясь, кивнул. Оба даже не подозревали, что начинают расследование, где загадочная череда убийств и смертей станет поводом к разгадке тайны, за которой будет скрываться истинный убийца.

Институт находился на Волгоградском проспекте, и уже к десяти часам утра Дронго и Вейдеманис подъехали к зданию, чтобы заказать пропуск. Оказалось, что без предварительной заявки пропуск им не выпишут. Пришлось звонить Офелии, чей телефон любезно предоставила Раиса Тихоновна.

– Я вас слушаю, – ответила секретарь. Голос был приятный, грудной, без акцента.

– С вами говорит эксперт Дронго, – представился он, – вчера вечером Раиса Тихоновна должна была предупредить вас о нашем возможном визите.

– Да, она мне звонила, – подтвердила Офелия, – но я думала, что мы встретимся где-нибудь в другом месте. Не в нашем институте.

– А мне казалось, что будет лучше, если мы поговорим с вами именно на вашем рабочем месте, – подчеркнул Дронго.

– Это невозможно, – неожиданно ответила Офелия, – наш новый директор не разрешает никому выдавать пропуска без его личного согласия. Или согласия заместителя директора. У нас сейчас новые правила. Никто не может выписать пропуск, не согласовав его с руководством.

– Разве вы оборонный институт или особо секретный? – спросил Дронго.

– Нет, конечно. Но сейчас новые порядки.

– Их ввел Ростом Нугзарович?

– Да. На следующий день после похорон.

– Почему? Он чего-то боится?

– Не знаю. Раньше так не было. Любой сотрудник института мог выписать пропуск. А сейчас нельзя. Может, я выйду к вам в перерыве? – предложила Офелия.

– Мы хотели войти в ваше здание, – напомнил Дронго, – и переговорить не только с вами.

– Не знаю. Если разрешит Ростом Нугзарович. Я могу соединить вас с ним, если вы перезвоните по городскому.

– Хорошо, – согласился Дронго. – Дайте мне номер вашего городского телефона.

Секретарь продиктовала номер, и он перезвонил.

– Сейчас соединяю, – ответила Офелия. Он услышал, как она говорит по селектору исполняющему обязанности директора:

– Вам звонит эксперт господин Дронго. Он хочет с вами переговорить.

– Какой эксперт? – недовольно спросил Ростом Нугзарович. – Я не знаю никакого эксперта Дранго.

– Дронго, – поправила его секретарь.

– Не знаю никакого Дронго, – повторил Окрошидзе.

– Он просит соединить его с вами, – терпеливо объяснила Офелия.

– Хорошо. Я возьму трубку. Соедините.

Дронго услышал голос директора. Он говорил с характерным грузинским акцентом.

– Слушаю вас.

– Говорит эксперт Дронго. Извините, что беспокою вас, Ростом Нугзарович, но нам нужно срочно увидеться.

– По какому вопросу?

– К нам обратилась сестра вашего бывшего директора Николая Тихоновича, которая утверждает, что смерть ее брата вызвала у нее определенные вопросы.

– Она сошла с ума! – недовольно произнес Ростом Нугзарович. – Я знаю, о чем вы говорите. Раиса Тихоновна считает, что ее брата убили. Я понимаю, что она потрясена смертью близкого человека, но так тоже нельзя себя вести. Она экзальтированная дама, которая начиталась детективов. У нас не колония и не бандитская малина, а серьезный институт, где работает больше двухсот человек. У нас четырнадцать кандидатов наук и три доктора. И среди них нет убийц или отравителей, как ей кажется. Уверяю вас, что любой человек в нашем институте как минимум рассмеется, услышав такое предположение. Или решит, что сказавший подобную чепуху не совсем нормальный человек. Она пыталась говорить со мной на эту тему, но я сразу ей объяснил, что это малопродуктивное и бесполезное занятие. Но она не успокоилась и решила найти эксперта. Вы, наверно, частный детектив?

– Да, – сдержанно ответил Дронго.

– Тем более. Хочу вам сразу сказать, что я не разрешу будоражить коллектив и проводить здесь частные расследования. Для этого есть прокуратура, полиция, следователи. Извините, но я считаю, что Раиса Тихоновна просто не знает, о чем говорит. Тем более что супруга покойного тоже против подобных расследований.

– Но мы хотели переговорить…

– Я все сказал, – прервал его Ростом Нугзарович, – пока я здесь директор, вы сюда не войдете и никаких расследований проводить не будете. Извините, мне нужно ехать на совещание. До свидания.

Он положил трубку. Дронго невесело взглянул на Эдгара.

– Вот так начинается наше расследование, – сказал он, – Окрошидзе не хочет нас пускать в институт и считает, что Раиса Тихоновна напрасно попросила нас о дополнительном расследовании.

– Я думаю, что его можно понять, – вздохнул Вейдеманис, – он прав. Здесь научный институт, а не поселение для уголовной шпаны.

– Он сказал мне примерно то же самое, – ответил Дронго, – и судя по всему, нас в институт просто не пустят.

– И ты отступишь?

– Я часто отступал в своей жизни?

Эдгар улыбнулся.

– Не отступал, – согласился он, – но директор не хочет тебя пускать. Что ты будешь делать?

– Подожду минут двадцать, – пояснил Дронго, – он сказал, что сейчас уедет. А его секретарь еще до этого сообщила мне, что разрешение на вход в здание института могут выписывать исполняющий обязанности директора сам Окрошидзе и его заместитель. Вчера Раиса Тихоновна похвалила второго заместителя, который был помощником ее брата. Кажется, Вилен Захарович Балакин. Вот ему я и позвоню через двадцать минут.

– А если он тоже откажет? Не захочет ссориться с новым директором? Что будем делать?