Никита Вязов был предупрежден Бережным о предстоящей видеопередаче из Кембриджа.
— Англичане решили нас чем-то удивить, — со смешком объявил он матери.
Елена Михайловна слишком хорошо знала сына, чтобы не заметить морщинку меж бровей на его старательно спокойном лице. Очевидно, дело очень серьезное.
Она подготовила видеоэкран и даже остановила старинные часы с курантами, чтобы они не тикали слишком громко и не стали бы бить во время передачи.
Мать с сыном уселись перед экраном. Каждый думал о своем. Елена Михайловна, напряженно спокойная, заставляла себя примириться с неизбежностью полета сына в космос, долгих четырех лет разлуки с ним и своего одиночества.
Никита думал о Наде, представляя ее вот так же сидящей перед экраном вместе с дедом-академиком, конечно, предупрежденном о видеопередаче «особого научного значения».
И когда появилась на экране миловидная Мэри Хьюш-Белл, Никита подумал, что англичанка невидимыми узами связывает его с Надей, но в конце передачи понял, что не связывает она его с Надей, а разрывает их узы. Принятый ею голос из космоса он воспринял как прямое обращение к себе, к штурману спасательного звездолета.
Елена Михайловна с тревогой смотрела на сына. От нее не ускользнула произошедшая в нем перемена. К тому же, едва кончилась видеопередача, он вскочил, на ходу надевая штурманскую куртку, в которой недавно грелась Надя на заброшенной железнодорожной платформе.
— В штаб перелета? — понимающе спросила Елена Михайловна.
— Да, тут недалеко, — небрежно отозвался Никита.
И снова, как бывало, следила мать взглядом за сыном, скрывшимся за деревьями бульвара, а потом тихо пошла тем же путем, не спуская с него глаз, словно уже отправляла его в далекий и опасный путь, подобно тому, как в тяжкие дни войны провожали ее прабабки сыновей, призванных Долгом, который отдавал обратно порой одного из десяти. И ее Никита был теперь таким же сыном Долга.
Бережной ждал штурмана на пороге штаба.
Его вызов по браслету связи застал Вязова уже в пути:
«В штаб перелета. Немедля. Потом в Звездный комитет».
Пожали друг другу руки молча. Потом отправились ко Дворцу звезд.
Елена Михайловна издали видела, как встретились звездолетчики, как пошли дальше вместе.
— Ну, готов? — спросил Бережной.
— Еще бы!
— Каков голос из космоса? Что скажешь?
— Я не компьютер. Перебирать мириады вариантов не берусь. По мне в принятом послании двух слов достаточно. Первого и последнего.
— По твоему, это все-таки слова?
— Твердо. Обрыв и Крылов.А у Крылова может быть только один обрыв.
— Буксира, считаешь?
— Стокилометрового.
— А из-за чего?
— А вы как думаете, командир?
— Всякое думается. Двигатели пошли в разгон. Технический модуль рванулся. Без отказа техники не бывает.
— На то и люди при ней.
— Догнать оторвавшийся модуль не просто. Сам понимаешь.
— Значит, нам догонять придется.
— Верно рассуждаешь, штурман. А как насчет масштаба времени, о котором толковала английская «радиоледи»?
— Об этом пусть ученые договариваются. А наш долг — лететь, товарищей спасать.
— И ты готов? — испытующе спросил Бережной. Никита вспомнил Надю в своей куртке, предутренний туман и «слово», которое стремилась она с него взять.
— Если командир готов с переломанными ногами, то штурману сослаться не на что.
— Кости — это что! В пути срастутся! Раны мои к Земле не привязывают, хотя и на околоземной орбите получены. А как у тебя с «земными ранами»? Ежели в другое столетие лететь? А?
— Все поняла мать, да виду не показала.
— Настоящая женщина! Для этого матерью надо быть!
— Да, матерью надо стать, — повторил Никита, снова подумав о Наде.
Звездолетчнки уже входили во Дворец звезд, встретив на пороге седого и грузного академика Зернова. Он церемонно раскланялся с ними.
Надя и Бурунов трудились, программируя и корректируя программы для персонального компьютера академика Зернова.
Перед ними была совершенная электронно-вычислительная машина последнего поколения, воплощение «электронной мудрости», удивительное сочетание лазерной и биотехники. Компьютер этот способен был выбирать нужное решение из мириада вариантов. Он превосходно играл в шахматы, обыгрывал не только Надю и Бурунова, но порой даже и самого непобедимого академика, когда тот снисходил до такой забавы.
Надя нервничала. Бурунов тоже. Но причины их волнений были прямо противоположны, хотя действовали они слаженно, помогая друг другу.
Персональный компьютер Зернова по прозванию «Пи» (сокращенное Пифагор) обладал способностью синтезировать речь и отвечал на любом из шести языков работающему с ним оператору.
«Пи» получил задание подобрать осмысленные слова, слоги которых совпадали с обрывками, по-видимому, русской речи, записанными радиотелескопом Малбарской обсерватории: «Обры… ра… пом… был… ну… сер… рыло…»Пи загадочно молчал. Невидимые бури бушевали в нем на молекулярном уровне, невидимые и неслышные. И наконец он четко, но монотонно произнес:
— Могу предложить варианты.
Надя обрадовалась. Стала вслушиваться в произносимые компьютером фразы. В большинстве своем они представляли собой набор малозначащих слов, плохо связанных общей мыслью. Когда же Наде показалось наконец, что компьютер говорит именно то, что нужно, то есть связывает между собой первое слово ОБРЫВ и последнее КРЫЛОВ, она схватила отпечатанную им расшифровку:
— Спасибо тебе, Пи! Ты — хороший! — крикнула она и бросилась к выходу.
— Надя, — остановил ее Бурунов, — я просил бы вас не торопиться. Мы скомпрометируем нашу работу, предоставив подобную расшифровку Звездному комитету. Я слишком дорожу авторитетом академика Зернова, по поручению которого мы ищем убедительное прочтение сигналов, а не подгоняем первые попавшиеся слова под заранее принятую схему.
— Не понимаю вас, Константин Петрович! Ведь все логично, ложится именно так, как могло быть передано со звездолета.
— Вы думаете? А у меня несколько иные представления. Позвольте, я займусь расшифровкой в совершенно ином ключе.
— Я не знаю, что вы тут будете делать, но простите меня, Константин Петрович, я улетаю в Звездный городок. Передам, что мы получили.
— Прошу не ссылаться в таком случае на мое имя. Это только ваша работа. Я попробую еще раз дать задание нашему электронному помощнику.
— Пожалуйста, но не забудьте, как вы проигрывали в шахматы этому послушному помощнику. Проиграете и сейчас. Правда, Пи?
— Едва ли. Речь идет о более серьезных вещах, не совместимых ни с какой игрой, — назидательно произнес Бурунов.
— Желаю успеха, — крикнула от дверей Надя и выбежала из дачи, держа в руке стандартный бланк компьютерной расшифровки.
Надя помчалась на станцию пригородных взлетолетов, пробежала по знакомой дороге, по которой они ходили всегда с дедом в парк усадьбы, принадлежавшей когда-то Аксакову, а потом Мамонтову. Впервые она не срывала с обочин дороги душистых цветочков, боясь задержаться хоть на мгновение.
Вот поворот к взлетолетной площадке, а вот и не успевший подняться взлетолет! Надя замахала рукой с бумажкой.
Пилот сразу решил, что ему следует захватить ее с собой.
Но первое слово, которое она произнесла, смутило и его, и пассажиров, уже находившихся в кабине.
— Умоляю, я прошу вас, друзья! Помогите доставить эту расшифровку в Звездный городок. Я понимаю, что это вам не по пути. Придется сделать крюк, чуть задержаться, но это необходимо, поймите, необходимо. Здесь голос из космоса, может быть, голос пропавшего звездолета! А сейчас Всемирному Звездному комитету крайне необходима эта расшифровка. Прошу вас!
Слова Нади и тон ее были настолько убедительны, что ни у кого не оставили сомнений в необходимости изменить маршрут.
Пассажиры с интересом разглядывали взволнованную девушку, а пилот доложил по радио о причине задержки.