— Здравствуйте, — слабым голосом ответила Гвендолен.

— Не будете ли вы столь любезны дать мне свой адрес? — спросил Питт. — На случай, если будет расследование? А теперь, конечно, вы хотите найти другой кеб и поехать домой.

— Да, — поспешно согласился Десмонд. — Да, мы живем в Гэдстоун-парк, номер двадцать три.

Ему хотелось добавить, что он вряд ли сможет помочь в расследовании, так как не знает этого человека и не имеет ни малейшего представления, кто он и что с ним случилось. Однако в последнюю минуту Десмонд счел за благо промолчать и был рад удалиться. И только когда он уже ехал в другом кебе и был на полпути от дома, ему пришло в голову, что жене полисмена придется добираться одной или же вместе с мужем ждать кареты из морга и сопровождать его. Быть может, нужно было предложить ей помощь? Но теперь слишком поздно. Лучше как можно скорее забыть все это.

Шарлотта и Томас стояли на мостовой возле трупа. Питт не мог бросить жену одну на улице в тумане, но и тело нельзя было оставлять без присмотра. Снова порывшись в карманах, он нашел свисток. Свистнув что было сил, он подождал, потом снова свистнул.

— Странно, что кебмен мертв уже более одного-двух часов, — спокойно заметила Шарлотта. — Разве лошадь не привезла бы его домой?

Питт скривился, и его длинный нос сморщился.

— Да, пожалуй.

— Как он умер? — осведомилась она. — От холода? — В ее голосе слышалась жалость.

Томас слегка коснулся ее руки, и этот жест был красноречивее любых слов.

— Не знаю, — ответил он очень спокойно. — Но он мертв давно — быть может, неделю или больше. И у него земля в волосах.

Шарлотта пристально посмотрела на мужа, лицо ее побледнело.

— Земля? — повторила она. — В Лондоне? — Она не смотрела на тело. — Как он умер?

— Не знаю. Полицейский врач…

Томас не успел закончить свою мысль, так как из темноты вынырнул констебль, а через минуту — другой. Вкратце поведав о случившемся, Питт переложил на них ответственность. У него ушло десять минут на поиски кеба, и в четверть двенадцатого они с Шарлоттой уже были дома. Там царила тишина и было тепло после промерзших улиц. Джемайма, их двухлетняя дочь, ночевала у миссис Смит в доме напротив. Шарлотта предпочла оставить ее там, нежели будить в столь поздний час.

Питт закрыл дверь, и за нею остались и чета Кэнтлей, и мертвый кебмен, и туман — все, кроме жизнерадостных мелодий и красок оперы. Когда он женился на Шарлотте, она без единой жалобы отказалась от комфорта отцовского дома и от положения в обществе. Томас всего второй раз смог сводить ее в театр, и такое событие стоило отпраздновать. Весь вечер он смотрел на сцену, время от времени переводя взгляд на лицо жены. Ее радость стоила того, чтобы экономить, — стоила каждого отложенного пенни. Питт с улыбкой прислонился к двери и мягко притянул к себе Шарлотту.

Туман перешел в дождь, затем — в мокрый снег. Когда два дня спустя Питт сидел за своим столом в полицейском участке, вошел сержант. У последнего был растерянный вид. Питт поднял на него взгляд.

— В чем дело, Гилторп?

— Вы помните мертвого кебби, сэр, которого нашли позавчера ночью?

— Что с ним? — Питт предпочел бы забыть об этом деле. В этой трагедии не было ничего необычного — за исключением того, что кебмен был мертв длительное время.

— Ну, — Гилторп переминался с ноги на ногу. — Ну, похоже на то, что он никакой не кебби. Мы нашли разрытую могилу…

Питт замер. Чего-то подобного он подсознательно опасался, когда увидел одутловатое лицо и комок влажной земли — чего-то мерзкого и непристойного. Однако тогда он проигнорировал эту мысль.

— Чью? — тихо спросил он.

Мускулы лица Гилторпа напряглись.

— Лорда Огастеса Фицрой-Хэммонда, сэр.

Питт закрыл глаза, как будто от этого Гилторп мог исчезнуть вместе со своей новостью.

— Он недели три как номер, сэр, — непреклонно продолжал Гилторп. — Две недели как похоронили. Говорят, пышные были похороны.

— Где? — машинально задал вопрос Питт, в то время как его мозг все еще искал лазейку.

— На кладбище у Святой Маргариты, сэр. Само собой, мы там выставили пост.

— Зачем? — Питт открыл глаза. — Какой вред можно причинить пустой могиле?

— Зеваки, — не моргнув глазом, ответил Гилторп. — Кто-нибудь может туда свалиться. Очень трудно выбраться из могилы, право слово. Края крутые и влажные — в такое-то время года. И, конечно, гроб еще там. — Он слегка выпрямился, давая понять, что закончил и ждет теперь указаний от Питта.

Томас взглянул на него.

— Полагаю, мне бы лучше повидать вдову и попросить, чтобы она опознала труп с того кеба. — Он со вздохом поднялся на ноги. — Скажите в морге, чтобы ему придали пристойный вид, хорошо? И так будет мало приятного, независимо от того, он это или нет. Где она живет?

— Гэдстоун-парк, сэр, номер двенадцать. Там все дома очень большие и, надо думать, очень богатые.

— Разумеется, — сухо вымолвил Питт. Любопытно, что пара, которая обнаружила труп, живет там же. Совпадение? — Хорошо, Гилторп. Ступайте в морг и скажите, чтобы его светлость подготовили к опознанию. — Он надел шляпу, обмотал шею шарфом и вышел на улицу под дождь.

Гэдстоун-парк действительно был очень богатым районом. Большие дома стояли поодаль от улицы, а в центре находился ухоженный парк с кустами лавра и рододендронов и с великолепной магнолией — насколько он мог судить по ее зимнему «скелету». Дождь снова перешел в «крупу», и потемнело — это предвещало снегопад.

Питт вздрогнул, когда за воротник попала холодная вода и заструилась по шее. Сколько шарфов ни надевай, всегда одно и то же.

Дом номер двенадцать был зданием в георгианском стиле. Подъездная аллея вела к входу с колоннами. Классические пропорции радовали глаз. Хотя Питт жил в подобном месте только в детстве, когда его отец был лесничим, охранявшим господскую дичь, ему приятно было видеть такие дома: они украшали город и позволяли помечтать.

Томас надвинул шляпу поглубже, когда порыв ветра качнул монументальный лавр у дверей и Питта окатило водой. Позвонив в колокольчик, он подождал.

Появился лакей, облаченный в черное. Питту подумалось, что этот человек напрасно не последовал своему призванию: из него бы вышел отменный владелец похоронного бюро.

— Да… сэр? — Легкая заминка показала, что он распознал представителя низших классов, которому стоило бы знать свое место и входить с черного хода.

Питт привык к подобному обращению. У него не было времени на то, чтобы его сообщение передавали по цепочке слуг, соблюдая иерархию людской, да и милосерднее было сказать все сразу и напрямик.

— Я инспектор Питт из полиции. Могила покойного лорда Огастеса Фицрой-Хэммонда была осквернена, — сказал он спокойно. — Я бы хотел переговорить с леди Фицрой-Хэммонд, чтобы это дело можно было закончить быстро и конфиденциально.

Похоронное выражение лица лакея сменилось испугом.

— Вам… вам бы лучше войти!

Он отступил назад, и Питт последовал за ним. Предстояла настолько тягостная беседа, что он даже не порадовался теплу в доме. Лакей привел его в утреннюю комнату и оставил там — возможно, чтобы сообщить потрясающую новость дворецкому и переложить на того бремя ответственности.

Питту не пришлось долго ждать. Вошла леди Фицрой-Хэммонд, которая остановилась, едва переступив порог. Питт ожидал, что она значительно старше: покойнику из кеба было, по крайней мере, лет шестьдесят, если не больше, а этой женщине — двадцать с небольшим. Траур подчеркивал превосходный цвет лица и свежую кожу, а также гибкость движений.

— Вы говорите, было… э-э… осквернение, мистер?.. — тихо произнесла она.

— Инспектор Питт, мэм. Да. Мне очень жаль. Кто-то разрыл могилу. — Такую безобразную новость невозможно было изложить деликатно, как ни старайся. — Но мы нашли тело, и нам бы хотелось, чтобы вы сказали, действительно ли это ваш покойный муж.