Она как будто не слыхала моих слов. Она положила руку на мое плечо и не дала мне встать.

– Мне кажется, это место околдовало меня, – сказала она. – Оно мне снится каждую ночь, я думаю о нем, когда сижу за шитьем. Вы знаете, я так признательна, мистер Беттередж; вы знаете, я стараюсь заслужить вашу доброту и доверие ко мне миледи. Но я спрашиваю себя ино-гда, не слишком ли спокойна и хороша здешняя жизнь для такой женщины, как я, после всего, что я вынесла. Я чувствую себя более одинокой между слугами, чем когда я здесь, сознавая, что я не такова, как они. Миледи не знает, начальница исправительного дома не знает, каким страшным упреком честные люди служат сами по себе такой женщине, как я. Не браните меня, милый, добрый мистер Беттередж. Я исполняю свое дело, не так ли? Пожалуйста, не говорите миледи, что я недовольна. Я довольна всем. Душа моя неспокойна иногда, вот и все… – Она сняла руку с моего плеча и вдруг указала мне на пески. – Посмотрите! – сказала она. – Не удивительно ли? Не страшно ли? Я видела это раз двадцать, но это ново для меня, как будто я никогда не видела всего прежде.

Я взглянул, куда она указывала. Начался прилив, и страшный песок стал содрогаться. Коричневая масса его медленно поднималась, а потом вся она задрожала.

– Знаете, на что это похоже? – сказала Розанна, опять схватив меня за плечо. – Это похоже на то, будто сотня людей задыхается под этим песком – люди силятся выйти на поверхность и погружаются все глубже в его страшную пучину. Бросьте камень, мистер Беттередж… Бросьте камень, и посмотрим, как втянет его песок!

Вот сумасбродные-то речи! Вот как голодный желудок действует на растревоженную душу! Ответ мой (правда, резкий, но на пользу бедной девушке, уверяю вас!) уже вертелся у меня на языке, когда его внезапно остановил голос из-за дюн, звавший меня по имени.

– Беттередж! – кричал этот голос. – Где вы?

– Здесь! – закричал я в ответ, не понимая, кто бы это мог быть.

Розанна вскочила и стала смотреть в ту сторону, откуда слышался голос. Я сам собирался уже подняться, но тут меня испугала внезапная перемена в лице девушки.

Лицо ее покрылось таким прекрасным румянцем, какого я никогда не видел у нее прежде; она как будто вся просияла от безмолвного и радостного изумления.

– Кто это? – спросил я.

Розанна повторила мой же вопрос.

– О! Кто это? – сказала она тихо, скорее про себя, чем говоря со мною.

Я повернулся и стал смотреть в ту сторону. Из-за дюн показался молодой человек с блестящими глазами, в прекрасном светло-коричневом костюме, в таких же перчатках и шляпе, с розаном в петлице и с улыбкой на лице, которая могла бы вызвать в ответ улыбку даже у Зыбучих песков. Прежде чем я успел стать на ноги, он прыгнул на песок возле меня, обнял меня за шею, по иностранному обычаю, и так крепко, что из меня чуть дух не вылетел.

– Милый Беттередж, – сказал он, – я должен вам семь шиллингов и шесть пенсов. Теперь вы знаете, кто я?

– Господи, спаси нас и помилуй!

Это был мистер Фрэнклин Блэк, приехавший на четыре часа ранее того, чем мы его ожидали.

Прежде чем я успел сказать хоть слово, я увидел, что мистер Фрэнклин с удивлением смотрит на Розанну. Следуя его примеру, я тоже посмотрел на девушку. Она покраснела больше прежнего – может быть, потому, что заметила взгляд мистера Фрэнклина, повернулась и вдруг ушла от нас в замешательстве, совершенно для меня непонятном, не поклонившись молодому джентльмену и не сказав мне ни слова, что совсем не походило на нее: более вежливой и приличной служанки трудно было найти.

– Какая странная девушка! – сказал мистер Фрэнклин. – Желал бы я знать, что такого удивительного нашла она во мне?

– Я полагаю, сэр, – ответил я, подтрунивая над континентальным воспитанием нашего молодого джентльмена, – ее удивил ваш заграничный лоск.

Я привел здесь небрежный вопрос мистера Фрэнклина и мой глупый ответ в утешение и поощрение всем глупым людям, – ибо я приметил, что ограниченным людям служит большим утешением сознание, что и те, которые умнее их, при случае поступают не лучше, чем они. Ни мистеру Фрэнклину с его удивительным заграничным воспитанием, ни мне, в моих летах, с моей опытностью и природным умом, не пришло в голову, что значило непонятное смущение Розанны Спирман. Мы перестали думать о бедняжке, прежде чем скрылся за дюнами ее серый плащ. Что ж из этого? – спросите вы весьма естественно. Читайте, добрый друг, терпеливо, и, может быть, вы пожалеете Розанну Спирман, так же как пожалел ее я, когда узнал всю правду.

Когда мы остались одни, я прежде всего сделал третью попытку приподняться с песка. Мистер Фрэнклин остановил меня.

– В этом зловещем месте есть одно преимущество, – сказал он, – мы здесь одни. Не вставайте, Беттередж, я должен сказать вам кое-что.

Покуда он говорил, я смотрел на него и старался найти сходство с мальчиком, которого помнил, в мужчине, находившемся передо мною. Мужчина сбил меня с толку. Как я ни смотрел, я так же мало мог бы узнать румяные щечки мальчика, как и его детскую карточку. Теперь лицо мистера Фрэнклина было бледным, а подбородок покрылся, к моему величайшему удивлению и разочарованию, кудрявой каштановой бородкой и усами. Его живая развязность была очень приятна и привлекательна, я с этим согласен, но она не могла сравниться с его прежней непринужденностью обращения. Что еще хуже: он обещал сделаться высоким – и не сдержал обещания. Он был гибок, строен и хорошо сложен, но ему не хватало дюйма-двух до среднего роста. Словом, он совершенно обманул мои ожидания. Годы не оставили в нем ничего прежнего, кроме прямого, открытого взгляда. В этом я опять узнал нашего милого мальчика и этим заключил свои исследования.

– Добро пожаловать в родные места, мистер Фрэнклин! – сказал я. – Тем приятнее видеть вас, что вы приехали несколькими часами ранее, чем мы ожидали.

– У меня была причина приехать раньше, мистер Беттередж, – ответил мистер Фрэнклин. – Я подозреваю, Беттередж, что последние три-четыре дня за мной в Лондоне следили, и я приехал с утренним, а не с последним поездом, потому что мне хотелось ускользнуть от одного иностранца зловещего вида.

Слова эти чрезвычайно удивили меня. В голове моей промелькнула, как молния, мысль о трех фокусниках и о предположении Пенелопы, что они могут нанести какой-то вред мистеру Фрэнклину Блэку.

– Кто следил за вами, сэр, и почему? – спросил я.

– Расскажите мне о трех индусах, которые были у вас сегодня, – продолжал мистер Фрэнклин, не обращая внимания на мой вопрос. – Может быть, Беттередж, мой иностранец и три фокусника окажутся друг другу сродни.

– А как вы узнали о фокусниках, сэр? – спросил я, отвечая на вопрос вопросом.

Я сознаю, что это был очень дурной тон. Но ведь вы не ожидаете многого от бедной человеческой натуры, – не ожидайте же многого и от меня.

– Я видел Пенелопу, – продолжал мистер Фрэнклин, – и она рассказала мне. Ваша дочь обещала сделаться хорошенькой, Беттередж, и сдержала свое обещание. У Пенелопы маленькие уши и маленькие ноги. Разве покойная миссис Беттередж обладала этими неоценимыми преимуществами?

– Покойная миссис Беттередж обладала множеством недостатков, сэр, – сказал я. – Один из них, – если вы позволите упомянуть о нем, – состоял в том, что она всегда отвлекалась. Она скорее походила на муху, чем на женщину; она не могла ни на чем сосредоточиться.

– Она мне очень подошла бы, – заметил мистер Фрэнклин. – Я также не могу ни на чем сосредоточиться. Беттередж, вы сделались еще остроумнее прежнего. Ваша дочь упомянула об этом, когда я расспрашивал ее подробно о фокусниках. «Батюшка вам все расскажет, сэр, он удивительный человек для своих лет и выражается бесподобно», – собственные слова Пенелопы; при этом она божественно покраснела. При всем моем уважении к вам я не удержался от того, чтобы… Впрочем, это пустяки; я знал ее, когда она была ребенком, и она не сделалась от этого для меня хуже… Будем говорить серьезно. Что делали тут фокусники?