Прежде чем продолжить чтение очерка, Лозовский задумался над тем, что уже прочитал.
Заказывая Степанову материал, он ни на что особенно не рассчитывал. Будет фактура, а скомпоновать ее как надо — дело техники. Очерк приятно его удивил. Это была профессиональная публицистика советской школы, совершенно неизвестная на Западе, где ценность любой публикации определялась сенсационностью фактов. О серийном убийце любой напишет, а ты напиши о слесаре Пупкине так, чтобы это было интересно читать. Сложность задач требовала изощренной литературной техники, советская журналистика десятилетиями вырабатывала законы искусства делать из говна конфетку.
Очерк Степанова был хорошо, с оживляжем, начат.
Грамотно выстроен. С оправданным личностным моментом. С внутренней драматургией, которую читатель не замечает, но без которой материал, как дом без несущей конструкции, рассыпается и превращается в набор фактов.
Даже отдающее советскими временами сравнение Самотлора с Днепрогэсом и БАМом могло иметь быть, если сюда же подверстать замечание Кольцова о том, что своим появлением на свет он обязан патриотизму советской молодежи.
Крупно, не сателлитом атомного ледокола «Ленин», а самим «Лениным», вырисовывался Кольцов, если не обращать внимания на его поправки.
Хорош был Христич с его отсутствием в начале и постепенным, точно выверенным по темпоритму, приближением к автору и читателю, предвещающим смысловую кульминацию — встречу в финале. «Шаги командора» — так называл Лозовский этот прием, довольно редкий и в советской публицистике, а сейчас и вовсе забытый.
«Дай руку мне. О, тяжело пожатье каменной твоей десницы!..» Все было хорошо.
Кроме одного. Кроме того, что некому сказать:
— Ну вот, а боялся, что не получится. Все получится. Если долго мучиться.
Ладно. На чем мы остановились? Кольцов вернулся в Москву и возглавил Государственную топливную компанию.
«Перед ГТК была поставлена задача: выстроить „нефтяную вертикаль“, навести порядок в нефтяном хозяйстве России, связать нефтедобытчиков, которые не знают, куда девать нефть и продают ее по бросовым ценам, и нефтепереработчиков, у которых простаивают мощности из-за недостатка сырья. Даже при прежних объемах нефтедобычи прибыль многократно увеличится за счет того, что за границу пойдет не сырая нефть, а бензин и дизельное топливо.
Эти идеи были созвучны Кольцову. Он принялся за работу с присущей ему целеустремленностью. Но уже через год подал в отставку.
О причинах он говорит так:
— Чиновник всегда работает на себя. Даже когда работает на государство. В советские времена чиновник держался за должность, она обеспечивала ему комфортный уровень жизни и персональную пенсию в старости. Российский чиновник не верит в прочность своего положения. У него принципиально другая задача: по максимуму использовать все свои возможности, потому что завтра их не будет. Он рвет все, что может урвать. Я не мог так работать, мне это было не интересно…»
А теперь спросить бы, подумал Лозовский: неужели он ничего не урвал?
«— Геннадий Сергеевич, читатели „Российского курьера“ народ многоопытный, вряд ли они поверят, что за год пребывания во власти вы никак своим положением не воспользовались.
— Воспользовался, — отвечает Кольцов. — Первое: я увидел механику власти изнутри. Это бесценный опыт. Второе: вместе со мной ушли высококвалифицированные специалисты. Они составили костяк моей новой команды…»
«Здесь обязательно нужно добавить:
Они разделяли мои взгляды. Им, как и мне…»
В вокзальных громкоговорителях прогремела музыкальная заставка, мелодичный женский голос что-то сообщил по-татарски.
Потом повторил по-английски, с татарским акцентом. И наконец по-русски:
— Граждане пассажиры, в нашем аэропорту произвел промежуточную посадку самолет, следующий рейсом Иркутск — Санкт-Петербург. Аэропорт «Пулково» закрыт по метеусловиям Санкт-Петербурга на два часа. Повторяю…
Начинается. На два часа, потом еще на два часа и еще на два часа. Милая традиция «Аэрофлота». Синоптики могли уверенно прогнозировать непогоду на сутки, но рейсы задерживались только на два часа. Чтобы пассажиры не расслаблялись.
Лозовский обреченно вздохнул и откупорил банку «Туборга».
«…Им, как и мне, была глубоко чужда атмосфера ГТК, где приходилось заниматься не делом, а подковерной грызней за ресурсы. Они, как и я, понимали, что выстроить вертикаль и навести порядок на нефтяном рынке России чиновники не смогут, так как они заинтересованы не в порядке, а в хаосе.
Эта задача под силам только частному капиталу».
Хватит, Коля. Пора возвращаться к Христичу, пока читатель его не забыл.
«Но вернемся в Монреаль, в Гринфилд-Парк, по аллеям которого ходила странная пара, всецело поглощенная разговором: высокий седовласый красавец со смуглым высокомерным лицом, с громким голосом и размашистыми жестами, и невысокий сдержанный человек неприметной наружности, лицо которого лишь при внимательном рассмотрении обнаруживало целеустремленность и волю…»
«Николай Степанович! В Вашем изложении я выгляжу прямо как президент Путин. Не нужно этого. Напишите просто: ходили и разговаривали. Важно — о чем».
«Вспоминая о том разговоре, Кольцов отмечает, что Борис Федорович Христич напомнил ему старого князя Болконского из „Войны и мира“, который в своей деревне следил за всеми событиями и разбирался в политике лучше петербургского высшего света. Он сразу воспринял идею о необходимости создания „нефтяной вертикали“, но, будучи человеком советской закалки, резко воспротивился главной мысли Кольцова: о том, что эта вертикаль может быть выстроена только частными предпринимателями. Тут-то Кольцову и пригодился его опыт работы в Государственной топливной компании. Он раскрыл перед Христичем механизм принятия многих правительственных решений, которые вызывали у Бориса Федоровича тяжелое недоумение и возмущение своей нелогичностью и непродуманностью. Они были нелогичны и непродуманны с точки зрения государственных интересов, но очень продуманы и логичны с позиции государственных чиновников…»
— Внимание! В нашем аэропорту произвел посадку самолет, выполняющий рейс Омск — Москва…
«Через три месяца после этого разговора в Гринфилд-Парке Монреаля Борис Федорович Христич прилетел в Тюмень и дал пресс-конференцию для тюменских журналистов. Его спросили:
— Почему вы вернулись в Россию?
Он ответил:
— Не к лицу мужчине быть примаком в чужом богатом доме.
Мужчина должен быть хозяином в своем доме. Я вернулся в свой дом.
После этого он не встречался с журналистами. Ему некогда было тратить время на разговоры. Он работал…»
«Николай Степанович! Уже пора сказать о главном. В настоящее время суточный дебит скважин „Нюда-нефти“ в три раза превышает средние показатели по всей Тюмени. Эту цифру нужно обязательно указать и подчеркнуть, что это заслуга Христича, который наконец-то получил возможность вести дело так, как считал правильным. Для наглядности можно привести динамику налоговых отчислений в бюджет. Три года назад, когда Борис Федорович возглавил компанию, „Нюда-нефть“ платила не более миллиона долларов налогов в год. Сейчас в бюджет отчисляется свыше полутора миллионов долларов в квартал…»
