– Что случилось? – спросил Андрей.
– Она собралась умирать, – всхлипывая, пояснила Клара, просто глупость, продолжил ее отец, ей всего восемьдесят лет, сообщила мать Сеньки, племянник добавил, только жить и жить, нянчить правнуков, кивнул кто-то, чье имя Андрей не знал, стоящая рядом также безымянная старушка прошамкала, аби гезунт (лишь бы здоровье), остальные присутствующие поддакивали, подобно хору в греческой трагедии, поставленной на сцене Бердичева.
– Как вы себя чувствуете, бабушка Соня? – поинтересовался Андрей.
– Плохо! – бодрым басом отвечала глава клана, седая, но гренадерского сложения. – Моя самая молодая внучка должна родить, значит, пора освобождать место.
– Да когда еще будет ребенок! – воскликнула Клара, рыженькая, миниатюрная и очень мило беременная. – Не раньше, чем весной.
– Не ври, я случайно видела, как вы делали это на диване в гостиной. Через месяц и родится!
Клара покраснела, а Сенька восхищенно прошептал Андрею на ухо:
– Все знает! Ей бы в модиине служить!
– Хорошенькая новость! – возмутилась его мать. – Значит вы, у всех на глазах…
– Ты лучше помолчи, – одернула ее бабка, – и вы с мужем тоже не были святыми!
Сенька повернулся к Андрею:
– Ну, скажи ей что-нибудь!
– Бабушка Соня, – начал тот, стараясь быть серьезным, – эта теория ничего не стоит. Индусы называют ее реинкарнацией, евреи – переселением одних и тех же душ в другие тела, так что если в ней заключена правда, то люди никогда не увеличивались бы в числе. Но в Индии, например, население перевалило за миллиард, да и в Израиле умножилось во много раз.
Отвисшая золотая челюсть лучше слов выражала, как бабка потрясена услышанным. Ее сестра, бледная старая дева, сказала:
– Я всегда говорила, что и среди русских есть умные головы. Спасибо тебе, Андрюша. А почему ты такой худой? Наверное, не ешь ничего? Давай я тебя покормлю!
– Оставь его! – оборвала бабушка Соня и, кряхтя, покинула кровать, широкую и мощную, символ непрекращаемости рода. – Тебе известно, что он любит? Идем, золотко, со мной!
Кризис миновал.
Счастливые Сенька с женой повели Андрея в столовую. Открыли водку. Бабка ставила тарелки с едой, приговаривая:
– Котлеты остались со вчерашнего обеда, картошка – с ужина, а селедка – с утра.
– Да тут просто Интеллижент сервис! – заявил Сенька и наполнил рюмки. – Лехаим! Выпьем и закусим. Друзья познаются в еде.
Клара подняла на гостя лукавые карие глаза:
– Меня сразило твое красноречие!
– Ты бы слышала, как Андрей шпарит на иврите, а ведь он здесь всего два года!
– Я думал, что после школы пойду изучать языки, – сказал Андрей, – но как-то случайно попал на лекцию Георгия Аполлинарьевича и решил – буду археологом. А потом понял, что можно совмещать то и другое.
– Да, у него масса талантов, – бубнил Сенька с полным ртом, – в Помпеях, например, он долго смотрел на труп, залитый магмой, и понял, что это женщина, причем очень красивая, а потом писал мне, что часто представляет себе, как она кричит, обожженная, и чтобы спасти ее, Андрюша разбивает застывающую лаву.
Он закашлялся, едва не подавившись, и Андрей любовно похлопал его по спине. Отдышавшись, тот продолжал, свирепо глядя на друга:
– Необузданное воображение – главное в характере этого чужеземца, идеалиста чистой воды, а такие люди опасны, потому что для осуществления своих фантазий готовы перейти любые общепринятые границы.
Иногда Сенька забывался и открывал острый ум, который прятал за внешностью рубахи-парня.
– Кстати, о границе, – добавил он. – Когда комиссия в Питере решала, кого послать сюда, он поведал им, что его тетя замужем за главой израильского комитета по археологии, и даже фамилию назвал, которую я сообщил ему по телефону.
– Андрюша, – спросила Клара, – а почему нельзя было поручить это бригаде рабочих?
– Так и сделали сначала. Потом кто-то из России нагрянул сюда, в церковь и поднял крик, что они портят уникальные ценности, хуже того – крадут. Тогда послали нас.
– И все же раскопки прикрыли. Как ты объяснил это своим?
– Сказал, что брак расстроился.
– Почему?
– Из-за дядиного сварливого характера.
– А не тетиного?
– Нет, – вмешался Сенька. – Его тетя самых честных правил.
Они посмеялись. Сенькины маленькие глазки блестели от удовольствия.
– Еще по одной? Слушайте, а не двинуть ли нам втроем, вернее втроем с половиной, в какие-нибудь экзотические края – в Америку, что ли, в Северной я уже был, значит, в Южную, не в Центральную же. Что мне Куба?
– Тебе попался плохой перевод Гамлета, – обняла его Клара.
Андрей невинно спросил:
– А он посвятил тебя в свой оригинальный способ улизнуть от армии?
Тяжелая ножища двинула его под столом.
– Э нет, ты что про меня наплел? Око за око. (Сенька быстро вставил – как советовал Моше Даян.) Итак, твой суженый бросает школу, и поэтому получает повестку из военкомата. Он пишет на ней вот такими буквами «гомосексуал», фотографирует нас обоих совершенно голыми, меня сзади, а себя спереди (ибо сраму не имут, сказал Сенька), и отсылает все обратно.
Клара резко отложила вилку в сторону.
– Нелепо, – оробев, стал оправдываться ее уже захмелевший супруг, – в смысле «ли ны бяшеть, братие».
Андрей подхватил:
– Как ныне сбирается вещий Игорь…
– Олег! А знаешь, за что он хотел отомстить неразумным хазарам? За то, что они приняли иудейство!
Кларе все это очень не понравилось.
– Интересные подробности узнаешь о своем возлюбленном после свадьбы!
Величественно, насколько позволял ее маленький рост, она оставила друзей, но через минуту появилась снова, возбужденно жестикулируя:
– Вы не можете это пропустить! – и на цыпочках приблизилась к нише, ведущей в кухню.
Там бабка Соня просвещала своих правнуков, проворно вталкивая кашу в их открытые от удивления рты:
– Вот если вы будете послушными детьми, то вашими именами назовут нужные вещи. Например, одна девочка Хоналэ очень хорошо себя вела, и это имя дали хонодильнику. Ее сестренка Цилечка тоже была умницей, и так получился цилевизор. А по имени сына наших соседей Пинечки назвали пинесос.
Задыхаясь от сдерживаемого хохота, Сенька потащил Андрея и Клару назад:
– Интересно, слышит ли она такие анекдоты на улице и выдает за свои, или сама придумывает, а они потом расходятся дальше?
– Ну, гомики, – Клара, устало улыбаясь, погладила живот, – у меня есть еще дело. Скоро придет Юдит, а я не приготовила ее блузку к примерке.
Андрей встрепенулся. Оставшись наедине с Сенькой, сказал быстро:
– Я должен увидеть ее!
– Кого?
– Юдит.
Тот смотрел на него как на сумасшедшего.
– Вот оно что! Ну, тут ничего не выйдет. Говорят, у них с раввином скоро помолвка. Он известный богослов и политик, его прочат в замминистра. А сама она – из верующей семьи, очень интеллигентна и кончает Университет «Бар Илан».
– Верующая? – только сейчас понял Андрей, бледнея. Но это уже ничего не могло изменить, как и ничто другое в мире. – Все равно, все равно… – Андрей понизил голос, потому что в конце коридора показалась странная темная фигура.
– Иосиф! – позвал Сенька. – Здесь Андрюша. Я говорил тебе, что у него проблема с работой. Можешь дать ему дельный совет?
– Прошу! – тот вошел в комнату, оставив дверь открытой.
– Иди один, – прошептал Сенька, – я его боюсь. Знаешь, он нам не родной, его усыновила когда-то бабка Соня…
Андрея встретил тощий, в теплом халате до пола человек, которого он не сразу узнал – так постарел Иосиф. Он без лишних слов показал гостю на стул в углу, очевидно, подальше от себя.
– У меня мало времени, – его тусклые, почти невидимые зрачки нетерпеливо оглядывали полки и шкафы, где в нерушимой пыли покоились бесчисленные книги.
«Уж не затеял ли он генеральную уборку?» – предположил Андрей, настроенный саркастически.
Иосиф, словно оскорбленный подобной мыслью, заговорил быстро и неприязненно: