Эпизод51. Позже я узнал: в тот день боевики провели спонтанную, но на редкость эффективную операцию. Кто и зачем их нанял? Ответа на этот вопрос так и не дали ни власти, ни милиция, ни газетчики. Просто не знали, у кого спросить, — думал я. Мы имели свои соображения на этот счет, но обратиться к нам никто не догадался.

Информационные редакции федеральных телеканалов без толку засылали корреспондентов к высокопоставленным военным и представителям ФСБ. Те наотрез отказывались давать интервью. И то верно: как могли они объяснить, что целых три часа приморский городок Хворостов оставался в руках захватчиков, появившихся неведомо откуда?

Московским журналистам оставалось опрашивать очевидцев, бывших на площади, но и те не могли рассказать ничего определенного. Эффектнее всех выразилась какая-то пестро одетая баба-торговка: «А нам вообще наплевать, куда власть делась, — не вполне трезвым голосом сообщила она телезрителям. — Меньше знаешь — крепче спишь. А так, сынки, я вам честно скажу: ничего-то вы в нашей жизни не понимаете».

Одна наиболее толковая команда телевизионщиков, призвав на помощь коллег из местного корпункта, попыталась восстановить хронологию событий. Ясно было одно: воскресным утром в беспечный Хворостов на нескольких автобусах пробрались то ли пятьдесят, то ли целая сотня переодетых террористов. Почему их никто не задержал на въезде в город? По нелепой случайности. Должностные лица и рядовые сотрудники правоохранительных органов, допустившие это безобразие, впоследствии понесли заслуженное наказание.

Как бы то ни было, многочисленная, хорошо закамуфлированная и хорошо вооруженная бригада, воспользовавшись всеобщей сутолокой на площади, молниеносно захватила здание администрации и пленила мэра Ларионова с его приближенными. Это произошло в тот самый момент, когда мэр в узком кругу произносил тост «за всех друзей, кто еще Там». На лестнице послышался топот. Мэр даже не успел спросить, кто еще там, как двери распахнулись, и теплая компания замерла с поднятыми рюмками.

На пороге стояли суровые люди с автоматами. Реакция на их появление была неоднозначной. Придворные лизоблюды (в числе которых был и редактор местной газеты, и пресс-секретарь мэра — уже известная нам комсомольская шлюха) едва удержались от панических настроений. Двое или трое лагерных друзей мэра, занимающих ныне ответственные посты в администрации, были удивлены и даже схватились за стволы, но под взглядами вошедших отчего-то остановились. Остальные, включая самого мэра Ларионова, сохраняли спокойствие.

Проницательный наблюдатель мог бы заметить на лице мэра тень улыбки, не совсем уместной в данных обстоятельствах. Но за достоверность этого факта мы поручиться не можем.

Спустя недолгое время всю верхушку хворостовской администрации вывели в обширный коридор второго этажа. В сопровождении вооруженного эскорта они спустились по лестнице. С этого момента их следы теряются.

Так город за какие-нибудь полчаса остался без власти.

Разгоряченные горожане, толпящиеся в очередях вокруг пивных палаток, поначалу вообще ничего не заметили. Похоже, на это и был расчет. Когда же раздались первые автоматные очереди, народ ринулся прочь — но кое-кто не забыл при этом хорошенько пограбить торговые ряды. Большинство милиционеров из оцепления было рассеяно уже в первые минуты, после чего погромщикам уже никто не мешал. Поэтому среди десятков раненых в тот день оказалось немало продавцов с площади. Некоторые лишились и всей выручки. Эти подробности даже не особенно удивляли.

Что происходило дальше? На протяжении часа сразу несколько ударных групп боевиков заняло ряд ключевых объектов, включая здание ГУВД. При этом около десятка сотрудников милиции было ранено. Тогда же была захвачена местная АТС, и в городе возникли проблемы с телефонной связью. Боевики наведались и в изолятор временного содержания, где как раз ждали суда отъявленные уголовники. Вскоре после этого и начались настоящие погромы. Владельцы торговых предприятий понесли громадные убытки. Забегая вперед, скажем, что некоторые от шока так и не оправились.

Впоследствии хворостовские жители назовут этот день «пьяным воскресеньем». Официальные летописцы постараются стереть позорные строки со скрижалей истории, но горожане надолго запомнят и мэра Ларионова, и его День Города.

Вот еще одна подробность, которая только однажды промелькнула в новостях и не привлекла особого внимания: разгромив горотдел милиции, бандиты заодно выпустили из-под стражи троих дебоширов, задержанных ранее силами охраны правопорядка.

Здесь на бандитов возвели напраслину. Хотя среди всего остального вранья эта информация казалась наиболее правдоподобной.

Очутившись на свободе, мы замерли в изумлении.

В ясном небе горело дикое южное солнце. На площади было безлюдно. Если не считать нескольких тел, темными мешками лежащих вдалеке на асфальте. Ни милиции, ни ОМОНа, ни вертолетов МЧС. Трибуна опустела, технари и музыканты куда-то разбежались. Возле «икарусов» виднелась кучка людей в камуфляже. «Вот, значит, что там были за актеры», — понял я.

Опустевшие ряды праздничных палаток были завалены мусором и объедками. Мятые пивные банки болтались под ногами. На той стороне, возле фонтана, я увидел парочку пьяных в ж…пу, блюющих школьниц — а рядом в луже крови лежал то ли раненый, то ли мертвый милиционер из оцепления. Эта картина и сейчас стоит у меня перед глазами. С тех пор я не слишком доверяю репортажам из «горячих точек». Реальность порой гораздо поганее и позорнее.

Испуганно озираясь, мы вышли на проспект. По нему с бешеной скоростью проносились автомобили, их водители не обращали никакого внимания на светофоры. Прохожих было немного, они жались к стенам и с опаской поглядывали на нас.

В стороне, всего в двух шагах от центральной площади, местные гопники грабили продуктовый магазин. Водку выносили ящиками, из остальных товаров брали что подороже. Продавщицы куда-то делись, по крайней мере, ворам никто не мешал.

Из разбитой витрины «Мира техники» какие-то люди совершенно открыто выгружали тяжелые коробки. Мы видели, как десяток черномазых подростков (цыгане, — решил я), мешая друг другу, волокли куда-то огромный японский телевизор без упаковки, видимо, прямо с полки; тут же на них наскочил какой-то подвыпивший мужик, принялся командовать, и телевизор с размаху полетел на асфальт. Тогда весь цыганский оркестр налетел на непрошеного дирижера, и вскоре он сам уже лежал ничком, с окровавленной головой, возле разбитого телевизора.

Мы подошли к парадному подъезду РОСТ-Банка, когда я увидел Маринку.

Или, можно сказать, почувствовал. Там, возле фонтана. Между деревьев. Она вскрикнула только один раз, и я больше не слышал ничего, только видел две темные фигуры, выкручивавшие руки девчонке в не по-здешнему яркой оранжевой футболке. Что-то выкрикнув (даже не помню, что), я рванулся бежать через дорогу, едва не попав под машину. Эти рожи были мне знакомы. Я уже видел лезвие, нацеленное прямо мне в грудь, и попытался на скорости выбить нож ногой, но поскользнулся и со всего размаху полетел на траву; вдруг какая-то тень метнулась мимо и с рычанием налетела на моего противника. Они катались по земле. Второй урод глянул куда-то мимо меня, повернулся и вдруг бросился прочь. Макс подмял под себя того, что был с ножом, и изо всех сил выворачивал его татуированное запястье. Раздался вопль, что-то хрустнуло, и пальцы, сжимавшие нож, разжались. Тогда я поднялся с земли и огляделся. Маринка стояла, прижавшись спиной к дереву, и с ужасом смотрела на Костика, который все еще стоял в шаге от нас, сжимая в руке где-то подобранное горлышко от бутылки, с острыми краями. Он был бледен, как выходец из могилы, и тяжело дышал. Второй раз в жизни, — подумал я, — он ввязался в драку, и всё за один день. В этом был какой-то мрачный смысл, который я не спешил разгадывать.

Потом Маринка всхлипывала и говорила что-то, а я гладил ее волосы и не отвечал ничего. Я машинально вытер ей слезы своей футболкой, не удержался и прикоснулся губами к ее щеке.