Той же зимой 1627 года, когда вовсю шли переговоры с Жербье, к Рубенсу явился гонец от савойского герцога Карла-Эммануила. Аббат Скалья сообщил, что его господин готов в ответ на некоторые уступки поддержать испанцев против французов в их притязаниях на итальянские земли Монферрато и Вальтеллину.
Художник выслушал курьера, а затем передал новость инфанте, сопроводив собственным комментарием. Не стоит доверять авансам герцога Савойского, убеждал он, потому что в настоящий момент Скалья скачет по дороге в Голландию, то есть прямехонько к врагам Испании, а 12-тысячное войско Карла-Эммануила между тем движется к Генуе.251 Предложения Бекингема, полученные в первой половине 1627 года через Жербье, инфанта сочла достаточно серьезными и заслуживающими доверия, чтобы сообщить о них Филиппу IV. Одновременно она информировала его и об итальянских инициативах.
В Мадриде к дипломатическим талантам Рубенса отнеслись более чем скептически. Первым делом Филипп IV сурово отчитал инфанту: «Я счел полезным высказать Вашему Высочеству свое глубокое сожаление в связи с тем, что для обсуждения столь важных дел Вы прибегли к помощи какого-то живописца. Это может стать причиной серьезной потери доверия к монархии, ибо сам факт, что столь незначительный человек выступает в роли министра и принимает посланников, явившихся со столь важными предложениями, с неизбежностью подрывает уважение к ним. Явившемуся с предложением не следует отказывать в выборе посредника, ибо, делая первый шаг, он уже берет на себя обязательства, но если Англия не видит ничего предосудительного в том, чтобы таким посредником был Рубенс, то для нашей страны предосудительность этого выбора огромна. Поэтому будет лучше, если Ваше Высочество положит конец переговорам с агентом герцога Савойского, но продолжит их с Жербье в части, касающейся Англии и Голландии, следуя обстоятельствам и в той форме, о которой я уже сообщал Вашему Высочеству».252 В ответном письме от 22 июля 1627 года Изабелла решительно встала на защиту своего художника: «Жербье тоже живописец, как и Рубенс. Он прибыл сюда с письмом, написанным собственноручно герцогом Бекингемом и адресованным упомянутому Рубенсу, и с поручением выдвинуть свои предложения именно перед ним. Поэтому уклониться от встречи не было решительно никакой возможности».253 Тем не менее, Филипп IV в категорической форме отстранил Рубенса от дальнейшего участия во франко-итальянских отношениях. Напротив, разрешение продолжать контакты с Жербье свидетельствует о том, что английским инициативам он придавал ничтожно малое значение. В июне он пошел еще дальше, передав Изабелле полномочия вести от его имени переговоры с Карлом I, при этом подписав документы задним числом — 24 февраля 1626 года, то есть на 15 месяцев раньше истинной даты — и подчеркнув, что англичан следует «занимать»,254 но ни в коем случае ничего им не уступать.
Получив такое вот половинчатое благословение, Рубенс собрался на встречу с Жербье, которую для пущей конспирации решили устроить в Голландии. Англичане не хотели, чтобы кто-нибудь проведал о том, что они заигрывают с Испанией; фламандцы не собирались никого посвящать в свои связи с Англией. Поскольку паспорт Рубенса не давал ему права посещения приграничных городов, он предложил Жербье встретиться в Зевенбергене. Англичанин отказался наотрез, уверяя, что там полно шпионов датского короля. Между тем Христиан IV не имел ни малейшего понятия о новых направлениях в политике своего кузена и союзника Карла I. Художник завернул в Брюссель, где рассчитывал повидаться с посланцем испанского двора доном Диего Мессиа, маркизом Леганесом, приезда которого ожидали со дня на день. Рубенс надеялся получить от испанца новые инструкции и позволение говорить с англичанами от его имени; тогда он мог бы передать через Жербье гарантии того, что намерения испанского правительства серьезны. Но Диего Мессиа задержала в Париже болезнь, и Рубенс снова выехал в Голландию, так и не повидавшись с порученцем Филиппа IV. Внешне он старался представить свою поездку как увеселительную. 21 июля он встретился с Жербье в Делфте и почти сейчас же выехал в Утрехт, где его ожидал собрат по искусству голландец Хонтхорст, устроивший в его честь грандиозный банкет. Он также нанес визиты Абрахаму Бломаэрту, Тебругену, Пеленбургу. Сопровождавший его в пути Иоахим Сандрарт, с которым Рубенс делился своими сокровенными мыслями о призвании художника и причинах, подвигших его заняться дипломатией, оставил нам такое свидетельство: «После того как его жена заболела, а лекари не сумели предотвратить ее скоротечную кончину, он, стремясь развеять тоску, совершил путешествие в Голландию, где встретился со многими замечательными художниками, о которых был наслышан и чьи работы неоднократно видел».255
Английский посланник в Гааге лорд Карлтон все-таки заподозрил неладное. «Они [Жербье и Рубенс] вместе переезжают из города в город, якобы осматривая картины. Под этим предлогом можно провести здесь несколько дней, но если ему вздумается задержаться, его обязательно попросят убраться восвояси или просто вежливо выдворят из страны. А как еще прикажете расценивать их махинации в стане противника, если не как признак обмана и хитрости? Вот почему на этих двух господ здесь смотрят как на тех, кого принято называть эмиссарами и кто под разными предлогами является в эти края, чтобы шпионить за государственными мужами, а в народе сеять смуту и плести небылицы о том, что испанский король и инфанта с годами набрались опыта, прониклись милосердием, умерили свои аппетиты и готовы в обмен на разумные уступки оставить здешние края в покое».256
Итак, Карлтон учуял, что при посредничестве Англии между Испанией и Голландией намечается сближение. Но в его осуществление он верил не больше, чем в жажду прекрасного, заставившую Рубенса пуститься в путь. Тем более что — слухи распространяются быстро — Филипп IV горячо рекомендовал своему кузену-императору сохранять твердость в отношении протестантского населения Дании и Пфальца. Как же после этого верить в благие намерения католиков? Впрочем, Карлтон считал, что Испания стоит на пороге краха, а потому недолго ей осталось третировать Генеральные штаты Голландии. Главный же интерес проницательного Карлтона сводился к вопросу — что же это за болезнь, которая задержала дона Диего Мессиа в Париже?
Жербье и Рубенс очутились в незавидном положении. Никто не хотел им верить, а вдобавок они начали подозревать друг друга. Англичанин упрекал фламандца в отсутствии письменных гарантий, подтверждающих серьезность намерений короля Испании. И вот, когда ситуация совсем зашла в тупик, грянула новость: подписан франко-испанский альянс.
Это был действительно эффектный трюк. Пока двое художников бились над сближением Испании и Англии, Оливарес, оказывается, вел переговоры с французами. 20 марта 1627 года они с посланником Рошпоном заключили договор о вторжении — не больше и не меньше! — французских и испанских войск на территорию Англии с целью восстановления там католической веры. Ришелье не скрывал своего довольства, а потому испанцы поспешили скрыть от него, что вели двойную игру. Вот откуда фальшивые даты на документах, уполномочивающих Изабеллу вести переговоры с Лондоном. Дон Диего Мессиа по-прежнему сидел в Париже, вот только вместо лечения занимался уточнением сроков франко-испанского нападения на Англию. 9 сентября он прибыл в Брюссель, где посвятил в подробности предстоящего дела инфанту, рекомендовав ей держать язык за зубами.
Но шила в мешке не утаишь. Уже 15 сентября Жербье доносил Карлу I, что испанский король согласился оказать французскому королю помощь в виде 60 кораблей. Далее он добавлял, что инфанта в отчаянии и обещает сделать все от нее зависящее, чтобы оттянуть поставку кораблей на возможно более долгий срок. Рубенс узнал о происходящем от самой инфанты. Новость убила его. Он попытался было избежать провала переговоров, сообщив Жербье дополнительную информацию, хотя это шло во вред испанским интересам: «Приезд сеньора дона Диего Мессиа открыл нам глаза на то, что договор между королями Франции и Испании касается защиты их владений».257 18 сентября он отправил Бекингему подтверждение, что инфанта и маркиз по-прежнему стоят за мир и что лично он продолжит действовать в этом направлении, хотя о последнем его никто и не просил.258
