Что касается взаимоотношений Англии и Испании, то в силу целого комплекса исторических и религиозных разногласий они оставались заклятыми врагами, что противоречило расчетам Рубенса. Англия — главный оплот протестантизма — видела свой долг в поддержке голландских братьев по вере. В декабре 1625 года по инициативе Бекингема англичане вместе с Соединенными Провинциями и Данией создали Протестантскую лигу. За этой акцией последовал немедленный отзыв испанского посланника из Лондона. Карл I вообще питал давнюю неприязнь к Филиппу IV, войско которого оккупировало в 1620 году Пфальц и изгнало из его владений курфюрста Фридриха V, который приходился Карлу зятем. Курфюрст нашел прибежище в Гааге, где жил отныне милостью дома Оранских. Итак, между обеими державами существовала давнишняя, но нисколько не потускневшая вражда, которая, казалось, исключала возможность какого бы то ни было союза.

В промежутке с 1614 по 1622 год Лондон и Мадрид вели переговоры о предполагаемой женитьбе инфанты Марии-Терезии и принца Уэльского. Испанцы рассчитывали на этот брак, надеясь таким образом помешать англичанам вступить в антигабсбургскую коалицию и не допустить слияния английского флота с голландским, что окончательно подорвало бы испанскую колониальную мощь. Англия преследовала свои интересы, полагая, что сумеет таким путем вернуть курфюрсту утраченные позиции в Пфальце. В то же самое время душа к предстоящей свадьбе не лежала ни у кого: целый сонм дипломатов и церковников бились над составлением брачного контракта, торгуясь по каждому пункту, а инфанта открыто грозила, что скорее уйдет в монастырь, нежели согласится выйти замуж за неверного. Принц Карл и Бекингем устали от всей этой мышиной возни и надумали инкогнито отправиться в Испанию за инфантой. 17 февраля 1623 года, уговорив короля, «бэби» Карл и «Стини» — так называл Бекингема Яков I — без всякого эскорта двинулись к Дувру. Они высадились в Булони, приобрели в Париже по парику и помчались через всю Францию к Мадриду. На ночлег останавливались в харчевнях или в простых крестьянских домах. 7 марта они уже вступали в Мадрид. Испанцы истолковали этот порыв по-своему: Карл так влюблен, решили они, что ради женитьбы на Марии-Терезии согласится перейти в католичество. Но дальнейшее поведение принца Уэльского их серьезно разочаровало. Он не только подтвердил свою приверженность протестантской вере, но и предпринял ряд поступков, которые при суровом мадридском дворе не могли вызвать ничего кроме недоумения. Однажды он подкараулил инфанту во время прогулки и с высокой крепостной стены, отделявшей царственную барышню от народа, спрыгнул прямо к ней под ноги. Инфанта хлопнулась в обморок. Близился к концу апрель, а решение вопроса с женитьбой не двигалось с мертвой точки. Карл начал понимать, что угодил в ловушку. Вернуться домой без жены он не мог, не рискуя потерять лицо. И продолжал вести себя так, будто дело полностью улажено. Крупнейший английский архитектор Иниго Джонс получил спешный приказ заняться подновлением дворцов и соборов, дабы обеспечить достойный прием новой принцессе Уэльской. Испанцы не преминули обратить ситуацию к своей выгоде, вычеркнули из брачного контракта пункт о Пфальце и продолжали тянуть с отправкой инфанты, а главное, ее приданого в Англию. Между тем это приданое оставалось для Лондона последним весомым аргументом в пользу альянса.

Наступило лето, обрушив на кастильскую столицу невыносимую жару. Умер папа, так и не успевший выдать принцессе-католичке разрешение на брак с принцем-протестантом. Терпение Карла иссякло. 29 августа он покинул пределы Испании, поручив посланнику Бристолю жениться на Марии-Терезии от его имени. Но… Чем дальше от Мадрида, тем острее он сознавал, что вовсе не любит свою невесту. Из Сеговии он отправил к Бристолю гонца с приказанием отменить заочное бракосочетание, но просил при этом потянуть, пока сам он не удалится от испанских владений на достаточное расстояние и советовал дождаться от нового папы разрешения на брак. Что ж, он сполна поквитался с испанцами за все их проделки и сумел нанести им жгучее унижение. Два года спустя он, уже три месяца носивший английскую корону, женился на французской принцессе Генриетте-Марии.

К тому моменту, когда на сцене с легкой руки Жербье появился Рубенс, взаимное недовольство между Испанией и Англией, достигшее крайних пределов, казалось неразрешимой проблемой.

Между тем история не стояла на месте. Произошел ряд важных событий, изменивших общую картину. Последовав неудачному совету Бекингема, Карл I выступил с поддержкой французских гугенотов, группировавшихся вокруг маршала Субиза. Французскому королю это не понравилось. В начале 1627 года, чувствуя необходимость поправить пошатнувшиеся отношения с союзниками, Карл направил в Мадрид монаха-доминиканца Вильгельма Сент-Эспри, поручив ему принести извинения Оливаресу. Чуть раньше, но с той же самой целью он приказал Жербье наладить контакт с Рубенсом, полагая, что окольный вариант сближения с Испанией через Нидерланды также не помешает. Эта идея и послужила причиной встречи в Париже Рубенса и Жербье и последовавшей за ней обширной переписки.

Рубенс, находившийся в центре мирных инициатив между Соединенными Провинциями и Южными Нидерландами, теперь готовился к аналогичной роли, но уже в отношениях между Англией и Испанией. К несчастью, именно в это время умер маркиз де Бедмар — единственный в Испании сторонник соглашения с англичанами. Рубенс, ни на минуту не забывавший о застарелом антагонизме двух держав, теперь в полной мере осознал, сколь трудна и масштабна стоявшая перед ним задача: «Одной из его [Бедмара] излюбленных идей были мирные переговоры между испанцами и англичанами, и я думаю, что, доберись он живым и невредимым до двора, он приложил бы всю свою настойчивость для достижения этой цели. Напротив, граф Оливарес, который безраздельно царствует здесь, подобно тому, как у вас всем заправляет кардинал, есть первейший враг Англии и в особенности личный враг герцога Бекингема, так что закрадывается опасение, что с этой смертью на успех подобных переговоров нечего и рассчитывать».250 Иными словами, Рубенсу, если он не хотел отказаться от идеи англо-испанского сближения, теперь предстояло действовать непосредственно через двух могущественнейших политиков-министров — Оливареса и Ришелье. Задача казалась невыполнимой; да он и сам признавал, что с самого начала она представлялась обреченной на провал.

Тем не менее он продолжал поддерживать связи с Жербье, не выпячивая своих заслуг и храня в душе уверенность, что настанет же когда-нибудь и светлый день. В конце 1626 года, как и было договорено, он отправился в Париж для встречи с Жербье, откуда планировал двинуться в Кале и проследить за погрузкой проданных Бекингему мраморных и прочих скульптур. В Париже он поселился у фламандского посланника барона де Вика и три недели прождал Жербье, который так и не явился. В дальнейшем ему еще не раз придется оказываться в положении единственного пунктуального участника заранее запланированной встречи. Затем он выехал в Кале. В Брюсселе его недоброжелатели поспешили объяснить эту непредвиденную задержку на французских берегах тайной самовольной отлучкой в Англию, и ему стоило немалых трудов убедить инфанту и маркиза в том, что ничего подобного он не делал. Такой ценой приходилось платить за тайну, которой он окружил свою деятельность по подготовке переговоров. В высших сферах его слушать не захотели, и он руководил ходом работы из антверпенской резиденции.

Жербье снова возник на горизонте в январе 1627 года. Рубенс помог ему достать паспорт для проезда в Нидерланды, а в феврале уже встречал его в Брюсселе. Жербье привез художнику документы, подтверждавшие серьезность намерений английской стороны: верительное письмо, подписанное Бекингемом, и памятную записку, в которой излагались основы англо-испанского соглашения. В числе предложений фигурировало прекращение военных действий и свобода торговли не только между Англией и Испанией, но также с Данией и Соединенными Провинциями. Английская сторона предлагала соблюдать эти условия в течение времени, необходимого для подготовки и надлежащего оформления договора. Рубенс передал полученные документы инфанте. По мнению последней, предпочтительнее было ограничиться в пунктах договора взаимоотношениями двух монархий — испанской и английской. Бекингем согласился с этой поправкой. Итак, инфанта убедилась, что Рубенс пользуется полным доверием английского министра и вполне может играть ключевую роль в подготовке англо-испанского соглашения, однако она отнюдь не торопилась развязать ему руки. Так, в дальнейшем, когда интересы дела потребовали присутствия Рубенса в Голландии, паспорт ему пришлось добыть себе окольными путями, через английского посланника в Гааге.