На другую ночь он встретился с Гвен. Они вместе были в темной комнате, он ощущал рядом ее тело, дотрагивался до ее лица и рук. Они разговаривали и очень хорошо понимали друг друга, но по пробуждении он не сумел вспомнить ни слова.

Сны казались неестественными, он заподозрил, что они созданы либо компьютером, либо некой частью его спящего «я» – для того лишь, чтобы навести на размышления о прежней жизни. В этом сны преуспели, но вместе с тем ввергли его в смятение. Он подозревал, что некоторые видения – всего-навсего грезы, а не подлинные воспоминания. Как бы то ни было, он уже научился не доверять и грезам, и воспоминаниям. И те и другие могли быть недостоверны. Но в существование Гвен он верил. Недолгий срок, проведенный с ней, оставил ему учащенное сердцебиение – словно в глубине души, в иле сознания, шевелилось, поднималось к поверхности нечто давно захороненное.

Если новые сны и действовали Мелинде на нервы, то она предпочитала об этом не говорить.

В Неваде все было по-другому, сплошь игорные заведения и реклама. Некоторые рекламные щиты были непонятно зачем изменены – отдельные слова замазаны белым, закрашены рисунки, – а другие просто изувечены. Иные города казались безжизненными, по крайней мере с автострады; в иных замечалась жизнь; все города Хаос проезжал, не касаясь педали тормоза. Довольно скоро он вновь очутился в пустыне.

К концу третьего дня пути, в пятидесяти милях от Рино, над ними в вышине раздался гул, а чуть позже появились два летательных аппарата без опознавательных знаков и крыльев – этакие беспропеллерные вертолеты.

Их рев вспорол предвечернюю тишину. Хаос остановил машину. Вертолеты пронеслись низко над дорогой и помчались к далеким горам, затем один повернул назад, а другой исчез.

Летчик указывал пассажиру на их машину. Хаос закричал им и помахал из открытого окна. Вертолет описал круг и сделал новый заход, еще ниже, и человек на пассажирском сиденье направил на машину через боковое окно какое-то устройство. Вертолет остановился и висел прямо над машиной, пока пассажир возился с устройством, нажимая на кнопки и пристально вглядываясь в дисплей. Хаос высунулся из окна и снова закричал, но безуспешно – летательный аппарат неимоверно шумел.

Пассажир убрал прибор, поднял короткое массивное ружье и прицелился в машину.

– Нет! – закричал Хаос. Мелинда, наблюдавшая со своего сиденья, выскочила из машины и побежала через дорогу. Человек выстрелил. Что-то вылетело из ружейного ствола, глухо ударилось о крышу автомобиля и лопнуло. Хаос увидел на капоте огромную кляксу густой розовой фосфоресцирующей краски. Их пометили. Вертолет взмыл в небо и рванул к горам.

Когда утихли его моторы, Хаос вышел из машины и осмотрел розовое пятно. Краска почти целиком покрыла две солнечные панели и уже подсыхала, превращалась в коросту, которую невозможно соскоблить.

Но, когда Хаос завел машину, она поехала ничуть не хуже прежнего.

Он посмотрел на Мелинду. На свое место она возвратилась, не проронив ни слова. Тонкие струйки пота оставили на ее висках блестящие следы. Интересно, подумал Хаос, доводилось ли раньше видеть что-нибудь неживое, но летающее? Наверное, нет. Келлог рассылал кое-какие сны о самолетах, но в снах Келлога полным-полно всякой немыслимой всячины. Совсем иное дело – когда немыслимое оборачивается явью.

Они долго молчали, затем девочка спросила:

– Это что за придурки были?

– Придурков тут кругом хоть отбавляй, – проговорил он.

– И в Калифорнии?

– Не знаю, – ответил он.

Происшествие выбило Хаоса из колеи, оголило его чувства. Когда они останавливались на ночлег, пятно мерцало в лунном свете, точно полицейская мигалка. Хаос прошелся вокруг машины, набрал хворосту и прочего мусора, попытался прикрыть метку, но розовая краска все равно просвечивала.

На другой день, близ городка под названием Вакавилль, машина сломалась. Последний час езды на солнцепеке Хаос чувствовал, что двигатель барахлит, но старался не обращать внимания. Наконец автомобиль заскрежетал и остановился. Хаос предположил, что дело тут в закрашенных солнечных панелях. Поднял капот и попытался заглянуть в мотор, но это ничего не дало – он не знал конструкции двигателя. Мелинда вышла на асфальт, они посидели у бруса дорожного ограждения, пообедали консервами прямо из банок, глядя на увечную машину с большим розовым пятном.

В тот день они вошли в Калифорнию. Сначала шагали по такой же точно пустыне, как в Неваде, затем начали попадаться посевы, промышленные сооружения, пригородные шоссе. Во многих домах явно жили люди. Даже несколько машин проехало мимо Хаоса и Мелинды по автостраде, все на солнечных батареях. Водители не обращали на них внимания. Они вышли на свободный от движения участок дорожной развязки, окаймленный мертвой сухой травой; в отдалении виднелись башни нефтеперегонного завода и высокие административные корпуса, а впереди, всего в сотне ярдов, – над шоссе нависал виадук.

– Что теперь? – спросила Мелинда.

– Не знаю.

– Давай зайдем, – сказала она, выскребая ложкой остатки консервов.

Небо было светлым, но серым. Хаос пригляделся к окраине города, но ничего не сказал. Он вспоминал, как забрел в зелень и оказался Муном. А вдруг и тут случится что-нибудь подобное и, осознавая все происходящее, он не сможет сопротивляться? Вдруг это одолеет его? Он позавидовал Бойду, который гордился своим «иммунитетом».

– Это Калифорния? – спросила Мелинда. Хаос кивнул.

– Но нельзя же сторониться всех городов. Надо куда-нибудь зайти.

– Ладно, – сказал Хаос.

Они подошли к виадуку и взобрались на насыпь, с милю шагали по неширокой дороге, мимо огороженных участков земли, где стояли ломаные автомобили, и рядов приземистых заводских зданий с плоскими крышами и без единого целого окна. И пришли к дому, который особняком высился посреди обширного пустого двора, и уже хотели пройти мимо, когда услышали голос.

Хаос повернул к крыльцу и остановился.

– Погоди, – сказал он. – Помнишь, как я был другим, не собой? В зелени?

– Да, – ответила она.

– Тут ведь это не повторится, как считаешь?

– Не знаю, – с опаской ответила она. – Наверное, не повторится. В смысле, с тобой.

– Ты ведь не видела в зелени, да?

– Не видела.

– Но все-таки еще помнишь прошлое, – сказал он. – Келлога и все остальное?

– Да.

– По-твоему, что там произошло?

– Не знаю, – сказала она. – Ты думал, я твоя дочь. И как будто и впрямь так было…

– Ты помнишь и то и другое, – предположил Хаос. – Помнишь и своих родителей, и меня…

Она заплакала. Они сидели на обочине под жаркими лучами солнца, около здания, из которого доносились голоса. Мелинда свернулась калачиком у него на коленях, снова стала маленькой и плакала. Он гладил ее по шерстке. Когда она успокоилась, он сказал:

– Надо, чтобы ты мне помогала.

– Как?

– Не позволяй забывать. Не дай мне снова потерять себя, как тогда.

– Хаос, я пыталась тебе сказать…

– Пинай меня, что хочешь делай. Потому что мне теперь надо много чего выяснить. Ничего не получится, если я забуду самого себя.

– Ладно, – произнесла она тихо, затем добавила:

– Я не думаю, что и здесь будет так, как там. Я думала, мы для того и едем в Калифорнию…

– Не знаю, – перебил он. – И все-таки запомни. Просто на всякий случай.

– Хорошо.

– Да, и вот еще что. Тебе по ночам снятся мои сны?

Она испуганно кивнула.

– Ты только не скрывай, говори каждый раз. Рассказывай, что увидишь. Ладно?

– Ага. – Она вздохнула. Сползла с его колен, отряхнулась от пыли и произнесла независимым тоном:

– Договорились.

Хаос поднялся на ноги и снова прислушался к голосу, или голосам, из здания. Вроде не один человек говорит, но и на беседу не похоже. А похоже на что-то иное… на что-то смутное из глубины памяти, на какую-то особую речь… Он хотел вспомнить. Он подошел чуть ближе к двери и все равно не смог разобрать ни слова.