— Ты умеешь плавать? — обернулся он к Кюлликки.
— Плавать? — растерялась она, но тут же повеселела. — Конечно, умею!
— Не побоишься переплыть со мной реку, если я переправлю твое платье?
Предложение было безрассудно и дерзко. Кюлликки смутилась, но смело ответила:
— С тобой не побоюсь!
— Раздевайся здесь, — скомандовал Олави, — заверни все вещи в кофточку и завяжи рукава узлом. Я разденусь вон там, пониже. — И он побежал вниз по течению.
А Кюлликки вдруг растерялась, точно пообещала что-то невозможное, и беспомощно поглядела вслед Олави. Но тот сидел уже на берегу, спиной к ней, и быстро раздевался.
«Что я за ребенок!» — решила девушка, подошла к берегу и тоже принялась раздеваться.
Вода всплеснула — Олави почти исчез в прибрежных камышах. Он взял сапоги, связал их и повесил на шею, потом положил на них узелок с вещами и закрепил его ремнем.
— Я готов! — крикнул он, не оборачиваясь. Кюлликки торопливо засовывала вещи в кофту. Ее трясло от смущения и восторга. Еще всплеск — и прекрасное тело Кюлликки исчезло в воде. Она проплыла вверх по течению и спряталась в камышах.
Олави побрел по воде к тому месту, где на берегу лежал узелок. Он поглядел на него, улыбнулся, водрузил на собственные вещи и все это вместе привязал ремнем к голове. Получился целый ворох.
— Если я поплыву не торопясь, они не промокнут, — заверил он девушку.
Делая сильные неторопливые взмахи, он направился к другому берегу.
Кюлликки пряталась в камышах и смотрела, как он плывет.
«Какой он сильный и бесстрашный! — думала она. — Река для него не препятствие, вода — не разлучница, все ему нипочем. С таким ничего не испугаешься».
«Это ее вещи, — думал Олави, — и я их несу. Мне кажется, в них наше знакомство, которое началось с ссоры, наша дружба, ради которой я рисковал жизнью, из-за которой пережил унижение и страдание, а я их несу с удовольствием».
Олави доплыл до берега, отвязал вещи Кюлликки и положил их на траву. Потом спустился ниже по течению и бросил на берег свой узелок вместе с сапогами.
— Ты еще там? — крикнул он, оборачиваясь к зарослям на другом берегу.
— Здесь. Я и забыла, что надо плыть, — на тебя загляделась.
— Хочешь, я тебя встречу?
— Хорошо, — ответила Кюлликки.
Она уже перестала смущаться, хотя Олави смотрел прямо на нее. Словно человек, переступающий из будничной жизни в мир сказки и приключений, она чувствовала восторг. В этом волшебном мире все дозволено и свято. Сознание того, что они вдвоем идут по тайным дорогам, действует очищающе и сближает еще больше.
Олави быстро плыл к девушке.
— Ты как русалка в камышах, — сказал он, заглядевшись на нее.
— А ты как водяной! — ответила Кюлликки и поплыла. Ее глаза блестели.
— А русалка хорошо плавает! — заметил Олави. Они поплыли рядом.
Время от времени раздавался тихий всплеск, плечи девушки мелькали над водой, а длинная коса плыла по воде и отливала золотом в лучах заходящего солнца.
— До чего красиво! — воскликнул Олави. — Я, кажется, никогда в жизни не видел ничего прекраснее!
— И я тоже, — взволнованно подтвердила Кюлликки.
«И мы тоже», — качнулись прибрежные деревья. «И мы», — кивнули одуванчики.
— Мне кажется, мы плывем по реке забвения, — продолжал Олави. — Все прежнее исчезает, все плохое и горькое смывается, и мы становимся частью той самой природы, которая окружает нас.
— У меня тоже такое же чувство, — удивленно и радостно подхватила Кюлликки.
Они подплыли к берегу.
— Она, оказывается, совсем узкая! — вздохнул Олави и с сожалением направился к собственным вещам.
Потом он быстро оделся и подбежал к девушке.
— Можно, я отожму твою косу? — спросил он ее. Кюлликки ответила одними глазами. Серебряной струйкой потекла вода из-под пальцев Олави.
— Неужели нам пора расставаться? — спросил он почти испуганно. — Я провожу тебя до дороги.
Он еще раз тоскливо взглянул на реку, будто желая навсегда ее запомнить.
Они молча пошли по тропинке, дошли до дороги и остановились.
— Господи, — воскликнул Олави и взял руки Кюлликки, — до чего же мне трудно с тобой расстаться!
— А мне еще труднее! — с усилием вымолвила она.
— Как мне забыть тебя теперь?
На глазах у Кюлликки сверкнули слезы, она опустила голову.
— Кюлликки! — это прозвучало почти безнадежно… — Не прячь от меня глаза… Кюлликки… — На этот раз в голосе Олави были и надежда, и сомнение. Он высвободил руки и робко притянул ее к себе.
Кюлликки вздрогнула, вскинула руки ему на плечи и обняла.
Олави охватил восторг. Он страстно обнял девушку, даже поднял ее от земли, а она прижималась к нему все крепче.
Он видел, как темнеет ее взгляд, и от этого у него едва не закружилась голова. Он опустил девушку на землю.
«Можно?..» — спросил он одними глазами. «Можно!» — так же ответила Кюлликки, и их губы слились.
Когда он разжал объятия, лицо девушки так изменилось, что показалось ему совсем другим, а на нижней губе мелькнула малюсенькая капля крови. Заметив ее, Олави чуть не вскрикнул от испуга, но тут же почувствовал неизъяснимый восторг: эта капелька крови была тайной печатью их дружбы. Он страстно прижался к этой капельке, стараясь выпить ее и забыться в поцелуе, желая только одного — чтобы мир в этот миг перестал существовать.
Он не знал, сколько прошло времени, не мог сказать ни слова, не понимал — следует ли ему остаться или уходить. В глазах у него было темно, и, когда он пошел, не смея даже оглянуться, шаги его были нетверды.
Костер у девичьей скалы
На протяжении целой мили река течет стремительно и почти прямо. На обоих ее берегах — ровные, окаймленные лесом луга.
Такой пейзаж пленяет душу в любое время года. Осенью, под струями осенних дождей, поток кажется пенящимся рогом изобилия; зимой по его льду наперегонки мчатся сани — так люди возвращаются из города; весной река разливается, как Нил, и невольно приводит на память землю фараонов; летом косари отдыхают на берегу, слушая песни кузнечиков и вдыхая аромат трав, — и нет в году более райских дней, чем эти.
Ровные луга протянулись вдоль реки на целую милю, и только две скалы, как два стража, возвышаются у берега.
Одна из них встала у самой воды и мечтательно смотрит на своего соседа по ту сторону реки. Эту мечтательницу называют Девичьей скалой.
Второй утес — холодный и гордый — отступил немного от берега, надменно вскинул голову и поверх высоких сосен смотрит на равнину. Его называют Вялимяки.
Теперь на склоне Вялимяки полыхал красноватый костер. Вокруг него расположились сплавщики, коротая недолгую ночь, — кто лег на землю и облокотился на руки, кто подложил под голову узелок с припасами, кто прислонился к соседу. Десятки трубок попыхивали синеватыми облачками.
Красное пламя костра освещало стоящие на скале стволы старых сосен и бросало таинственные отблески на темную гладь воды. Сплавщики молчали, посасывая трубки.
— Глядите, братцы, на скалу! — крикнул вдруг кто-то и? них. — Точно эта барышня опять там сидит и в воду смотрит.
Несколько голов одновременно поднялось.
— Да это куст можжевельника. Но на том же самом месте сидела, говорят, и барышня.
— Это что, сказка такая? — спросил какой-то новичок, он впервые попал на реку Нуоли.
— Сказка? Ты что — как тот иноверец в Иерусалиме? — возмутился какой-то пожилой сплавщик. — Антти вот может подтвердить, что никакая это не сказка. Да и не так давно было дело.
— Ровно четырнадцать лет назад, — отозвался Антти, выколачивая пепел из трубки. — Я так ясно все помню, точно это вчера случилось. Да-а, чего только не бывает на свете.
— Вы что — сами видели?
— Конечно, видел. По сей день не могу забыть ее лицо, да так уж, наверно, и не забуду теперь никогда. В первый раз я ее на той скале увидел… рядом с ней сидел тогда молодой человек, одетый по-господски.