Нет братьев у меня – не схож я с ними; И пусть любовь, что бороды седые Зовут святой, живет в сердцах людей, Похожих друг на друга, – не во мне. Один я. Часть 3, акт v, сцена 6. Ранее, в сцене ухаживания Эдуарда за леди Грей, Ричард произносит гораздо более пространный монолог, в продолжение которого размышляет о своем будущем. Это первый из великих шекспировских монологов. Перечислив препятствия, что стоят на его пути к престолу, Ричард говорит: Но если Ричард не получит царства, – Каких ему ждать радостей от мира? Найду ль блаженство я в объятьях женских И наряжусь ли в яркие одежды – Пленять красавиц взором и речами? О жалкая мечта! Ее достигнуть Трудней, чем двадцать обрести корон. Я в чреве матери любовью проклят: Чтоб мне не знать ее законов нежных, Она природу подкупила взяткой, И та свела, как прут сухой, мне руку, И на спину мне взгромоздила гору, Где, надо мной глумясь, сидит уродство; И ноги сделала длины неравной; Всем членам придала несоразмерность: Стал я, как хаос иль как медвежонок, Что матерью своею не облизан И не воспринял образа ее. Он убежден, что получит корону: Как заблудившийся в лесу терновом, Что рвет шипы и сам изорван ими, Путь ищет и сбивается с пути, Не зная, как пробиться на простор, Но вырваться отчаянно стремясь, – Так мучусь я, чтоб захватить корону; И я от этих лютых мук избавлюсь, Расчистив путь кровавым топором. Что ж, я могу с улыбкой убивать, Кричать: “Я рад!” – когда на сердце скорбь, И увлажнять слезой притворной щеки И принимать любое выраженье. Людей сгублю я больше, чем сирена, И больше их убью, чем василиск; Я стану речь держать, как мудрый Нестор, Обманывать хитрее, чем Улисс, И как Синон, возьму вторую Трою; Игрой цветов сравнюсь с хамелеоном; Быстрей Протея облики сменяя, В коварстве превзойду Макиавелли. Ужели так венца не получу? Будь вдвое дальше он, его схвачу. Часть 3, акт iii, сцена 2. Ричард – первый значительный персонаж Шекспира. Дэвид Лоуренс отмечает, в одном из стихотворений, что, читая Шекспира, он не перестает удивляться, как такие “банальные люди” могут говорить столь прекрасным языком: Лир, скупердяй, не диво, что дочки Отомстили хрычу, Не дали отцу ни минуты отсрочки. И Гамлет, зануда, с кем жить невозможно, Низкий и робкий, как он щедр на плодящие Блуд монологи – мудрость точащие! И Макбет с женой, в захолустье кадящие Чёрту – им бы двор мести, – жадно разящие Старого Дункана плоть! Как скучны и убоги шекспировы маски! Но язык так прелестен – что дегтярные краски![4] Мнение Лоуренса о шекспировских персонажах кажется мне отчасти обоснованным, хотя и не вполне удовлетворительным. В конце концов, разве мы все не сукины дети? В стихах Киплинга то и дело встречаются шекспировские персонажи, вот только Киплинг пишет сафической строфой. Ричард III 16 октября 1946 года В “Генрихе VI” повествуется об общей истории. “Ричард III” сосредоточен на одной личности – личности подлеца. Есть разница между подлецом и обычным человеком, совершившим преступление. Подлец обладает в высшей степени развитым самосознанием, он идет на преступление намеренно, злодеяние для него – самоцель. Примером подлеца в ранних пьесах Шекспира может служить Арон в “Тите Андронике”. Варавва в “Мальтийском еврее”, еще один жестокий мерзавец, – это пример из Марло. По внешним признакам все эти персонажи – еврей, мавр, горбун – стоят в обществе особняком. Варавва заявляет: Что до меня, брожу я по ночам, Больных я убиваю возле стен И отравляю иногда колодцы[5]. Арон, после того как его схватили, жалеет лишь о том, что не свершил “в тысячу раз больше” ужасов: Жалею лишь о том, что сделал мало. Кляну я каждый день, – хоть дней таких Немного в жизни у меня бывало, – Когда бы я злодейства не свершил: Не умертвил, убийства не замыслил, Не подготовил, не свершил насилья, Не обвинил и не дал ложных клятв, Не перессорил насмерть двух друзей, Скотину бедняка не покалечил, Гумна иль стога ночью не поджег, Хозяев принудив гасить слезами[6]. Ричард, как мы помним, хвалится в длинном монологе из третьей части “Генриха VI”, что он может “с улыбкой убивать”, что людей он “сгубит больше, чем сирена” и “больше их убьет, чем василиск”, что он “в коварстве превзойдет Макиавелли”[7]. Первый монолог Ричарда в “Ричарде III” схож с его монологом в “Генрихе VI”, но интонация здесь несколько иная. Признавая, что он груб и что ему не хватает величья, Ричард утверждает, что он не создан для “нежного гляденья в зеркала” и ему нечем наслаждаться в этот “мирный и тщедушный век”: Разве что глядеть На тень мою, что солнце удлиняет, Да толковать мне о своем уродстве? Раз не дано любовными речами Мне занимать болтливый пышный век, Решился стать я подлецом и проклял Ленивые забавы мирных дней[8]. Акт i, сцена 1. вернутьсяД. Г. Лоуренс, “Когда я читаю Шекспира”. вернутьсяКристофер Марло, “Мальтийский еврей”, акт ii. Перевод В. А. Рождественского. вернуться“Тит Андроник”, акт v, сцена 1. Перевод А. И. Курошевой. вернуться“Генрих VI”, ч. iii, акт iii, сцена 2. Здесь и далее перевод Е. Н. Бируковой. вернутьсяЗдесь и далее цитаты из “Ричарда III” – в переводе А. Д. Радловой. |
