— Бернарда!..
— Коррадо!..
— Бернарда, давай нагнемся, — первым приходил в себя Коррадо, замечая, что они стоят и обнимаются на самом открытом месте, и уводил ее в более укромное местечко. — Нас могут увидеть из поселка.
— Коррадо, когда мы поженимся? — спрашивала бедная Бернарда и слышала всегда один ответ: «Скоро, очень скоро, любовь моя, ты станешь навеки моею», — и он осторожно, но властно заставлял ее лечь на жесткую землю, едва прикрытую выгоревшей травой.
Бернарда тут же забывала обо всем, сгорая в его жарких объятиях. Она не могла найти в себе силы, да и не старалась, оторваться от его губ, не могла насытиться его поцелуями. Ей всегда хотелось ощущать на своем теле его сильные руки, чувствовать их власть над собой.
— Бернарда, хватит! — закричала мадам Герреро, яростно сверкая глазами. И Бернарда замолчала, вздрогнула Исабель. — Я не позволю тебе продолжать эту грязную историю!
— Но почему? — Бернарда не хотела уступать хозяйке. По крайней мере, на этот раз. — Она не была грязной, — возражала она. — По крайней мере для этой бедной девочки!
— Ты говоришь всякие непристойности, — не унималась мадам Герреро, привстав в кровати и отбросив одеяло. Будь у нее достаточно сил, она бы немедленно встала и выпроводила Бернарду вон из комнаты и смогла бы убедить Исабель в правильности своего поступка. — Я не позволю тебе продолжать!
— Да ведь она любила его! — Бернарда защищала свое право на правду перед Исабель и защищала ту первую любовь, которая осталась на всю жизнь единственной. — Разве виновата она была в том, что он был у нее первым и единственным мужчиной, был первой и единственной любовью? Она была молода, невинна, наивна, неопытна, и обвинять ее в чем-либо преступно! Ее чувства были чисты! Да пожелай он только, и она с великой радостью отдала бы свою жизнь! — Наверное, Бернарда еще долго бы могла доказывать свою правоту перед мадам Герреро, но их спор решительно прервала Исабель.
— Прекрати, Бернарда! — Она была рассержена тем, что происходило перед ее глазами. Она обращалась сейчас к Бернарде как к какой-нибудь молодой служанке, только поступившей на работу в их дом. — Я не позволю тебе так вести себя с моей мамой. Как ты посмела говорить с ней в таком тоне и даже кричать? — Исабель от возмущения топнула ножкой. — Грубить ей?!
— Исабель права! — Мадам Герреро в изнеможении опустилась на подушки. Ей удалось заставить замолчать Бернарду. Как хорошо, что Исабель сама пришла ей на помощь. — Так дальше продолжаться не может, — добавила она.
— Мне обещали рассказать эту историю…
— Но она… — прервала Бернарда Исабель, и сама в свою очередь была прервана ею.
— Вам необходимо успокоиться. Так нельзя продолжать. Добром это не закончится.
— Эх, Исабель, если бы ты знала все, девочка моя, — вздохнула Бернарда, качая головой.
— Именно все узнать я и хочу, — твердо заявила Исабель, успокаиваясь сама и присаживаясь опять на край кровати. — Я хочу знать эту историю и добьюсь, чтобы вы все мне рассказали, — заявила она, давая понять матери и старой служанке, что в любом случае своего добьется. История заинтриговала ее, может быть, не столько сюжетом, сколько отношениями между матерью и Бернардой. О существовании такой вражды между ними она даже не подозревала. Наоборот, ей казалось, что преданней Бернарды у мадам Герреро никого не было. И вдруг такое противостояние? За этим несомненно кроется какая-то тайна. А сама история, которую рассказывает Бернарда, — ключ к разгадке тайны.
— Значит, — начала Исабель рассказывать вместо Бернарды, — это все происходило в одном маленьком поселке на Сицилии? Так, да?
— Да, — кивнула Бернарда, — это происходило в той далекой стране.
— А сама ты, Бернарда, откуда, с Сицилии? — внезапно спросила Исабель.
— Да, я там родилась. — Похоже, этот прием, примененный Исабель, помог Бернарде прийти в себя и контролировать свои чувства. Она успокоилась.
— Очень странное совпадение, — заметила Исабель как бы между прочим. — Ту девушку тоже звали Бернарда, как и тебя. И обе вы из одной страны. А ты ее хорошо знала, эту девушку?
— Да, — сказала растерянно Бернарда. — Я ее очень хорошо знала. — У нее почему-то не хватило смелости добавить к этому ответу то, что она скрывала.
— Расскажи, пожалуйста, что же было дальше с этой твоей знакомой и ее возлюбленным, — попросила Исабель. Она хотела посмотреть, как отнесется к ее словам мать, но мадам Герреро лежала, безучастно глядя в потолок. Казалось, она перестала интересоваться этой историей и даже не слушала их, но это было не так. Мадам прекрасно слышала каждое слово, но понимала, что ее вмешательство лишь все усложнит. Пусть события развиваются своим ходом. Коль чему суждено сбыться — сбудется.
— Встречаться им становилось с каждым днем все труднее, — приступила вновь к рассказу Бернарда. — За девушкой постоянно следили ее братья и отец. Они подозревали ее и сторожили поэтому, как цепные псы. Каждый из них не расставался с оружием. Они дежурили, карауля ее, по очереди, готовые убить на месте того, кто приблизится к их сестре. Если бы это им удалось, никто бы не смог их обвинить. Это была Сицилия, где так принято поступать. Братья ходили за Бернардой, словно тени, закинув за спину двухстволки.
Время шло, а влюбленным так хотелось видеть друг друга, что они не остановились даже перед святотатством. Они встречались в церкви и занимались любовью в ней. Это было страшным грехом. Страшнее нельзя придумать. Даже предательство казалось менее грешным, чем то, что совершали они.
На Сицилии церковь пользуется огромным уважением. Все, что связано с церковью, свято, и тень подозрения не коснется его. Именно этим и воспользовались влюбленные. Бернарда выходила из дома, кутаясь в большой черный платок и пряча глаза от братьев, готовых сопровождать ее хоть на край света. Причем они делали это молча, с каменными лицами, глядя на нее, словно на пустое место. Они боролись не за сестру, для них она перестала быть живым человеком, они охраняли честь семьи.
Бернарда проходила мимо них, словно чужая, и направлялась узенькой мощеной улочкой в центр поселка, к церкви. Последняя стояла, окруженная высоким забором. Но ворот у забора не было. Два столба определяли вход. Бернарда входила в эти ворота, а братья оставались снаружи. Они были уверены, что сестра идет замаливать перед Богом свои грехи, и оставались ждать ее, попыхивая самодельными сигаретами.
Чем ближе она подходила к церкви, тем быстрее ей хотелось попасть в нее, чтобы увидеть Коррадо. Последние метры она почти бежала. Церковь в это время была пуста, прихожане появлялись здесь гораздо позже.
Коррадо обычно приходил сюда раньше и уже ждал ее в прохладной полутемной глубине зала, сидя на одной из длинных скамеек.
— Я боялся, что ты сегодня не придешь! — бросился он к ней однажды и, обняв, стал жадно целовать губы, глаза, лицо, волосы.
— За мной постоянно следят, — шептала Бернарда, наслаждаясь его долгожданными ласками.
— Я люблю тебя, люблю, — исступленно шептал Коррадо, продолжая целовать, ни на секунду не выпуская ее из своих объятий. Он словно хотел наверстать упущенное время и запастись ее близостью на будущее. Он никогда до конца не был уверен, что увидит ее. Иногда ему приходилось уходить из церкви, так и не дождавшись Бернарды.
— Я люблю тебя, — вторила ему Бернарда, отдаваясь ласкам. — Я люблю тебя больше жизни! — В эти счастливые минуты она забывала о своих братьях, которые ждали ее неподалеку отсюда, вооруженные и готовые покарать ее и его за поруганную честь семьи. — Коррадо, — умоляла она его, — нам надо немедленно бежать отсюда! Они рано или поздно убьют нас. Так не может продолжаться долго! Коррадо, милый, ты должен что-то сделать, ты должен спасти нас и нашу любовь! Ты обещал мне, что я буду твоей женой.
— Ты уже моя жена, — возразил ей Коррадо, взяв в ладони ее лицо и приблизив к своему, чтобы посмотреть ей в глаза. Потом он увлек ее за собой в глубь церкви, к низеньким скамейкам.
