Хорошо это или нет, но мама именно такая.

– Куда вам?

Сам же при этом подумал, что в «Прайсмарте» совершенно не заботятся о персонале, если раненые служащие зовут на помощь покупателей.

– Ну… к вам домой?

Прозвучало как вопрос, при этом Винни взглянул на меня, словно пытался загипнотизировать. Как герой со сверхъестественными способностями из комиксов про Серебряного Сёрфера. Затем положил руку мне на плечо и крепко его сжал.

– Слушай, мне и правда нужна помощь!

Я еще внимательнее к нему присмотрелся. Винни отчаянно сжимал челюсти, будто гвоздь перекусывал. Ему ведь действительно больно, вида только не показывает. Кровь на брюках почти незаметна, а все потому, что ткань темно-синяя, немаркая. В магазине работали кондиционеры, но Винни сильно потел. Тонкая струйка крови текла и по виску, засыхая в волосах.

В «Прайсмарте» устроили финальную распродажу бейсболок. Винни надел одну и почти прикрыл окровавленный висок. Двигаясь, он сильно хромал, но в этом не было ничего необычного – многие хромают. Поверх красной прайсмартовской рубахи он накинул флисовый жилет, который взял с полки. Ценник сорвал – значит, платить не собирался. Хотя, может, для персонала в магазине особые правила.

– Подожди секунду, – попросил Винни, – мне нужно еще кое-что. Стой здесь.

Мамину реакцию предугадать невозможно. Распространителей религиозной макулатуры она обычно гонит, но однажды возвращаюсь из школы и вижу, как один такой тип из церкви пьет с ней кофе.

– Это мистер Дженкинс, – объявила мама. – Он хотел рассказать нам о сиротском приюте в Уганде, для которого собирает деньги. Там детишек кормят раз в день, им даже карандашей не хватает. Двенадцати долларов в месяц будет достаточно, чтобы помогать маленькому Араку. Ты можешь с ним переписываться, братишкой считать.

По папиным словам, братишка у меня уже есть, но мы-то с мамой понимаем: сын Марджори мне никто.

– Круто, – сказал я.

Мама выписала чек. Мистер Дженкинс подарил нам фотографию Арака, мутную, потому что ее размножали на ксероксе. Фотку мы прикрепили к холодильнику.

Как-то к нам во двор забрела старуха в ночной рубашке. Она не помнила, где живет, и твердила, что ищет сына. Мама пригласила ее в дом, угостила кофе.

– Порой в жизни все так запутанно, – сказала мама старухе. – Но мы с вами непременно выпутаемся!

Мама умела брать на себя ответственность, и мне нравилось, насколько разумной она при этом выглядела. После кофе и тостов мы усадили старуху на переднее сиденье машины – по-моему, с того самого дня и до сегодняшнего мама ее не заводила – и долго катали по окрестностям.

– Бетти, скажите, если увидите что-то знакомое, – попросила мама старуху.

В кои веки мамина черепашья скорость оказалась кстати, потому что какой-то мужчина заметил Бетти и махнул нам рукой.

– Мы с ног сбились, разыскивая ее, – сообщил он, когда мама открыла окно. – Спасибо, что позаботились о ней.

– Бетти в порядке, – успокоила его мама. – Я очень рада знакомству. Надеюсь, вы еще привезете ее к нам в гости.

– Вот эта девушка мне нравится, – заявила старуха, когда ее сын открыл пассажирскую дверь и отстегнул ремень безопасности. – Эдди, на такой надо было жениться, а не на той сучке!

Я присмотрелся к Эдди. Так, на всякий случай. Не красавец, но ничего себе. Почему-то захотелось вмешаться: спокойно, дескать, моя мама замуж больше не собирается, нам и вдвоем хорошо. А вот Бетти в гости привозите…

– Симпатичный этот Эдди, – сказал я, когда они уехали. – Может, он разведенный, кто его знает.

Маму мы нагнали в хозтоварах.

– Раз уж мы здесь, – сказала она, – то нужно взять лампочки.

Вот это хорошие новости, а то в нашем доме перегоревшую лампочку и заменить нечем. С каждой неделей у нас темнее и темнее. В кухне осталась одна «живая» лампочка, и та не самая яркая. Если хочешь разглядеть что-нибудь вечером, нужно открыть холодильник.

– Только как их ввинтить? – вздохнула мама. – Я до патронов не дотягиваюсь.

И тут я представил ее окровавленному Винни, про себя радуясь, что он высокий.

– Это Адель, моя мама.

– Меня зовут Фрэнк.

Значит, не Винни. Наверное, этот тип чужую рубашку надел. Что ж, с кем не бывает.

– Адель, – сказал Фрэнк, – у вас очень славный мальчик, предложил меня подвезти. Я в долгу не останусь; если хотите, помогу вам с этими штуками. – Фрэнк показал на лампочки. – Да и с другими хозяйственными делами тоже – я на все руки мастер.

Мама вгляделась Фрэнку в лицо. Запекшуюся кровь на щеке бейсболкой не скроешь, но, по-моему, она ничего не заметила, а если и заметила, то не придала значения.

Вместе мы подошли к кассе. Фрэнк пообещал вернуть мне деньги за сборник кроссвордов позднее. Сегодня он не при деньгах и напишет расписку. Выкладывать бейсболку и флисовый жилет на ленту он явно не собирался.

Кроме одежды для меня, садового шланга, подушки, керамического ежа и вентилятора, мама взяла деревянную ракетку с мячом на длинной резинке, который подбрасывают столько раз, сколько получится без остановки.

– Генри, вот решила сделать тебе подарок, – объявила мама, доставая игрушку из тележки.

Я не собирался говорить ей, что с такими ракетками не играю лет с шести, но тут вмешался Фрэнк.

– Парню нужен настоящий бейсбольный мяч, – заявил он и – сюрприз-сюрприз! – вытащил из кармана мяч, на котором еще виднелся ценник.

– Мне плевать на бейсбол, – сообщил я.

– Может быть, может быть, – отозвался он.

При этом погладил стежки на мяче и уставился на него так, словно держал в руках целый мир.

На выходе из магазина Фрэнк взял каталог со скидками на неделю, а когда подошли к машине, развернул и положил его на заднее сиденье.

– Чтобы не запачкать вам чехлы, Адель, – сказал он маме, – если позволите так вас называть.

Другие матери задали бы ему миллион вопросов или просто не взяли бы, а моя молча завела машину. Я гадал, не достанется ли Фрэнку за самовольный уход с работы, но тот об этом совершенно не тревожился.

И вообще, из нас троих беспокоился, кажется, один я. Возникло чувство, что в этой ненормальной ситуации нужно что-то делать, только вот что именно, непонятно. Фрэнк казался таким спокойным и искренним, что хотелось ему понравиться. Хотя на деле это он должен был добиваться нашей симпатии.

– Я чувствую людей, – сказал Фрэнк маме. – Один взгляд на огромный супермаркет – и я понял, что мне нужны вы. Лгать не буду: положение у меня тяжелое, многие бы просто отвернулись, но я верю своему сердцу, а оно твердит: вы человек понимающий. Жизнь не всегда идет гладко. Порой нужно сделать паузу, собраться с мыслями, ненадолго лечь на дно…

Мы ехали по Мэйн-стрит, мимо почты, банка, аптеки. Места хорошо знакомые, но сейчас все выглядело иначе – с таким, как Фрэнк, я в центре еще не бывал. Сейчас он говорил маме, что, судя по звуку, не в порядке тормозной ротор. Мол, если у нас найдутся инструменты, он все проверит.

Я сидел рядом с мамой, смотрел на нее, слушая Фрэнка, и не узнавал. Сердце бешено билось, даже грудь болела, только не от страха, а от чего-то похожего. Совсем как в Диснейленде, куда отец возил меня с Ричардом, Марджори и Хлоей. На «Космической горе» катались я, папа и Ричард. Честно говоря, мне хотелось вылезти из ракеты до начала поездки, но вот уже погасили свет и заиграла музыка. Ричард тогда ткнул в бок и сказал: «Если вздумаешь блевать, смотри, чтобы не на меня».

– Сегодня мой счастливый день, – не унимался Фрэнк. – Возможно, и ваш тоже.

Тут я почувствовал, что все меняется. Мы направлялись на «Космическую гору», в темный туннель, где земля уходит из-под ног, не видно, куда тебя несет, и неизвестно, вернешься ты или нет.

Если мама и думала об этом, то виду не подавала. До самого дома она молча вела машину и смотрела прямо перед собой.

В городке Холтон-Миллс, штат Нью-Гемпшир, где мы жили в ту пору, совать нос в чужие дела считалось нормой. Не пострижешь вовремя газон или покрасишь дом в любой цвет, кроме белого, – люди все замечали. В лицо, может, ничего и не говорили, но за спиной шушукались. Маме же хотелось одного – чтобы ее оставили в покое. Раньше ей нравилось быть в центре внимания, когда следят за каждым шагом и ловят взгляды, но сейчас она мечтала сделаться невидимой, ну, или просто очень малозаметной.