– На имитационном стенде все было куда проще, – ответила Катя.

Она мысленно представила перед своей рукой, одетой в перчатку с электронной начинкой, маленькую, со спичечный коробок, бутылку, стала приближать к ней пальцы.

– Получается, – комментировал Зиганиди, глядя в иллюминатор. – Неплохое подназвание для статьи в желтой газете получилось бы: «Российские подводные спецназовцы даже на дне морском собирают бутылки».

– Не подкалывай, рука у меня и так подрагивает, – с улыбкой отозвалась Сабурова.

– Нежнее, – подсказывал Плахин. – Не раздавите стекло, оно хрупкое. Манипулятор на концах захвата может развивать давление не меньше тонны.

– Самое интересное, что я чувствую пальцами сопротивление объекта, – могу регулировать давление на него пальцами. А теперь переходим в автоматический режим. – Сабурова, снимая электронную перчатку, вздохнула с облегчением.

Манипулятор действовал уже в автоматическом режиме. Он, бережно удерживая бутылку, поднес ее к контейнеру для сбора образцов и уложил в него.

– Скоро ты так натренируешься, что сможешь с помощью этой клешни спички зажигать, – съязвил Зиганиди.

– И даже гасить, – заявила Катя, помахав в воздухе рукой, словно тушила спичку.

– С огнем на борту не шутят. Если пожар на надводном судне – это кошмар, то на подводном типа нашего – верная смерть. До планового всплытия остается три часа двадцать минут, – напомнил инженер. – Идем по графику.

Плахин щелкал клавишами. Видимость за иллюминатором была не ахти, мешала придонная взвесь, по большей части приходилось полагаться на показания приборов. Все, что возможно, на «Русском витязе» было визуализировано при помощи компьютера. Тут не приходилось вручную высчитывать, сопоставлять. Практически вся информация выводилась на главный экран в виде доходчивой картинки и цифр. При желании простым щелчком клавиши мыши можно было уточнить любое показание, определить расстояние, глубину. Разные оттенки цветов обозначали и температуру воды, и скорость течения. Для лучшего восприятия рельефа все изломы, выпуклости давались в виде объемной белой сетки.

По большому счету, задачей сегодняшнего погружения являлось испытание работы приборов в реальной обстановке. Никаких донных работ не предусматривалось, но… и не запрещалось.

– Марат Петрович, – обратилась Катя к Плахину, указывая на затемнение в глубине экранного изображения. – А что здесь?

– Вот и я думаю. – Инженер «колдовал» с оборудованием, пытаясь вытянуть из него все возможное.

В глубине экрана виднелось что-то вроде скалы, возвышающейся над песком. Изображение, обрабатываемое специальной программой, становилось все более четким.

– По-моему, затонувший корабль, – высказал предположение Зиганиди.

– Перед испытаниями мы собирали материал на этот квадрат. Крупных кораблекрушений тут никогда не фиксировалось, – произнес Плахин.

Отдельного разрешения на подход к «скале» не требовалось. Главное условие, поставленное перед испытателями, – оставаться на заданной глубине. Уже потом по записям в памяти компьютера специалисты в деталях воссоздадут картину погружения и всплытия. Вот Плахин и решил проявить инициативу.

«Русский витязь» неторопливо заскользил над дном. На этот раз вел его автопилот, который просто следил за тем, чтобы повторять рельеф. Песок под аппаратом напоминал стиральную доску – параллельные частые волны. Над ним колыхался тонкий слой органических остатков. Все живое в море неизбежно с течением времени становится мертвым. И то, что не досталось на обед многочисленным жителям подповерхностных вод, опускается на дно, медленно распадается, поглощается глубоководными рачками, червями и рыбами. Тут вполне могут оказаться рядом и туша кита, и выпитая бутылка из-под вина.

– Неприветливый пейзаж, – передернула плечами Катя. – Не хотелось бы здесь проводить отпуск.

– Экстремальный туризм сегодня в моде, – возразил Зиганиди.

– Мне экстрима и на службе хватает. Пусть себе щекочет нервы офисный планктон. По мне, отдых – это когда лежишь на берегу теплого моря и ровным счетом ничего не делаешь. Ну, самое большое… загораешь, – размечталась Сабурова.

– И через три дня ты взвоешь, как волчица в феврале, – подсказал Николай. – Ты же, Катя, не умеешь сидеть без дела, потому как… – Он не успел договорить, осекся, вглядываясь в экран, на котором уже отчетливо проступили контуры приближающегося затонувшего корабля.

Величественное зрелище завораживало. Поэтому тема прежнего разговора сразу же показалась мелкой, незначительной, недостойной продолжения. Уже можно было рассмотреть лежавший на дне корабль. Он, несомненно, являлся военным. Ошибки быть не могло, об этом свидетельствовала орудийная башня с толстым, как бревно, коротким стволом.

– Крейсер, – определил наметанным взглядом Зиганиди. – Времен Второй мировой войны.

– И явно не советский, – уточнил Плахин.

– Японский? – Катя вопросительно глянула на Николая. – Ты же у нас увлекаешься историей.

– Похоже на то.

Между мачт все еще были натянуты тросы. За годы подводной неподвижности корабля они густо обросли, став похожими на разлохмаченные веревки. Глубоководный аппарат скользил над кораблем, заливая укрытую похожими на снег органическими осадками палубу.

– Вот тебе и не было кораблекрушений, – произнес Плахин. – Названия нам не прочитать. Все ржавчиной и органикой покрылось. Скорее всего, корабль японский. И не похоже, что его торпедировали. Пробоин не видно. Кингстоны открыли?

Зиганиди тут же подсказал:

– У них многие экипажи сами затапливали свои боевые корабли, когда узнали о капитуляции. Так и уходили на дно. Никто не покидал борт. Но ты, Катя, не надейся увидеть там скелеты в военно-морской форме. Даже на такой глубине морские черви через пару лет ничего не оставляют от человеческого тела и даже от костей.

– Но привидениям черви не страшны. Так что у нас есть шанс их увидеть в кромешной морской ночи. – Сабурова уже надела перчатку, сжимала и разжимала пальцы. – Неправильно, если никто так и не узнает, что за корабль здесь затонул. Конечно, уже нет жен этих моряков, но остались дети, внуки, правнуки. И будет справедливо, если им спустя более чем полвека сообщат о судьбе их предков. Вот тогда призраки и успокоятся, души погибших уйдут в иной мир.

– Я, конечно, не знаю японских верований насчет загробного мира. Но, похоже, ты говоришь правильные вещи, – согласился Зиганиди.

– Хорошие слова, – произнес Плахин. – Но как это сделать? Крейсер, похоже, типовой. По видеосъемкам его название не восстановишь. В лучшем случае будет понятно, что он один из десятка затонувших, для родственников это ничего не меняет.

– На любом корабле много вещей, на которых написано его название, – наморщила лоб Катя.

– Спасательные круги, например, – проговорил Марат Петрович. – Но они-то остались на поверхности, когда корабль ушел на дно. До других предметов нам не добраться.

– Ошибаетесь. Это на нашем «Русском витязе» рынды нет, а на всех надводных кораблях она имеется, – улыбнулась Катя. – И на любом корабельном колоколе выбивают, отливают, гравируют название. К тому же их изготавливают из латуни, и она очень мало подвержена коррозии, даже в морской воде.

Плахин оценил предложение Кати Сабуровой. Глубоководный аппарат возобновил движение. Заодно предстояло оттестировать работу автопилота в реальном режиме с многочисленными препятствиями. Марат Петрович выбрал на мониторе конечную точку – рынду, висевшую на кронштейне, и предоставил электронике действовать автономно. При этом он, конечно же, не снимал руки с джойстика, готовый в любой момент взять управление на себя. Под «Русским витязем» проплывала палуба затопленного крейсера, он аккуратно разминулся с поднятым стволом корабельного орудия. Над глубоководным аппаратом чуть заметно покачивались провисшие тросы, растянутые между мачтами.

– Прошли капитанский мостик, ходовую рубку, – прокомментировал происходящее Зиганиди.

– Приближаемся, – предупредил Плахин. – И зависаем.