— Н-нет. — Изабель с трудом перевела дух, старательно избегая смотреть в глаза Бронсону. — Мы, то есть я, просто... — Голос ее, не дозвучав, рассеялся по ветру, впрочем, как и внимание ее родителя. Изабель впервые в жизни порадовалась, что не может долго вызывать у него интерес к своей персоне.
— Принцесса объясняла мне некоторые новые способы охоты с капканом, — пришел на помощь невозмутимый Бронсон. — Надо сказать, что она самоотверженный учитель.
Отец милостиво улыбнулся:
— Моя дочь все делает с большим энтузиазмом.
— Я заметил.
Нет, Изабель не могла вынести этого! Она подняла глаза на Бронсона, но выражение его лица было так же спокойно, как и голос. Не приходится удивляться его успехам в бизнесе, если он так лихо врет!
— ...Точно как моя покойная супруга, — продолжал между тем Бертран. — Настоящий огонь, целая лавина чувств...
Темные брови Бронсона высоко взметнулись, и Изабель затаила дыхание. «Только ничего не говори, — молча молила она американца. — Один вопрос о моей матери, и отца уже не остановить».
Но принц Бертран тряхнул головой раз, потом другой, словно для того, чтобы вернуться к реальности, и наконец обратил все внимание на заокеанского гостя.
— До начала охоты у нас еще есть немного времени, — сказал он, своим неповторимым обаянием вызывая Бронсона на ответную улыбку. — Вы, кажется, хотели поговорить со мной о чем-то важном?
Американец быстро переключился на деловую волну — точно «мазерати» ловко вписался в крутой поворот.
— Да, об очень важном деле, — отозвался он, не выказав при этом ни малейшего подобострастия, с которым большинство мужчин обращалось к владетельному принцу. — Дайте мне час, и я изложу вам суть.
Бертран поморгал и изумленно поглядел на Изабель.
— Прямота и решительность американцев способны смести любые преграды, не так ли?
Изабель сильно прикусила внутреннюю сторону щеки.
— Вполне, — ответила она через секунду.
— Тогда встретимся в библиотеке, — сказал принц своему гостю.
— Только захвачу свой портфель, — отозвался Бронсон, — и присоединюсь к вам через пять минут.
— Если не возражаете, моя дочь тоже поприсутствует при разговоре.
Изумрудные глаза Бронсона сверкнули озорством, когда он посмотрел в сторону Изабель.
— Что вы! Вовсе не возражаю.
«Эх, мистер Бронсон, мистер Бронсон, вы еще так плохо знаете местные обычаи, — подумала принцесса. — Младшая дочь никогда не присутствует на переговорах с бизнесменами из Америки, какими бы значительными персонами те себя ни мнили».
Бертран снова обратился к Изабель:
— Скажи Джулиане, пусть извинится перед всеми и приходит в библиотеку. Гости как-нибудь и сами развлекут себя в течение часа.
Принцесса с удовольствием отметила разочарование, вспыхнувшее на лице Бронсона.
— Было... очень интересно, — молвила она, проходя мимо него своей самой горделивой и величественной походкой.
— Значит, мы еще вернемся к этому, — бросил только им понятное американец.
— Сомневаюсь, — проворковала Изабель, останавливаясь на верхней ступеньке лестницы, ведущей в сад. Взглянув на Бронсона через плечо, она заметила пятнышко розовой губной помады у левого уголка его рта. Принцесса улыбнулась и, отвернувшись, побежала вниз по каменным ступеням. Интересно, сколько времени он затратит на то, чтобы объяснить происхождение этого маленького пятнышка Грете Ван Арсдален?
Следуя за горничной, женщиной средних лет, по боковой лестнице к своим апартаментам на втором этаже, Дэниел отметил, сколь немилосердно обнажает солнце все изъяны старого замка. Как неумолим яркий дневной свет к каждой самой незаметной морщинке на прекрасном лице женщины, так же беспощадно он подчеркивает трещины на стенах или осыпавшуюся штукатурку зданий. Пока он шел по саду, ему то тут, то там бросались в глаза зияющие в стенах бреши. Освещение в саду осталось неизменным, должно быть, еще со времен Дон Кихота. Приходилось то и дело перепрыгивать через застоявшиеся на садовых дорожках лужи дождевой воды. В помещениях было холодно и сыро; вряд ли эти перекошенные от времени окошки на лестничных площадках в состоянии удержать даже самый ласковый альпийский ветерок, не говоря об осеннем пронизывающем ветре. Дэниел отнюдь не имел склонности к романтическому полету фантазии, но сейчас готов был поклясться, что слышит, как где-то в отдалении позвякивают на сквозняке старинные доспехи.
— Ваша комната, месье. — Горничная распахнула тяжелую дубовую дверь и отступила на шаг.
Бронсон уже полез было в карман, но, слава Богу, успел вовремя остановиться. В этом замке то и дело возникало ощущение, будто находишься в старой, видавшей виды гостинице. Вот почему он чуть было не подал горничной чаевые.
— Благодарю, — опустив руку, с улыбкой произнес он. Женщина кивнула:
— Я подожду, чтобы проводить вас в библиотеку.
— Это вовсе не обязательно. Уж туда-то я и сам доберусь.
Горничная все еще колебалась:
— Замок огромный, месье. Тут так легко потеряться.
Пришлось затратить некоторые усилия, но все же ему удалось убедить ее в своей способности самостоятельно, без провожатых найти дорогу в библиотеку. По правде говоря, он вообще не нуждался в поводырях, но вся здешняя прислуга, похоже, полагала, что человек не в состоянии даже до ванной комнаты добраться без карты и компаса. Нет, может, он и туп как последний болван, но уж что-что, а ориентируется на местности он запросто. Куда сложнее общаться с противоположным полом. Вот если б кто-нибудь дал ему в руки план женской души со всеми ее темными закоулками, он был бы безмерно благодарен этому человеку.
«Ну признайся же, — говорил он себе, — эта маленькая принцесса уже заимела определенную власть над тобой». Вот олух, вот тупица! Черт побери, надо быть настоящим ослом, чтобы дать себя так одурачить. И кому?! Ребенку! Ведь она сущее дитя. Сопливая девчонка. Ну да, фигура уже вполне сформировалась, но ведь ясно же, что у нее еще молоко на губах не обсохло! Во всяком случае, если дело касалось отношений с противоположным полом. Она все еще верила в сказки, и в «долго и счастливо», и в то, что любовь в конце концов всегда торжествует. Да и чего можно ожидать от девушки, выросшей в этом средневековом замке, в окружении романтических интерьеров, достойных самого Уолта Диснея?
И все же... Она сказала такие слова, которые пробрали его до самых печенок, пролезли в какую-то непонятную не то часть тела, не то души: «Я буду любить его до самой смерти...» Бронсон моргнул. Просто удивительно, до чего явственно прозвучал в тишине этот голос — сладостный, грудной его звук. Надо же! В сущности, что она такое? Наполовину — воспитанница закрытого английского пансиона, наполовину — выпускница парижского лицея. Эта маленькая принцесса с мерцающими полуночной тайной глазами наивно полагает, что влюблена в мальчишку, который на самом деле ей и в подметки не годится.
Интересно, кто-нибудь хоть однажды говорил ему, Дэниелу, что будет любить его вечно? Нет, Бронсон не мог такого припомнить. Он был так занят зарабатыванием денег, что на такие вещи, как любовь, вообще не обращал внимания. Однако, слушая Изабель, видя, как она смотрит на этого молодого месье Малро, увивающегося подле ее старшей сестрицы, он вдруг ощутил какое-то волнение, ни капли не похожее на похоть. По крайней мере уж похоть-то была ему понятна. Уж с этим-то чувством он был хорошо знаком.
То, во что втянула его Изабель, оказалось куда сложнее. Он жалел ее. Он понимал ее. Он прекрасно видел, что тут происходит, тогда как сама она, похоже, этого не осознавала. И если еще остался хоть какой-то шанс спасти ее от неминуемой беды, то он готов сделать это. У Бронсона было странное ощущение, будто они с Изабель — родственные души, и это чувство беспокоило его гораздо сильнее, чем успех переговоров с ее отцом.
— Теряем время, Дэнни, — сказал он сам себе вслух, схватил портфель и помчался к выходу. Пускай маленькая принцесса охотится на своего любимчика. В конце концов нет на земле ни одного человека, который сумел бы прожить без любовных драм и которому хоть раз не разбивали бы сердце. Видно, так уж устроен мир.
