С тех пор мы больше ни разу не разговаривали друг с другом.
Вот так. Я оказался в Ножан-сюр-Марне с дипломом программиста, специализирующегося на микросистемах для искусственного интеллекта и прикладных автоматизированных систем, причем, к своему огромному удивлению, играючи сдал вступительные экзамены. Я быстро избрал сферой специализации ультрасовременные методики криминалистики, но не обошел вниманием и все прочее — старые добрые приемчики копов, то есть основы профессии. Два года с хвостиком — именно столько нужно, чтобы вбить в вас эту науку, два года теоретических занятий и многочисленных стажировок в качестве практиканта. Я как раз успешно заканчивал последний курс обучения, когда новому правительству взбрело в голову вновь разделить общество на четкие страты в соответствии с санитарными, культурными и социально-экономическими критериями, запустив грандиозную программу по выявлению медико-социальных отклонений, а в завершении дела — и их фиксации. Государственные служащие первыми прошли проверку на соответствие норме. Я быстро оказался человеком с клеймом носителя нейровируса Широна-Олдиса в генетической карте. И Центр фильтрации номер 14 распахнул мне свои объятия.
Карен никогда не любила много говорить о своем прошлом, но за неполный год, прошедший с момента нашей первой встречи, мне удалось вытащить из нее кое-какие сведения и путем их сопоставления прийти к определенным выводам.
Насколько я сумел выяснить, она появилась на свет в достаточно необычной семье. В ее роду были чешские, русские и польские евреи, которые бежали или боролись сначала против нацистов, а затем против коммунистов. Как-то Карен рассказала мне, что одна из ее бабушек в семнадцать лет попала в застенки гестапо, где ее подвергли пыткам. Не прошло и десяти лет, как через ее тело пропускали электрический ток уже агенты чешской политической полиции. Некоторые представители генеалогического древа Карен целыми семьями бесследно исчезли в немецких или советских концлагерях, выжившие сумели найти убежище кто в Израиле, а кто — в Голландии и Великобритании. Родители моей подруги обосновались во Франции. Мне так никогда и не удалось понять, чем именно занимались предки Карен, но однажды она в общих чертах набросала для меня портреты своих бабушек и дедушек. По отцовской линии — еврейка из пражского гетто (та самая, которой довелось отведать сначала нацистского, а затем коммунистического электричества) и русский еврей, сражавшийся в рядах 1-й гвардейской армии, но в 50-х годах вынужденный бежать за границу по причине растущей паранойи «отца народов» Сталина. Они познакомились в Праге, сразу после войны, затем вновь встретились в Австрии, когда бежали в ФРГ при помощи тайной сети проводников «на ту сторону». По материнской линии — еврейка из краковского гетто, прошедшая фашистские концлагеря и оказавшаяся сначала в Бельгии, а затем во Франции после того, как англо-американские войска освободили ее из Бергена-Бельзена,[39] и единственный нееврей во всем роду — франко-голландско-венесуэльский искатель приключений, своего рода международный мошенник, который вступил в ряды «Сражающейся Франции», участвовал в операциях SAS[40] 6 июня и после изгнания фашистов из Парижа обосновался в этом городе.
Карен часто говорила мне, что с такими предками никакая опасность ей не страшна.
Она также рассказала, что у ее бабушки по материнской линии есть родственники, которые приходятся Карен кем-то вроде троюродных братьев или двоюродных дедушек и живут в Голландии, а также в Южной Африке — достаточно богатая ветвь семейного древа, выжимавшая максимум возможных денег из торговли алмазами. По словам Карен, у них есть бизнес в Конго и Намибии — странах, где такого рода крошечные, но драгоценные кусочки углерода встречаются в изобилии, как черепа австралопитеков в Эфиопии. И в конце концов я убедил себя, что подобные родственные связи — это просто замечательно, ведь копы рано или поздно вычислят их, что подтвердит версию об африканской версии в качестве цели нашего бегства.
Все методы международного преследования преступников я смог до тонкостей постичь в полицейской академии. Обращение к архивам аэропортов и крупных вокзалов, следы, оставляемые банковскими или любыми другими электронными картами, где бы их ни использовали, платежи за пользование частными автодорогами, услугами телефонных операторов, сетевых отелей или супермаркетов, транспортных компаний и уж тем паче пересечение более или менее заметных границ между различными мультинациональными блоками. Сегодня легавый может следить за вами не отрывая задницы от кресла, разве что ему захочется сходить к холодильнику за пивом. Если он искусен в обращении с Интернетом и знает, где, когда и как подключаться к соответствующим информационным сетям, как выстраивать четкие, легкие в использовании базы данных из миллионов фактов, он в конечном итоге наметит путь, проделанный вами по карте мира так же точно, как если бы вы были радиоактивным маркером типа изотопа йода в недрах какого-нибудь гигантского организма.
Киберполицейские стали незаменимы для любого сколько-нибудь современного подразделения сил правопорядка, но это вовсе не означает, что последние отказались от прежних полномочий и методов действия старых добрых блюстителей закона, особенно от обязательной отправки агентов для сбора сведений, выявления различных нюансов ситуации и главное — доступа к фактам, не учтенным при помощи шедевров высоких технологий, без которых нынче невозможно даже открыть дверь собственного номера в гостинице.
Поэтому цифровая слежка и дополняется ищейками, которые перемещаются вдоль всей цепочки нужных сведений, занимаются поиском свидетелей, сопоставлением фактов — и так раз за разом, опять и опять, снова и снова.
Они обязательно доберутся до типа с вокзала Онфлёр, что продал нам билеты до Шербура. Они безрезультатно перевернут все в Шербуре. После чего поймут свою ошибку и примутся терпеливо искать вдоль всего пути между двумя указанными пунктами и в какой-то момент окажутся в Байё, станут вынюхивать там, обнаружат какого-нибудь очевидца, который вспомнит, как некая парочка садилась в «ауди», и достаточно быстро смекнут, что бельгийский след в сторону севера на самом деле никуда не ведет. Тогда они обратятся к изучению двух оставшихся направлений — на юг и на восток. Покопавшись в наших родословных, легавые выявят восточноевропейские корни Карен, но также узнают о наличии у нее родственников в Африке — новые факты, говорящие на самом деле в пользу ложной версии. Следователи разыщут «ауди» соответствующей модели, возможно, при помощи номерных знаков; они вывернут наизнанку базы данных платных автодорог и электронных КПП на границах и в конце концов дознаются о нашем приезде в Андай. Ловушка захлопнется.
Полицейские проследят наш путь до Рабата. И до этих пор все было предусмотрено планом, но дальше они наткнутся на дело Месауда. Какой-нибудь придурок вроде меня, лихой аналитик, специалист по работе с информационными потоками, копаясь в местных газетах и сопоставляя даты, обязательно свяжет одно с другим просто потому, что одна из его программ, управляемых искусственным интеллектом, сделает это автоматически и тихим мелодичным набором звуков сообщит о наличии «интересных» сведений.
Одновременно нам на пятки сядет марокканская полиция, а это, черт побери, тем более не предусматривалось планом.
Нам нужно как можно скорее выметаться отсюда, но рабатский «инцидент» (я использую этот термин потому, что он звучит более нейтрально, нежели «убийство»)… Так вот, данный «инцидент» послужит неоспоримым доказательством нашего пребывания в стране и вынудит обе полицейские структуры к показному сотрудничеству, тогда как исподтишка они будут ставить друг другу палки в колеса, чтобы первыми получить все дивиденды от нашего задержания. Следователи и с той, и с другой стороны с головой погрузятся в африканский ад — мешанину из межплеменных гражданских войн и насквозь коррумпированных мегаполисов. И если все пойдет так, как я задумал, там они обломают все зубы.
