Других слов для выражения охватившей ее ярости подобрать не удалось. Его высокомерно проницательный взгляд и явная тоска обезоруживали, что оставалось разве что завыть или нервно рассмеяться.

– Ах, Принцесса, что же нам с вами делать? – устало покачал он своей прекрасно вылепленной головой.

– Отвезите меня домой и прекратите обзываться, – так же устало ответила она.

Время медленно тянулось, похоже, их разговор зашел в тупик. Джек заложил широкий круг по дороге вокруг деревенской лужайки, чтобы развернуть свой прогулочный экипаж в сторону Лондона, его как-то не тянуло на подвиги лихого наездника. Джессика уже знала: он превосходно справляется с любым делом, если берется за него. Теперь она надеялась, что он не настроился всерьез заняться ею, а просто решил немного развлечься перед таким серьезным делом, как смотрины.

– Видите, какой я послушный герцог, – решился он прервать томительное молчание, затянувшееся на несколько миль.

– Нет, вы хитрый, лживый и опасный, но меня вам ни за что не окрутить, я заранее знаю все ваши штучки, – проворчала она.

– Зато я не боюсь встретить жизнь с открытым забралом и не похож на мороженого судака, – уколол он.

– Конечно, этим летом вы не побоитесь играючи совершить самую большую ошибку своей жизни, – вполголоса пробормотала Джессика в адрес надменного аристократа, который обвиняет ее в бесчувственности, в то время как сам расчетливо готов жениться ради рождения прямых наследников, лишь бы его драгоценный кузен смог вернуться домой. – Как мило, – неискренне похвалила она вслух, но он как-то странно посмотрел на нее. Стало понятно – по-кошачьи острый слух не подвел его.

– Обещайте, Принцесса, что хотя бы не откажетесь вступить в бой, – примирительно вздохнул он, разрядив затянувшееся – несколько отчужденное – молчание.

– Что за бой?

– Этим летом спускайтесь с вашей неприступной башни из слоновой кости и приезжайте развеяться к нам, грешным и жадным до жизни. Возможно, вас удивит, сколько неожиданностей таит эта жизнь, если не прятаться от нее, а принять с распростертыми объятиями.

– Но вашим ушам может достаться изрядно, – пресекла она его кипучие излияния, опасаясь подвоха: помнится, копченый чугунок повелел называть себя благородным чайником.

– Обещаете? – безжалостно давил он, и она – вот ошибка! – нечаянно посмотрела ему в глаза и успела заметить искреннюю озабоченность в их золотисто-зеленых глубинах, прежде чем он снова устремил взгляд на дорогу.

– Если только вы решительно прекратите обзывать меня Принцессой, – уступила Джесс и подумала, что надо было как следует пнуть себя по больной ноге, прежде чем поспешить согласиться.

– Вы загрустите, если я приму ваше условие, – ухмыльнулся он, словно ему только что пришло на ум, как забавно было наблюдать со стороны за их препирательствами во время этой нелепой прогулки.

Едва доехав до деревни, они снова повернули в сторону Лондона.

– Так можно грустить о том, что избавилась от ветрянки, – мрачно ответствовала она.

– Будем считать, что я ничего не говорил, Джесс, оставайтесь при своем, – легко усмехнулся он, потом рассмеялся.

Она прокляла свою доверчивость – с таким же успехом можно битый час препираться с граблями – вот достойный соперник этому зубоскалу.

– Не беспокойтесь, я верна себе. Правда, уже почти не надеюсь увидеть, как вы изменились.

– А с чего бы мне меняться?

– Обычно женитьба очень меняет характер мужчин. – И она ужаснулась тому, как бестактно выдала себя.

– Я упоминал о женитьбе? – спросил он вкрадчиво.

Она невольно вздрогнула, уловив затаенную угрозу в его тоне.

– На мне – никогда, и не тревожьтесь так, я не заблуждаюсь на свой счет, – гордо ответила она, уходя в свою раковину.

– Я никогда не подозревал вас в этом, любезная, – отстраненно произнес он.

Можно было подумать, что они едва познакомились и при этом весьма не понравились друг другу.

– Это весьма мне на руку, поскольку иначе вы возненавидели бы меня как претендентку на ваш герцогский венец, – дерзко добавила она.

– Как знать? – рассеянно произнес он, словно Джессика Пэндл с ее взбалмошными идеями находилась за тридевять земель отсюда и нисколько не занимала теперь его мысли.

– Я знаю, – настаивала она, стремясь разрушить безликую стену молчания. Ей пришлось даже прикусить язык, чтобы не наговорить лишнего, страстно заверяя его, что никогда и не помышляла завладеть его вниманием – ни в коем случае…

– Вы правы, – наконец проронил он в напряженной тишине. – Я в какой-то момент поддался слабости, согласился с директивой бабушки и серьезно нацелился на женитьбу. Как оказалось, очень многие долго ждали такого решения, поскольку я теперь обязан принять у себя целое стадо юных гусынь в сопровождении избранных родственников и подруг, приглашенных тетушкой, – да, такой вот светский прием предстоит мне по возвращении домой.

– То есть вы пригласили семью Пэндл остудить пыл стаи юных претенденток, пока вы будете собираться с мыслями, так? – спросила она беспечно, словно ее нисколько не волновала отведенная ей роль – роль некоего противоядия, способного сразить невестящихся прелестниц наповал.

– То есть – нет, поскольку я приглашаю вас в пенаты, которые мне, верно, дороже всего на свете, в семью, которую я мыслю частью себя самого. Вы нисколько не уступаете в красоте любой гостье, отныне вам надлежит четко запомнить это. Не позволяйте себе сомнений и не расшаркивайтесь перед ними, знайте, я никогда не поставлю вас на вторые роли, – жестко предупредил он.

– Нет во мне красоты, – возразила она с таким негодованием, словно он позволил себе намекнуть, что она невзрачна, как рисовый пудинг.

– Думайте что хотите, но вы прелестны, милая. – Он улыбнулся с видом знатока, чтобы она наконец почувствовала, что это не комплимент.

– То есть я должна себя чувствовать красавицей, если вы того пожелаете, ваша светлость?

– Если мое повеление способно убедить вас в моей правоте. А теперь будьте любезны убрать это мученическое выражение с вашего лица и приосаньтесь, как и положено истинной светской леди на выданье. Наше общество помнит вас именно такой, Принцесса. Настоятельно рекомендую вам представить, что мы неспешно прогуливаемся по зеленым скверам Мейфэра, а не мчимся по окрестным деревням.

– Да, так лучше, но вы все же ошибаетесь, – выпалила она.

Между тем они уже ехали по знакомым пыльным улицам, и она почувствовала, что Принц рядом с ней снова превратился в циничного и недосягаемого герцога Деттингема.

– Нет, и вам это известно, – прошептал он, передавая ей сумочку и веер, когда лакей лорда Пэндла помог ей сойти с довольно высокого сиденья коляски.

– Нет – что? – рассеянно повторила она, поскольку сохранять грациозность, выходя из экипажа – даже не столь высокого, – довольно тяжело, а сегодня ей менее всего хотелось свалиться мешком под ноги его лошадям.

– Ошибки, разумеется.

И он напомнил ей о ее прелести таким томным взглядом, что она едва не поверила ему, но вовремя спохватилась, поскольку перед ней всего лишь закоренелый повеса, привыкший убеждать впечатлительных дам в своем особенном отношении к ним – единственным и неповторимым.

– Ха! Расскажите об этом вашим гостьям, когда мы встретимся у вас в доме. Они объявят вас сумасшедшим или же просто сбросят меня в ров с водой у вашего замка.

– У нас нет рва, – возразил он, наблюдая, как она отступает на пешеходную дорожку и ждет подходящего момента, чтобы вежливо распрощаться с ним.

– Они выкопают, постараются ради меня.

– Вот как? Следует мне расценивать это как вызов? – Его озорная улыбка грозила сразить наповал и растопить ее волю прямо посреди улицы.

– Нет! – неожиданно пронзительно вскрикнула она и отступила, словно его пламенный взор мог опалить ее крылья.

– Жаль, – произнес он насмешливо. Он всегда так улыбался ей в детстве, когда собирался улизнуть вместе с Ричем. – А я обожаю сражения. Правда, немного найдется женщин, способных доставить мне удовольствие доказать им их неправоту, разве что вы, Принцесса, частенько балуете меня.