– Гх-хх… Чх-х-х… – а говорить-то без зубов и не получается, мало практики, так сказать. Ух, как десны болят!

Паренек только отодвинулся с легкой опаской. Попробуем по-другому: тычок пальцем – ты, тычок себе в грудь – мне, губы трубочкой, ладонь ковшиком – фьюить – попить, тычок в кувшин – воды, жест к себе – принеси. Дошло? Дошло! Парень исчезает и спустя минуту возвращается с пузатым кувшином. Буквально вырываю его из рук и с полминуты, наверное, могу только жадно глыкать. Вода-а-а… Вдруг я краем глаза ловлю взгляд паренька, и что-то в нем заставляет меня насторожиться. Он глядит с этакой гаденькой усмешечкой и нездоровым интересом…

А ну-ка… Помнится, в детстве в школе у нас был такой же хорек. В класс перевелся мальчик-чукча, который русский язык знал ровно настолько, чтобы не потеряться по дороге домой, а писать умел и того хуже. К слову, математиком он был Отцовым благословением, диффы и интегралы в уме щелкал, как белка орешки. Так вот, однажды Авыныквын – так его звали, все еще шутили, что это единственный в мире аналог сталинского «вылысыпыдысты», – имел неосторожность обратиться за помощью к тому хорьку. Спросил, как написать «Таня, ты красивая, давай дружить». Написал согласно совету и долго потом смотрел вслед рыдающей Тане, а на щеке горел след ее ладони. Впрочем, в итоге все равно вышло хорошо. Хорька спустили искупаться в дыру, после чего он навсегда заимел кличку Скунс, а Таня сразу после школы вышла замуж за Авыныквына, лауреата Имперской премии по математике.

Так вот, этот парниша взглядом походил на хорька один к одному. Где он мог мне… Да ну на фиг! Быстро опустив глаза, обнаруживаю знакомое «приблизительно равно» на крышке. Та-ак… Паренек уже бежит в выходу, хорошо у него задница соображает, но только вот нужен он мне теперь… Очень нужен. Крышка кувшина, тяжелая обожженная глиняная крышка, разлетается на куски точно у него между лопаток. К порогу уродец подъезжает уже носом, остальное тело безвольно расслаблено и только подергивается. Ну что, поговорим? Сажусь на него, беру руку на болевой и неторопливо вывихиваю указательный палец. Что? Ты еще и обмочился? Слушай, а это идея. Вытираю своей замечательной новой тряпкой лужицу, сам сливаю краник в пресловутый кувшин и сую под нос болезному. Не хочешь? А придется… Полтора пальца спустя оно сдается. Так, так, еще немного, до конца… Ну вот мы и квиты. Теперь свободен. Свободен, я сказал! А если пнуть посильнее? Так-то лучше.

Немного прибираюсь в комнате, осколки крышки складываю в кувшин и ставлю в угол. Под другую стену ставлю маленькую лавку и сажусь на нее. Заворачиваюсь поплотнее в покрывало. Успел. В коридоре слышен громкий топот. Что-то быстро вы. Похоже, в здешних горах совсем даже не спокойно, раз такой уровень алертности. Ну вот, что и требовалось доказать. Четыре здоровых мужика, правда, гораздо попроще, чем вчерашние воины. Типа внутренняя стража. Хех, даже вбежать в дверь правильно не могут, продавливаются, как… Удар кулачищем в ухо сносит меня с лавки, и дальше остается только лежать в позе заключенного и стараться уберечь жизненно важные органы. Темнота…

– Идиоты. Отрыжка Каная, плесень Йегуса, лакрима миксум люте!

– …

– Установлено, как все произошло?

– Нечего там устанавливать, шун. Мэтр Лирий заделал обновление зубов нашему гостю, сами знаете, каково это. Парень из прислуги, Лакий Мероэ, на просьбу принести воды подсунул ему какхис, а тот догадался и в отместку заставил ублюдка выхлебать полкакхиса своей мочи. Ну и пару пальцев вывихнул.

– Не сломал?

– Вот именно – не сломал, а вывихнул. Не самое простое дело. Потом он выпнул его наружу… И тут начинается самое интересное. Он стал готовиться к тому, что скоро его будут бить. Сел, как сел бы я сам, упал так, что пинать его могли только трое из четверых, и ухитрился не дать этим олухам ничего себе сломать. Так, лицо расквашено да синяки на конечностях, плюс сотрясение.

– Интересно… Бывал, значит, под конем-то… Так! Весь квад стражников отдать братьям, чтоб пыль из гамбизонов им выбили, Мероэ – двадцать плетей, этому подлатать слегка лицо, остальное само заживет. Глядишь, поспокойней будет.

– Э-э, шун! Братьям не получится, Мишан в дальний патруль ушел, а Кочумат должен Махия сопровождать. Может, Гобу их, тот как раз нажис вывозить должен?

– Занятная шутка. Отдашь их Ланке, чтоб ума вколотила, потом, когда та закончит, пусть сразу приступает к делу.

– Да, шун.

В общем, «и лежал он на печи тридцать лет и три года». В смысле я отлеживался на лавке во все той же надоевшей до смерти комнате. Ничего ценного хмыри-неумехи отбить мне не смогли, били как мобили, как вчерашние лавочники, так что ходил я свободно и почти не морщась. Позавчера приходил Лирий – это тот старикан, подрабатывающий здешним магом. Представился, был сразу мысленно переименован в Делирия, в два касания залечил мне лицо и ушел. Натурально – сделал два касания, а дальше оно само зажило за пару часов. Явно мог так же свести и все остальное, но не стал, гад этакий. Похоже, местное начальство крепко держит руку на пульсе. Ну а я в ответ притворился жутко болящей развалиной и уже второй день пролеживаю бока на лавке. Меня никто не трогает, не теребит, так что вариантов всего два – или за мной и в самом деле никто не наблюдает, или они держат марку и нагоняют туман, имея запас времени. В первое не верю, при наличии мага-то, а второе печально, ибо означает наличие у руля хороших мозгов.

А-а, я не сказал: здесь пахнет войной. Уж эту тревожную тень различить можно всегда, пускай у меня и нет посетителей. Рамка в окне прекрасно пропускает звуки, поэтому жизнь сего населенного пункта известна мне в изрядных подробностях, кроме разве что лиц обитателей. Так вот, в голосах людей отчетливо слышится нотка подступающей грозы. По тому, как на нее реагируют, вполне можно судить и о вещах более абстрактных. Например, здешние женщины встревожены, но уверены в силе своих воинов. Угроза, чем бы она ни была, представляется им весьма серьезной, но вполне одолимой. Власть крепка и ведает о насущных проблемах – это я видел собственными глазами. Там, внизу, на склоне горы, идет глубокая траншея, хорошо замаскированная, так, что сразу и не разглядишь, и хорошо оборудованная, по понятным причинам без изломов и траверсов, однако с ячейками, частичным блиндированием, банкетом, какими-то отнорками и дощатым настилом. По тропинкам рядом с траншеей мальчишки гоняют скот, животных, похожих на очень крупных безрогих коз, чуть поменьше коров. Вчера мальчишка заметил, что в одном месте обвалилось метров пять задней стенки траншеи и сломалась хворостяная прегородка. Через пару часов пришли мужики и быстро все отремонтировали, причем работали совсем не из-под палки.

Оп! Что за… Открывается дверь. Интересно, а шагов по коридору слышно не было. В дверь просачивается гость… гостья. Девушка лет двадцати пяти, рост метр семьдесят, на поясе небольшие ножны, другого оружия не видно, одета во что-то рабочее – штаны и куртка, волосы – длинное каре, блондинка. Фигура интересная, стройная, но грудь маленькая, талия почти как у меня, да и двигается она слишком плавно. Не хотел бы я с такой драться…

А придется! Она спокойно и быстро подошла ко мне и с ходу ткнула в солнечное. Лицо ее при этом не выражало никакой агрессии и вообще ничего не выражало. Ладно, задумка твоя ясна. Птица повыше, чем служки и стража, желает сразу указать сверчку на его место. Умом понимаю, но вот не люблю я этого. Ударила она, кстати, красиво, очень резко и правильно, однако я уже скручивал корпус, превращая вышибающий дыхание удар в безвредное скольжение. А кулачки у нее острые. По ходу движения двоечку навстречу, тоже в корпус. Не прошли, блок и отход. Ну и ладно.

Что теперь? А, хоть какое-то выражение на чистом, симметричном лице. В иное время я бы, пожалуй, засмотрелся. Злится. Не привыкла, чтоб ей перечили. Дочь местного начальника? Сейчас прыгнет. Что, поднимем ставки? Поднимем.