Когда они добрались до укрытия, она выпрямилась в его объятиях и сказала:

— Мне пора домой.

Она отсутствует уже почти два часа, а Райан все это время там один сражается со своей головной болью. В сердце закрался знакомый страх. Может случиться что угодно. Ведь он болен. Ей вообще не следовало оставлять его одного.

Холт отнял от нее руки.

— Домой? Ты называешь домом ту лачугу?

— Это... это не лачуга.

— Я же был там. Разве ты забыла? Я помогал собирать кровать.

— Мы... мы уже навели порядок. Райан занимается...

— Меня не интересует, чем занимается Райан, Серена.

Он медленно отступил на несколько шагов.

Она покачала головой; на лицо упали капли таявшего в волосах снега.

— Это совсем не то... не то, что ты представляешь.

— А откуда, черт побери, ты знаешь, что я представляю? — неприятно рассмеялся он.

— Не... не знаю, — запинаясь выговорила она. — Наверно, думаешь, как это было у нас с тобой... раньше.

Он вонзился кулаком одной руки в ладонь второй и проскрежетал:

— Не издевайся!.. И без того мерзко на душе. Проклятье! Как подумаю, что вы живете там вместе... убить его готов.

— Не надо, — в ужасе вскричала Серена. — Не надо, Холт. Не говори так.

— Почему же? Ты была моей... когда-то.

— Давно. Десять лет назад.

Она потупила взор.

— Ты была моей, — надсадно повторил он.

Она медленно подняла голову и посмотрела ему в лицо.

— Но оказалось, что я тебе не нужна. И мне не к кому было обратиться за поддержкой, когда я так в ней нуждалась.

— Когда решила уйти из дома?

Его глаза излучали холод, руки безжизненно висели по бокам. От нежности, страсти не осталось и следа.

— Я должна была уйти, — упрямо настаивала она на своем. — Отец заявил непреклонно: или я принимаю Мари, или выметаюсь из дома и иду своей дорогой.

Холт беспомощно развел рукой.

— Ты же знаешь, какой был Макс. Вспыльчивый, горячий. Он совсем не имел в виду того, что говорил. Он никогда не выгнал бы тебя.

— Ему не пришлось этого делать. Я не предоставила ему такой возможности. Я не признаю угроз, Холт. Ни от кого. — Ее глаза гневно засверкали. — Я не собиралась ждать, когда он раскроет свои карты. Он дал мне ясно понять, что Мари переселяется в Уинтерсгилл, а мои чувства его не волнуют.

— Ты даже не попыталась понять, что она за человек...

— Да, не попыталась, — оборвала его Серена. — Мне было восемнадцать лет. У меня все кровоточило внутри от обиды и унижения. Поэтому я просто собрала сумку и ушла. Думаешь, мне было легко, Холт... бросить отца и Уинтерсгилл?

— А меня?

Серена протяжно вздохнула.

— Это было тяжелее всего. Но что ты мог сделать? Ты жил со своей тетей Вив. Ни у тебя, ни у меня не было ни денег, ни нормальной работы. Разве я могла прийти к тебе? На что мы стали бы жить?

— Ты забываешь, Серена, — возразил он, уже более мягким тоном. — Я все-таки кое-что зарабатывал. Мне было двадцать четыре года, и я хотел заботиться о тебе. Думаешь, я сделал бы то, что сделал, если бы не любил тебя?

— Ты говоришь про те выходные, проведенные?..

Ее взгляд вспыхнул от оживших воспоминаний, сердце учащенно забилось.

— Да, и про то, как я чуть ли не ползком на коленях пришел просить у твоего отца работу.

— Работу в заводской лаборатории отца, которая почти ничего не стоила! Работу, за которую платили так мало, что ты никогда не смог бы прокормить семью. Работу, с которой тебя вышвырнули бы за милую душу, узнай отец о нашей привязанности.

— Но все же это была работа, черт побери... Какая-никакая, а работа, — тихо возразил он. — И я продолжал учиться, если помнишь. Макс, должно быть, оценил мое стремление, позволив работать всего три дня в неделю, чтобы я мог посещать колледж. Серена, — он умоляюще протянул к ней руку, — Серена, детка, я, конечно, был не вундеркинд и понимал, что до университета не дотяну. Но мозгов и практической сметки у меня хватало, и я старался как мог, чтобы твердо встать на ноги. Я любил тебя, Серена, с самого начала думал только о том, чтобы мы поженились. И Макс знал это, — даже если и не очень желал видеть меня своим зятем.

Девушка пожала плечами.

— Теперь это все в прошлом, Холт. Того, что сделала я, не изменишь. Уже не изменишь. — Ее плечи безвольно опустились. — Мне правда пора идти, — промолвила Серена, вновь вспомнив про Райана. Она скинула с себя тяжелую мужскую куртку и передала ее Холту вместе с ключами от рудника. — Закроешь, ладно? Прости, Холт, но мне нужно домой.

— Конечно, закрою. Твоего кавалера разве можно заставлять ждать?

— Он мне не кавалер, — ответила она, но Холт уже шагал по склону к воротам рудника.

Девушка уныло повернулась и поспешила домой той же дорогой, по которой и пришла к руднику. Холт не пытался догнать ее. Она лишь раз глянула через плечо: прислонившись к железным воротам, он смотрел ей в след, лениво подбрасывая в воздух ключи.

Холт возвращался в Коровий переулок кратчайшим путем, по зигзагообразной тропинке, вьющейся по противоположному склону, которую он выбрал прежде всего для того, чтобы видеть, как Серена карабкается к серым домикам, гнездившимся высоко на холмах. После того первого раза она ни разу больше не посмотрела в его сторону, о чем он глубоко сожалел. Если б она только махнула ему рукой или хотя бы выразила нерешительность, он, наверно, помчался бы к ней, как в прежние годы. Но, должно быть, она права. Те счастливые дни навсегда остались в прошлом.

Он поднялся на вершину холма и, перемахнув через решетчатые ворота, преграждавшие путь в переулок, взглянул на коттедж Вив. Надо бы зайти навестить тетю, виновато подумал Холт. Он не был у нее уже два дня. Тяжело вздохнув, он пересек дорогу и, войдя в калитку, направился сразу же к заднему входу.

— Это всего лишь я, — прокричал Холт, без стука открывая кухонную дверь, и затопал на пороге ногами, сбивая с ботинок снег.

— Входи, входи, — пригласила Вив, появляясь из гостиной, которая находилась сразу же за кухней. — Не стой на холоде, мой мальчик.

— Мальчик? — от души расхохотался Холт, тщательно вытирая ноги о коврик.

— От старых привычек трудно избавиться. Ты для меня всегда будешь мальчиком. Я же тебя растила и лелеяла, как свое собственное дитя. — Она рассмеялась. — Кстати, не я одна льну к старым привычкам. Вон как тщательно ты вытираешь ноги, прямо как в детстве.

— Попробуй я тогда не вытирать ноги дочиста. Уж ты бы мне показала, — шутливо заметил Холт. — На месяц лишила бы меня карманных денег.

— Тогда бы лишила, это точно. А сейчас ты вон какой вымахал. Теперь тебе никто не указ.

Холт закрыл кухонную дверь.

— Чаю выпьешь? Или опять спешишь сесть в свой грузовик и умчаться на край света?

— Тетя Вив, ты же знаешь, для чашки чая я всегда найду время.

Он устроился за кухонным столом.

— «Эрл Грей» или китайский? — спросила она, включая электрический чайник.

— Китайский! — добродушно ухмыльнулся ей Холт.

Для гостей Вивиан всегда держала разные сорта чая, но сама предпочитала «Эрл Грей».

— Ты ведь знаешь Джилли Тьюсон? Она по дому мне помогает.

Холт кивнул, задаваясь вопросом, чем опять провинилась Джилли. Он отнюдь не завидовал этой женщине, вынужденной три раза в неделю являться по утрам на строгий суд его тети.

— Я иногда прошу ее сходить в магазин. Так вот она принесла мне «Эрл Грей» в пакетиках, представляешь? — Вивиан положила несколько ложек заварки в фарфоровый чайник и обратила на племянника свои большие голубые глаза. — Я и не знала, что «Эрл Грей» додумались продавать в пакетиках.

— Неужели? — с серьезным видом поинтересовался Холт, едва сдерживая смех.

— Терпеть не могу пакетики. — Она скорчила гримасу. — Разве ж это чай?

— Ты просто нудная привереда, — пошутил Холт, развалившись на стуле.

Вода закипела, и Вивиан, заварив чай, понесла чайник к столу.

— Ну, ни капельки уважения к старой тетушке. Обзываешь меня нудной привередой.