— Да, — кивнула Серена. — Она и на вид тяжелая.

— Если бы проект выгорел, он принес бы целый миллион прибыли, — продолжал Холт. — Идея была блестящая, но производство таких дверей требовало огромных затрат. Да к тому же они не всегда получались как надо. Не удавалось прочно впаивать железо в дерево. Это единственная уцелевшая дверь.

— А все-таки можно было осуществить проект? Если бы отец уделил его разработке больше времени?

— Кто знает? — пожал плечами Холт. — Завод вскоре стал давать хорошую прибыль, а у Макса не было ни времени, ни лишних людей, чтобы заняться проектом как следует.

— Значит, говоришь, завод пережил тяжелые времена?

— Да, одно время приходилось не сладко. Макс беспокоился не о себе. Он готов был землю свернуть, только бы не лишить людей работы.

— Ты, очевидно, говоришь о каком-то другом Максе Кордере, — съязвила Серена.

— Верно, о другом. Он сильно изменился после твоего бегства. Стал мягче. Ему очень тебя не хватало.

— Я тоже не на курорте отдыхала, — отрезала она.

— Он из-за этого едва не порвал с тетей Мари.

— Даже так? — заволновалась девушка.

— Да, — подтвердил Холт. — Все полетело кувырком. Макс просто ополоумел от беспокойства.

— В последние две недели жизнь здесь опять сошла с нормальной колеи, да?

— Ты говоришь об отце? — тихо спросил он. — Поэтому ты и вернулась?

— Да, — ответила Серена, глядя ему в лицо. — И, думаю, по этой же самой причине я, оставив свой автомобиль на центральной дороге, поднялась сюда. Это ведь тот самый выступ, с которого он сорвался?

— Да.

— Он к тебе приходил, Холт?

— Меня в это время здесь не было, — ответил он. — Я уезжал в Шотландию, отвозил локомотив для тематического парка.

— Неужто в дебрях Шотландии есть тематические парки?

Серене казалось, что Холт над ней смеется.

— Я не стал бы гонять по горам грузовик, если бы не был абсолютно уверен, что в конце концов наградой мне будет тематический парк.

Холт пристально посмотрел на девушку.

— Но в принципе не исключено, что отец приходил к тебе? Он ведь не знал, что ты уехал, да?

— Как это не знал? Подобные путешествия я планирую заранее, Серена. Там через некоторые селения без полицейского эскорта не продраться. Я только накануне сообщил Максу, что уезжаю до выходных.

— Прости... Я не сообразила...

— К чему ты клонишь, леди?

Холт прищурился.

— Странно все это. Что привело отца на скалы в холодный январский день? И потом, он знал это место как свои пять пальцев; он просто не мог ни с того ни с сего взять и оступиться.

— Ну и ну! Что ты хочешь сказать? Что его кто-то столкнул?

— Черт, нет! Я... я просто желала бы знать, что у него было на уме, вот и все. Был ли он чем-то встревожен... или болен...

— Встревожен или болен настолько, чтобы покончить с собой? — сердито уточнил Холт. — Забудь об этом. Тебе прекрасно известно, что Макс был стойкий мужик. Да и с чего ты вдруг решила выступить в роли заботливой дочери? Ты его всегда ненавидела. На дух не выносила.

От слов Холта на душе стало противно и гадко. За последние две недели ненависть к отцу улетучилась. Но понимание пришло слишком поздно: она уже не сможет сказать ему «прости».

— Ты, я вижу, Холт, как всегда в своем амплуа, — промолвила Серена, мучительно сглотнув комок в горле. — Не утруждаешь себя любезностями. Если уж бьешь, так обязательно ниже пояса.

Холт, задрав голову, несколько секунд смотрел на хмурое небо, затем перевел взгляд на ее лицо.

— Ладно! — проговорил он. — Допустим, я верю, что ты изменилась. Допустим, верю, что домой вернулась другая Серена. Серена, сумевшая наконец-то по достоинству оценить своего отца. Но какой теперь смысл устраивать разбирательства? Что это даст тебе? И, если уж на то пошло, чем поможет ему? Макс сорвался! Было произведено вскрытие, полиция провела расследование. Подозрительные обстоятельства никак не остались бы без внимания.

Серена сморгнула с ресниц снежинки.

— Я просто не смогла бы примириться с тем, что он решился на какую-нибудь... глупость... из-за меня, — сказала она.

— Значит, ты совсем не знала своего отца, если допускаешь подобное.

— А я и не знала его. — Серена повернулась боком. — Потому и не нахожу себе места. Мне давно следовало повзрослеть, — пробормотала она. — Только теперь начинаю понимать, что все эти десять лет вела себя, как самая последняя эгоистка, хотя признаваться в этом горько и стыдно. — Она надменно взглянула на него. — Я поднимусь на скалы. Хочу своими глазами увидеть это место...

Девушка бегом бросилась назад к тропинке, потом повернула к скалам. Сразу надо было идти туда, ругала она себя. Столько времени зря потеряла у «скверного дома».

Услышав за спиной топот бегущих ног, Серена замедлила шаг и обернулась. Ее нагонял Холт, надевая на бегу теплую кожаную куртку.

— Одну тебя туда не пущу, — заявил он, поравнявшись с ней.

— Чего это вдруг тебе вздумалось тратить на меня время? — спросила она, пожимая плечами, и, повернувшись к нему спиной, зашагала через открытое пространство.

Валил густой снег. Холт шел рядом, застегивая куртку. Девушка искоса глянула на него. Ворот он оставил открытым.

— Я задала вопрос. Что это тебе вздумалось тратить на меня время?

— Я не желаю еще одного несчастного случая на своей земле, — отрезал он.

— Со мной это исключено. Ты же меня хорошо знаешь.

— Думаешь, знаю?

Его голос потонул в завывании ветра.

Серена несколько мгновений смотрела на него, потом пошла дальше. Когда они поднялись на скалы, нависавшие над Кейндейлской бухтой, Холт неожиданно схватил ее за руку.

— Не подходи близко к краю, — предупредил он. — Земля скользкая.

— Я хочу пройти на выступ над Кейндейлским ручьем. Отца ведь там нашли?

Холт наклонил голову, пряча лицо от снега.

— Да, — буркнул он. — Только не знаю, что ты надеешься оттуда увидеть.

Серена резко обернулась, обратив к нему свое окоченевшее и мокрое от снега лицо, и, стряхнув его руку, яростно проговорила:

— Я должна это сделать. Как ты не понимаешь? Я больше не могу дотронуться до него, не могу сказать «прости»... Я просто хочу побыть там... постоять на том месте, где он стоял в последние минуты своей жизни...

Его широкие плечи внезапно опустились. Сунув руки в карманы, он застыл на месте, глядя на нее. Серена отступила на несколько шагов.

— Ладно! Я понял тебя. Я остаюсь здесь. Только, ради бога, прекрати пятиться.

— До обрыва далеко. Ты забыл, Холт, что я тоже знаю эти скалы, как свои пять пальцев. Знаю так же хорошо, как их знал отец.

Холт кивнул. Серена развернулась и пошла вперед. Она была рада остаться одна. Холодная неприветливая погода, отражавшая состояние ее давно обледеневшего сердца, не доставляла ей дискомфорта. Ничто не шевельнулось в ее душе, когда она добралась до того места, откуда сорвался в пропасть ее отец. А что она ожидала почувствовать? Думала, что услышит в завываниях ветра голос отца, дарующего ей прощение, посылающего дочери прощальный привет и утешение?

Серена смотрела на Кейнделский ручей, гнавший в море свои пенящиеся воды, которые взбалтывал восточный ветер. Бурое дно пряталось под накипью ледяных брызг и вихрем снежных хлопьев, оседавших на его берегах и камнях бухты белым пухом.

Колючий восточный ветер разъедал глаза. Щеки оросили горячие капли, но она знала, что это не слезы по отцу. Жившее в глубине души чувство вины перед Максом не позволяло оплакивать его смерть как подобает любящей дочери. Опечаленная, унылая, она медленно повернулась и пошла прочь от обрыва. Холт все еще ждал ее на том месте, где они расстались.

— Ответа нет, — безучастно сказала она, подходя к нему.

— Нет, — отозвался он. — Его там и не может быть.

— Ты будешь на заупокойной службе, которую организовала Мари?

— Да... — Холт угрюмо кивнул. — А ты?

— Мари хотела бы меня там видеть.