— Если он сможет полюбить моих детей, то еще не все потеряно.

— Ну не знаю, девочка моя. — Луиза сокрушенно покачала головой. — Разумеется, ты права: если он любит тебя, то должен любить и твоих детей. Но если он до сих пор не смог полюбить Майкла, где гарантия, что теперь у него это получится? Не нравится мне все это. Совсем не нравится. Ты уверена, что тебе нужен муж, который в душе считает тебя обманщицей?

Линн нежно обняла свою подругу.

— Лу, ты прелесть. Почему ты так уверена, что я не могла сказать Клиффу неправду? Что, если у него действительно совсем другой отец?

Луиза презрительно фыркнула.

— Полно, девочка! Я же тебя знаю. Ты бы не стала возводить напраслину на человека, особенно на того, кого любишь. И ты не ответила на мой вопрос.

Линн задумчиво отошла в сторону, потом проронила:

— Думаю, все просто. Что бы Клифф ни думал обо мне, я твердо знаю, что никогда не смогу побороть свое чувство к нему.

Клиффу достались две комнаты, прежде служившие спальней Тейлора и Энн и детской, плюс ванная и Г-образный балкон, на котором он теперь и стоял, созерцая окрестности. Гроза прекратилась так же внезапно, как началась. Снова светило солнце, ярко-синей лентой извивалась река, сверкала изумрудом живая изгородь, тянулась к небу настурция.

Клифф прошелся по балкону, завернул за угол и, опершись о перила, заглянул в зашторенное окно комнаты, которая прежде была спальней Линн.

Бледно-голубые шторы, тонкие как паутина, колыхались на легком ветру. Клифф не знал, плод ли это его воображения или действительно до него долетал слабый запах ее духов.

Он судорожно обхватил ладонями перила ограждения. Быть так близко от Линн и не иметь возможности дотронуться до нее — сущая пытка. Где она сейчас? В комнате? Видит ли она его? Может быть, поздними вечерами, когда ей не спится, она выходит во двор и сидит в том плетеном кресле? Думает ли она о нем?

С замиранием сердца он представил себе, как ночью украдкой выходит во двор и находит ее, одетую во что-нибудь воздушное и прозрачное, с растрепанными волосами; у нее бархатистая теплая кожа, голос звучит приглушенно и призывно.

Он опускается в кресло, сажает ее на колени и тихо укачивает. Целует, снимает с нее ночную рубашку, снова целует, и под его ласками тело ее пробуждается, воспламеняется, становится горячим и влажным, таким же горячим, как его желание...

Клифф стиснул зубы, заставив себя выбросить из головы бесплодные фантазии. Но разве может он думать о чем-то еще, когда запах ее духов был как бы разлит в вечернем воздухе?

С гримасой муки и отчаяния он оставил балкон и прошел в спальню.

Принял душ, пустив холодную воду, затем оделся и лег на кровать, навзничь. Он смотрел в потолок, но видел перед собой Линн.

Прозвенел звонок, напоминая ему, что наступило время ужина. Клифф поднялся, пригладил ладонью волосы, расправил плечи — он чувствовал себя, как перед битвой, — и спустился по лестнице. Перед дверью, которая вела в столовую, остановился в нерешительности.

Что, если, увидев сына Линн, он узнает в нем его отца, человека, которого заочно ненавидит всеми фибрами своей души? Глубоко вздохнув, Клифф толкнул дверь и вошел в столовую.

Детей в комнате не было.

С чувством облегчения он на мгновение прислонился к дверному косяку, собираясь с духом.

Однако его появление не осталось незамеченным. В следующее мгновение Клифф поймал на себе заинтересованный взгляд дородной матроны, которую уже встречал, когда приезжал сюда зимой. Она улыбалась ему, самым неестественным образом сложив губки бантиком, при этом предварительно выщипанные и густо накрашенные брови ее удивленно поползли вверх, образуя две гигантские дуги. Теперь она была не яркой блондинкой, а огненно-рыжей. Было видно, что дамочка тратит уйму времени на укладку, однако, несмотря на это, создавалось впечатление, как будто она только что с постели.

В атласном ядовито-фиолетовом пеньюаре, едва прикрывавшем пышную грудь, и атласных же домашних тапочках, украшенных перьями марабу, она сидела, закинув ногу на ногу, выставив на всеобщее обозрение необъятную ляжку. Вполне подошла бы на роль бандерши, заключил Клифф.

Однако как знать? Может, после ужина у нее и впрямь назначена репетиция? Оставалось надеяться, что так оно и есть.

Впрочем, глаза ее под опахалом непомерной длины ресниц радушно улыбались.

— Так-так! — радостно заверещала она. — А я вас помню. Значит, вы вернулись! Луиза была не очень-то многословна. Эди будет просто в восторге. Она находит, что вы такой милашка.

Милашка? Клиффу много чего приходилось слышать в свой адрес, но никто еще не называл его милашкой. По крайней мере, такого он припомнить не мог.

— Проходите же, садитесь, — продолжала женщина в атласном пеньюаре, похлопывая по спинке соседнего стула. — Не стесняйтесь, дорогой. Присаживайтесь и расскажите мне все о себе.

Клифф, точно загипнотизированный, покорно сел рядом с ней. В дверях кто-то громко прочистил горло, и он повернул голову, обрадовавшись, что подвернулся повод отвлечься от созерцания грандиозных форм соседки, которые, казалось, вот-вот перельются через край выреза ее пеньюара.

— Добрый вечер, — сказал он, поднимаясь навстречу двум новым дамам.

Одна очень немолодая, невысокого роста, полная особа с убеленными сединой волосами. Вторая — тщедушная миниатюрная женщина в очках, в сером сиротском платье с глухим воротничком. Он вспомнил, что видел ее в ноябре, и тогда она показалась ему старше.

— Белла, в самом деле, — обратилась та, что сидела за столом, к первой из вошедших дам, несмотря на свой преклонный возраст одетой более чем смело, — в доме джентльмен, и ты могла бы одеться и поприличнее.

— Что тебя не устраивает, Флоренс? — с невинным видом проворковала Белла. — Лучше посмотри на себя: спускаешься к завтраку в халате.

Флоренс презрительно фыркнула и, не скрывая возмущения, произнесла:

— Во-первых, это ужин, а во-вторых, не надо сравнивать мой халат с этим... — Она уничижительно указала на Беллу пальцем.

— Для тебя, возможно, и ужин, а для меня завтрак. — Белла обратилась к Клиффу, словно ища его поддержки: — Я только что встала. А теперь садитесь, я вас представлю, только сначала назовите свое имя. — С этими словами она кокетливо склонила голову, подставляя ему ухо.

— Белла! — зашипела Флоренс. — Ради Бога, веди себя пристойно!

Женщина в очках, стоящая за спиной Беллы, зарделась от смущения и прикрыла лицо ладошкой. Клифф заметил, как она прыснула со смеху. Он лукаво подмигнул ей. Флоренс грозно зыркнула на него; от этого взгляда Клифф едва не поперхнулся.

Чтобы хоть как-то разрядить накалившуюся атмосферу, он произнес:

— Меня зовут Клифф Форман.

Белла по-свойски похлопала его по ладони.

— Прекрасно. Мне нравятся мужчины с такими... мужественными именами. А тебе, Эди? — Она лучезарно улыбнулась женщине в сером; та кивнула, скромно потупив взор, и снова покраснела. — Это Эди Йорк и Флоренс Грэм. А я Белла Леклэр. Фло работает у этого палача-дантиста, старого доктора Левски. Никогда не ходите к нему, мой дорогой. Поверьте мне на слово, ничего хорошего из этого не выйдет.

Миссис Грэм возмущенно фыркнула, лицо у нее постепенно становилось одного цвета с ее пеньюаром. Она хотела что-то возразить, но Белла, не обращая на нее внимания, продолжала как ни в чем не бывало:

— Моя подруга Эди работает в детской библиотеке, хотя я все время твержу ей, что она получит гораздо больше удовольствия, если перейдет ко мне.

Мисс Йорк в очередной раз зарделась и захихикала. Миссис Грэм сурово цыкнула, но Белла уже переключилась на Клиффа, который интересовал ее куда больше, нежели товарки.

— Клифф, а вы чем занимаетесь? То есть помимо того, что разбиваете женские сердца? — Она положила ладонь себе на грудь и кокетливо подмигнула ему.

Клифф облегченно вздохнул, когда в комнату, держа в руках обернутую полотенцем корзиночку с бисквитами и деревянную миску с салатом, вошла Линн. С замиранием сердца он смотрел на нее, раскрасневшуюся от долгого стояния у плиты, в светло-желтой майке с короткими рукавами и открытыми плечами, подчеркивавшей идеальные пропорции груди и талии. Глаза ее притягивали его взор, подобно магнитам; Клифф как завороженный поднялся ей навстречу и, взяв корзинку, не глядя поставил на стол.