Она спросила осторожно:

— Простите, мадам, вы не смотрели сегодня утром передачу по телевизору?

Женщина покачала темной, остриженной под мальчика головкой:

— Нет, дружок, не смотрела. Сегодня утром я выезжала из Сен-Мало. Очень торопилась, потому что проспала. Вчера у меня был трудный вечер — выступление в концерте. Видишь ли, я пою.

Клоди теперь во все глаза смотрела на хозяйку машины. Она — певица?!

Впервые в жизни девочка видела так близко настоящую, выступающую перед публикой певицу. Наверное, у нее тоже куча «фанов» — поклонников-фанатиков, которые орут в концертах, ловят ее при выходе, готовы за нее лезть в огонь и в воду.

— А как ваше имя? — решилась она спросить.

— Меня зовут Жаклин Мерак,— сказала, не оборачиваясь, певица.— Слышала, может быть, мои пластинки? Или меня?

— Слышала пластинки,— храбро солгала Клоди. Ей казалось неприличным ответить, что ничего-то она не слышала. Но что-то смутно забрезжило в ее памяти. Кажется, она действительно слышала это имя — Жаклин Мерак. Но когда, где, в какой связи? Этого девочка не могла припомнить.— Вы и в Париже выступаете, мадам? — робко спросила она.

Жаклин Мерак кивнула, и шрам на ее затылке натянулся и как будто пополз вверх под волосы.

— Как бы я хотела вас услышать не на пластинке, а в жизни! — вздохнула Клоди.

— Ну, это совсем просто,— тотчас отозвалась певица.— Ты где живешь?

— В Бельвилле,—брякнула Клоди и тут же прикусила язык.

Но было уже поздно.

— В Бельвилле? — повторила Мерак.— О, это знакомый район. Там у меня куча друзей.

Мысленно Клоди проклинала себя и свой неуемный язык: так попасться! Так глупо попасться!

— У вас в Бельвилле почти все люди какие-то особенные,— продолжала певица, зорко вглядываясь в блестящую, точно от пота, ленту шоссе.— Есть у меня там приятель-журналист, участник Сопротивления, старый чудак, некий Андре Клеман. Его там прозвали Старым Старожилом...

Клоди точно обдали кипятком: мсье Клеман! Жаклин Мерак знает самого Андре Клемана! Но тсс... Осторожность, осторожность! Теперь Клоди не даст себя так поймать!

— Не слыхала,—промолвила девочка самым равнодушным тоном,— В Бельвилле живет столько всякого народа...

— Ну понятно, где ж тебе слышать,—подхватила певица.— Да он и не слишком общителен. Правда, часто он ввязывается в дела, которые его как будто вовсе не касаются, старается делать людям добро...

Клоди слушала во все уши.

— И еще есть у меня там молодой друг, почти не старше тебя,— снова заговорила Жаклин.—Я его зову «мой опекун». Конечно, это шутка, но он мне, правда, очень во многом помогает. И, представь себе, молодежь в Бельвилле почему-то прозвала этого мальчика, доброго, великодушного, готового со всеми поделиться последним, Вожаком!..

— Как? Вы знаете и Рири! — вне себя закричала девочка.— Знаете Рири Жюльена?! Но ведь это его я хочу отыскать! Он мне нужен! Он мне так нужен сейчас! Я вам все расскажу! Раз вы знаете Рири, я все расскажу, я вас больше не боюсь!

И, торопясь, заикаясь, путаясь в словах и подробностях, Клоди принялась рассказывать Жаклин Мерак всю длинную историю похищения маленькой Бабетт, историю, так тесно сплетенную сейчас с ее собственной жизнью.

Дорога уже приближалась к Парижу. Бежали по сторонам огромные указатели направлений, над шоссе повисали ажурные пешеходные мостики, мелькали разноцветные броские рекламы папирос, коньяка, зубной пасты. Певица слушала Клоди молча, не задавая вопросов.

— Да, трудное у тебя положение, дружок,— сказала она, когда девочка кончила рассказывать и удрученно замолкла.— Ты же понимаешь, тебя могут обвинить в пособничестве преступлению. В том, что ты помогала этим двум бандитам похитить малютку.

— Что? Как вы сказали? — Клоди была потрясена.— Я преступница?! Но это же неправда! Я ничего не знала!

— Все это еще придется доказать,— сказала Жаклин Мерак.— Полиция, видишь ли, словам не верит. Наверное, ажаны теперь ищут не только Ги и Жюля, но и тебя.

— Меня? — ужаснулась Клоди. — Но за что же меня? И потом, никто не знает, что я была с ними, никто меня с ними не видел...

И едва она произнесла это, перед ее мысленным взором вдруг появилось темное, полное дружелюбия и доброты лицо Юсуфа. Юсуф! Вот кто видел ее в парке Бют-Шомон, вот кто может навести на ее след полицию! И не со зла, не умышленно, а просто скажет Саиду и другим, что видел Клоди в компании Ги и Жюля в парке и что тогда с ними была малютка с золотистой челкой. Дрожь пробежала по спине девочки.

— Боже мой, что же мне делать? — пробормотала она в отчаянии.— Я погибла! Я... Со мной кончено!

— Без паники,—коротко скомандовала Жаклин.— Постараюсь тебе помочь. Сейчас мы заедем к Андре Клеману. Он человек опытный и умный, что-нибудь придумает. А если не застанем его дома, позвоним Рири. Этот, наверное, тоже поможет нам разобраться.

Клоди с благодарностью отметила про себя это «нам».

— Да, да, позвоним Рири,— откликнулась она.

Девочка была как во сне, почти не понимала ни что с ней, ни что она говорит. Никогда еще не приходилось ей так бояться. Это было чувство унизительное, безобразное, но она никак не могла его в себе перебороть.

— Надо сделать так, чтобы нас никто не увидел,— слабым голосом произнесла она.—Боже мой, я — преступница!

Между тем шум парижских улиц разбудил сначала Казака, а за ним Бабетт. Оба завозились на сиденье, подняли головы, открыли сонные глаза.

— Приехали? — пропищала Бабетт.— А где мама? Где папа?

— Ты скоро их увидишь,— пообещала Жаклин, и Бабетт затихла, разглядывая через стекло загорающиеся огни на улицах.

Старенькая машина Жаклин отважно лавировала среди сотен других автомобилей. Вот уже и Бельвилль, площадь Фэт, улица Вилла де Лорен и кирпичный домик Андре Клемана. Однако окна дома темны, и на звонок Жаклин никто не отзывается.

— Сейчас я поставлю машину у «Монопри»,—говорит она Клоди,— и позвоню из бистро Люссо Вожаку. А ты, на всякий случай, постарайся стать невидимкой.

Она шутит, но девочка понимает, что певица сильно озабочена, что все очень-очень всерьез.

Клоди сидит в машине, сжавшись в комочек, и прижимает к себе Бабетт и собаку. Только бы никто не заглянул в машину, только бы не увидел их... Где-то глубоко в ней кипят и рвутся наружу слезы, но девочка крепится.

Дверь машины внезапно рывком открывается. Клоди видит темные, падающие почти на плечи кудри, слышит запыхавшийся, торопливый голос Рири:

— В хорошенькую историю ты вляпалась! Так я и знал с самого начала.

22. ЗАПИСКИ СТАРОГО СТАРОЖИЛА

Только что меня позвала из окна своей ванной Надя Вольпа:

— Скорей включи телевизор. Сию минуту звонила Желтая Коза. Говорит, что-то сенсационное и касается известных нам людей...

Пока я домывался и добривался, пока включал и переводил программы, прошло минуты две с половиной, а может, чуть больше. Что было на экране перед тем, я не успел поймать, зато, как только загорелся свет, я узнал на экране Мориса Круабона — владельца ситроеновского гаража на улице Арман Карель и с ним Саида, старшего сына Хабиба, мальчика, которого я знаю с рождения. На экране шел взволнованный, сбивчивый рассказ Саида, который видел кого-то в переулке позади гаража. Очевидно, это было особенно важно для Круабона, потому что он очень благодарил Саида за его сведения и жал ему руку. Надо сказать, что Круабон, человек всегда уравновешенный и уверенный в себе, выглядел на этот раз неважно и был чем-то сильно встревожен. В чем там у них было дело, я, по правде говоря, не понял и отправился к Наде, которую нашел в великом возбуждении.

— Чего же тут не понять, бестолковый ты тип! — набросилась она на меня.— У Круабона похитили трехлетнюю дочку, требуют за нее двести тысяч выкупа. Если не внесет, грозятся убить девчушку. Отец и мать сходят с ума от ужаса — ведь от бандитов всего можно ожидать. Особенно от таких, как этот Назер.