Графъ (удивленный).

Вуланда?

Андашевскiй.

Самыя положительныя доказательства имѣю на то. Онъ и прежде всегда мнѣ завидовалъ, а теперь, по случаю назначенiя моего, сдѣлался окончательно злѣйшимъ врагомъ моимъ.

Графъ (сильно разсердясь).

О, въ такомъ случаѣ я поговорю съ г. Вуландомъ серьозно! Я не люблю, чтобы подъ мои дѣйствiя вели подкопы!.. Шуберскому сказать, чтобы онъ сейчасъ же подалъ въ отставку, а васъ я прошу начать судебное преслѣдованiе противъ него за клевету на васъ; потому что я желаю, чтобы вы публично и совершенно были оправданы въ общественномъ мнѣнiи.

Андашевскiй (смущеннымъ и робкимъ голосомъ).

Нѣтъ, ваше сiятельство, я не могу начать противъ г. Шуберскаго судебнаго преслѣдованiя!

Графъ (удивленнымъ и недовольнымъ тономъ).

Это почему?

Андашевскiй.

Потому что онъ можетъ доказать справедливость своихъ обвиненiй противъ меня!

Графъ (все болѣе и болѣе приходя въ удивленiе).

Но какимъ же образомъ и чѣмъ онъ можеть доказать это?

Андашевскiй.

Тѣмъ, что вѣроятно даже письменныя какiя нибудь доказательства имѣетъ на то; такъ какъ происшествie, которое онъ описываетъ, въ самомъ дѣлѣ существовало.

Графъ (какъ бы пораженный громомъ).

Какъ существовало?… И вы дѣйствительно съ этихъ акцiонеровъ взяли триста тысячъ?

Андашевскiй (съ трепетомъ въ голосѣ).

Взялъ-съ!..

Графъ (все еще какъ-бы невѣрящiй тому, что слышитъ).

Алексѣй Николаичъ, чтó вы такое говорите? Вы или помѣшались или шутите надо мной, то я напоминаю вамъ, что шутки такiя неприличны!

Андашевскiй.

Я-бы никогда, ваше сiятельство, не позволилъ себѣ шутить такимъ образомъ; но, къ несчастiю, все что я докладывалъ вамъ совершенно справедливо.

Графъ.

Но что-же вамъ за охота такая пришла докладывать мнѣ? Отчего вы не хотѣли скрыть отъ меня этого?

Андашевскiй.

Оттого, ваше сiятельство, что я всегда и во всемъ привыкъ быть откровененъ съ вами.

Графъ.

Но вы-бы лучше пораньше были откровенны со мной, когда я васъ не выбиралъ еще въ товарищи себѣ; тогда я, можетъ быть, и поостерегся-бы это сдѣлать.

Андашевскiй.

Я полагалъ, ваше сiятельство, чго дѣло это затухнетъ и что уже объ немъ никогда никакой огласки не будетъ!

Графъ.

Расчетъ благородный и особенно въ отношенiи меня!.. Я ѣздилъ всюду, кричалъ, ссорился за васъ и говорилъ, что за вашу честность я также ручаюсь, какъ за свою собственную, а вы оказались воръ!..

(Андашевскiй вздрагиваетъ всѣмъ тѣломъ).

Графъ (продолжаетъ).

И что я теперь долженъ, по вашему, дѣлать? Я долженъ сейчасъ-же ѣхать и просить, какъ величайшей справедливости, чтобы васъ вышвырнули изъ службы, а вмѣстѣ съ вами и меня, стараго дурака: чтобы не ротозейничалъ.

Андашевскiй (совершенно сконфуженный).

Ваше сiятельство, позвольте мнѣ хоть сколько нибудь оправдаться передъ вами!..

Графъ (перебивая его).

Чѣмъ-съ?.. Чѣмъ вы можете оправдаться, когда вы сами говорите, что пойманы почти съ поличнымъ?

Андашевскiй.

Я, ваше сiятельство, не смѣлъ-бы и просить васъ объ томъ, если-бы отъ этого зависѣла только одна моя участь, но тутъ замѣшаны имя и честь вашей дочери.

Графъ (поблѣднѣвъ).

Какъ моей дочери?

Андашевскiй.

Вашей дочери, графъ! Вы, конечно, изволите помнить, что, по безконечной добротѣ вашей ко мнѣ, вы мало что благодѣтельствовали мнѣ на службѣ, но ввели меня въ домъ вашъ, какъ гостя!.. Здѣсь я встрѣтилъ Ольгу Петровну… Человѣкъ можетъ владѣть своими поступками, но не чувствами!.. Страсть безнадежная, но тѣмъ не менѣе пожирающая меня, зажглась въ моемъ сердцѣ къ Ольгѣ Петровнѣ.

Графъ.

Врете-съ! Лжете!.. Весь Петербургъ, я думаю, знаетъ, что у васъ всегда была любовница.

Андашевскiй.

Любовь и любовница, ваше сiятельство, двѣ вещи разныя, и видитъ Богъ, что я десять лѣтъ уже люблю Ольгу Петровну; но видя, что она была жена другаго, понимая всю бездну, которая раздѣляла насъ по нашему общественному положенiю, я, конечно, взглядомъ малѣйшимъ не позволялъ себѣ выразить чувства къ ней и только уже въ послѣднее время, когда Ольга Петровна сдѣлалась вдовою и намъ пришлось случайно встрѣтиться заграницей на водахъ, то маленькое общество, посреди котораго мы жили, и отсутствiе свѣтскихъ развлеченiй сблизили насъ, и здѣсь я, къ великому счастью своему, узналъ, что внушаю Ольгѣ Петровнѣ тоже самое чувство, которое и самъ питалъ къ ней.

Графъ (насмѣшливо).

Но почему-же чувство это заставило васъ взять взятку?.. Вотъ этого, признаюсь, не понимаю.

Андашевскiй (трепещущимъ голосомъ).

Вопросъ вашъ, ваше сiятельство, заставляетъ меня открыть вамъ то, что я думалъ унести въ могилу съ собою… Чувство мое заставило меня сдѣлать это, потому что когда я возвратился въ Петербургъ, то черезъ два-же мѣсяца получилъ отъ Ольги Петровны письмо, гдѣ она умоляла меня достать и выслать къ ней двѣсти тысячъ франковъ, которыми она могла-бы заплатить долги свои; а иначе ей угрожала опасность быть посаженной въ тюрьму!.. Я могъ все въ жизни вынести; но только не это!.. Своихъ денегъ у меня не было почти нисколько!.. Я первоначально бросился было ко всѣмъ контористамъ, чтобы занять у нихъ, но они мнѣ безъ матерiальнаго обезпеченiя не довѣрили такой значительной суммы… Въ это время рѣшалось дѣло по Калишинскому акцiонерному обществу: оно безъ всякаго ущерба въ справедливости могло быть рѣшено такъ, какъ и рѣшили его; но я поѣхалъ къ учредителямъ, обманулъ ихъ, напугалъ, говоря, что дѣло ихъ тогда только будетъ выиграно, если они выдадутъ мнѣ пай, и они мнѣ выдали его въ триста тысячъ.

Графъ (насмѣшливо и пристально взглядывая въ лицо Андашевскому).

Сумма немного превышающая долгъ моей дочери!

Андашевскiй.

Я взялъ сколько мнѣ дали, ожидая, что у Ольги Петровны могутъ открыться другiе долги!

Графъ (съ едва сдерживаемымъ бѣшенствомъ).

Что-жъ они открылись?

Андашевскiй (покраснѣвъ немного въ лицѣ).

Открылись!

Графъ.

Печный и предусмотрительный вы обожатель и недостаетъ теперь только одного, чтобы вы еще лично меня впутали въ эту гнусную исторiю!

Ольга Петровна, все время ходившая около, при послѣднихъ словахъ графа вошла на терасу.

Ольга Петровна.

Вы, Алексѣй Николаичъ, въ разсказѣ отцу забыли ему напомнить, что прежде чѣмъ я обратилась къ вамъ, я писала ему и со слезами просила его заплатить мой долгъ, а онъ мнѣ даже не отвѣчалъ на мои письма.

Графъ.

Нечѣмъ мнѣ было платить твоихъ долговъ!

Ольга Петровна.

Было-бы чѣмъ, папа, если бы у тебя деньги на другое не ушли!.. (Снова обращаясь къ Андашевскому).

Графу я вижу, Алексѣй Николаичъ, непрiятенъ вашъ великодушный поступокъ въ отношенiи меня; но я его очень дорого цѣню и завтрашнiй же день желаю сдѣлаться вашей женой, съ полною готовностью всюду слѣдовать за вами, какая бы васъ участь ни постигла.

(Въ отвѣтъ на это Андашевскiй молча ей кланяется, а графъ почти въ отчаянiи закидываетъ голову назадъ и произноситъ негромкимъ голосомъ: «О, mon Dieu, mon Dieu!..»).

Tѣ же и Лакей.

Лакей.

Владимiръ Иванычъ Вуландъ!

Андашевскiй (потупляясь).

Вѣроятно съ доносомъ на меня.

Графъ (дочери и Андашевскому).

Уйдите-же!.. Не могу я съ нимъ при васъ объясняться.

(Андашевскiй и Ольга Петровна уходятъ).

Входитъ Вуландъ. Онъ нѣсколько блѣденъ и смущенъ.