«Алкаши не бывают в такой хорошей спортивной форме, – вдруг обеспокоилась она, – неужели этот все-таки связан с бандитами? Во всяком случае, похоже, он регулярно ходит в „качалку“».

Но пока Владимир Ильич поглядывал на нее весьма дружелюбно. Во всяком случае, Ильич приехал в Питер не в бронированном вагоне, а в обычном купе. В чем-то она ему даже сочувствовала. Не очень-то приятно, согласитесь, быть тезкой того, кто заварил в этом городе такую кашу, что почти столетие вся Россия расхлебывает и до сих пор расхлебать не может. Хорошо, хоть из двора Мраморного дворца броневик Владимира Ильича убрали. Он был не лучшим украшением для дворца Романовых, это точно. Зато теперь на том же месте установили здоровенного Александра Третьего на огромном, как у Ильи Муромца, коне. По иронии судьбы, каменный самодержец здорово смахивал все на того же прохиндея Сережку Бурмистрова. Ну, разве что царь-батюшка покрупнее будет. И теперь Серега Бурмистров, в сапожищах и окладистой бороде, мог сколько угодно взирать со злорадством на отправленную им в Питер Инну, сидя на коне-мутанте.

– Не ушиблись? – заботливо спросил Владимир Ильич. – Вот к чему приводит женская самостоятельность. Ну ладно, теперь вы хоть по делу разревелись. А чего всю ночь в поезде всхлипывали, людям спать мешали?

– Вы что, все слышали, вы не спали? – опешила Инна. – До меня же явственно доносился ваш богатырский храп.

– С вами, пожалуй, уснешь, – пробурчал Владимир Ильич, – такую сырость в купе развели – в Питер можно было и не ехать.

– Сырость… А вам какое дело? И вообще как вы здесь оказались? – напустилась на него Инна. – Почему мы здесь встретились? Вы что, преследуете меня? Я в милицию заявлю.

– Очень надо вас преследовать. А здесь на набережной я, как и вы, Инночка, мимоходом.

Подобно вам изображаю ненужную деловитость, а сам прогуливаюсь в разгар рабочего дня по центру города. Согласитесь: для нас, москвичей, Питер – магическое место. Сюда нас влечет вновь и вновь, как героя Федора Михайловича на место преступления. Съездить в Питер – это вам не в Рязань или в Калугу прокатиться. А уж в последние годы фраза: «Съездить по делам в Питер» – и вовсе стала паролем. Эти слова заставляют самого равнодушного собеседника посмотреть на вас с интересом и уважением. Связи в Питере – это нынче почти синоним успешной карьеры.

Новый знакомый шутливо шлепнул Инну по мягкому месту, отряхивая снег с дубленки.

– Ну, это уже наглость! – возмутилась дама. Однако сказала она это как-то вяло, без должного гнева. Ей было не до политеса. Инна здорово ушиблась. Все ее тело нестерпимо болело.

– Не хотите – ходите с мокрым задом, – пожал плечами Владимир Ильич. – К тому же дубленка вытянется и отвиснет. – Он пристально взглянул на нее и предложил: – Может, пивка?

– Нет уж, знаю я ваше пивко! Пиво без водки – деньги на ветер, так, кажется, ваш брат говорит? – осадила его Инна. – Спасибо, не стоит напрасно тратиться. К тому же я спешу на деловую встречу.

– Далеко ли, позвольте полюбопытствовать? – не отставал новый знакомый.

– Да нет, рядом, на Мойке. Не очень далеко от музея-квартиры Пушкина.

– Ага, так и знал, что музей для вас – лишь прикрытие! – медленно и торжественно объявил мужчина. Он сказал это даже с какой-то неожиданной злостью. Недавнее дружелюбие соскользнуло с его лица, как маска, и на Инну уставились темные сумрачные глаза, а на щеке обозначилась жесткая вертикальная складка. На скулах заиграли желваки. Владимир Ильич продолжил каким-то стальным, незнакомым голосом:

– Признавайтесь, небось к любовнику в Питер приехали? Видал я, и не раз, эти романы «на два города». Он женат на Москве, она замужем за Петербургом. Или наоборот. Раз в месяц на выходные под любым предлогом едут то туда, то сюда… Говорят, расстояния и редкие встречи продлевают чувства. Жизнь становится похожей на роман. На роман в мягкой обложке. Ну да, конечно, так жить интереснее, чем каждый день мужу щи готовить, по магазинам за продуктами бегать и квартиру вылизывать… Некоторые годами так встречаются. И ничего, нравится… Вносит разнообразие в скучную серенькую жизнь. Бодрит, как шампанское. Кстати, терпеть не могу этот скороспелый напиток, утром от него голова болит. А любовники… Начитались классиков про всякие там «солнечные удары»… Вот и перепутали жизнь и литературу. Однако рано или поздно обман открывается. Старая семья рушится, а новая, разумеется, не создается. Потому что глупо менять праздники на будни.

Инна от такой гневной речи поскользнулась и снова упала бы, не удерживай он ее по-прежнему под руку.

– А откуда вам все это так хорошо известно, господин психолог? – не удержалась она. – Наверное, по себе судите?

– Что вы, у меня времени нет на подобные интрижки, да и глупо ради них ездить так далеко. А в наши дни подобные туры вообще слишком дорогое удовольствие. Не по моей зарплате. Женщину «для досуга» можно и в Москве найти. Сами знаете: все сайты знакомств в Интернете забиты предложениями…

– Вот и сидели бы на тех сайтах, чем в купе к незнакомым женщинам приставать, – не выдержала Инна.

Мужчина потер переносицу и переложил чемоданчик в другую руку. Неожиданно его карие глаза стали беззащитными и какими-то грустными, как у шоколадного кокер-спаниеля:

– А моя бывшая жена любила подобные приключения. – Он так неожиданно и откровенно заговорил о себе, что Инна, уже собравшаяся идти, притормозила. – Супруга постоянно, я бы даже сказал, вдохновенно лгала мне. Говорила, что едет на дачу, к подруге или в дом отдыха. А сама при первой же возможности мчалась в Питер, к любовнику. Видимо, расстояния ее здорово заводили. Впрочем, опасность разоблачения – тоже. Представляю, как они смеялись надо мной, как радовались моей наивности. Я-то всему верил, как дурак. Потому что очень любил ее. И верил каждому слову. Позже, в эпоху мобильников, врать мужьям стало совсем просто. Но однажды… Вот так же, как с вами, мы столкнулись с ней в переулке возле Невского. Я все понял, а она не стала отпираться. Наверное, наши отношения давно исчерпали себя. Теперь живет в Москве одна. Я тоже вряд ли когда-нибудь женюсь. Довольно! Нахлебался!

Он снял с руки перчатку, рассеянно повертел ее и, словно спохватившись, вновь надел. Инна впервые взглянула на нового знакомого с сочувствием. Похоже, этот сильный с виду мужчина пьет очень по-русски – не от веселья и безделья, а от непроглядной глухой тоски.

– Хотите, провожу вас, если не боитесь своего ревнивого любовника? – неожиданно предложил он. – У меня все равно нет никаких планов.

– Ладно, бог с вами, провожайте, но только до подъезда, – попросила она, поняв, что сейчас возражать насчет любовника бесполезно. У каждого сумасшедшего (а ревность – безусловно, безумие) своя программа. Что ж, любовник так любовник. Лишь бы этот скользкий тип поскорее отвязался.

Инна потрогала на шее крестик, подняла глаза и увидела, что они остановились возле дома, который ей был нужен.

Старинный дом горделиво блистал свежевыкрашенным бирюзовым фасадом, выделяясь среди обшарпанных соседей неприлично гламурным обликом.

«Он выглядит, наверное, не хуже, чем во времена Пушкина, хотя теперь на его стены ежесекундно ложатся гарь и копоть от автомобильных выхлопов, – подумала Инна. – Похоже, его ежегодно подновляют, словно школьное здание перед очередным учебным годом».

Аккуратный особнячок так же отличался от панельной многоэтажки, в которой жила в Москве Инна, как дорогой торт от пачки «народного» печенья. Инна навела кое-какие справки об этом таинственном доме еще накануне командировки. В конце двадцатого века там стала селиться новая буржуазная и политическая элита, и тоненький денежный ручеек, который выделялся на реконструкцию города, потек в нужном направлении. Зато в двух шагах от Невского привычная питерская разруха по-прежнему беззастенчиво оскорбляла взор. Вот почему Изольда упрямо продолжала называть родной город Ленинградом.