– Твой, – повторил ворон у него на плече, и вороны на деревьях подхватили, наполнив ночь жутким эхом: – Твой, твой, твой!

– Жойен, тебе это снилось? – Мира ухватилась за плечо брата. – Что нам теперь делать?

– Мы зашли слишком далеко, Мира – до Стены уже не добраться. Надо идти дальше с упырем Брана, если мы хотим жить.

Из Пентоса они выехали через Рассветные ворота, хотя рассвета Тирион Ланнистер не увидел.

– Как будто тебя вовсе не было в Пентосе, – говорил магистр Иллирио, задвигая пурпурные бархатные занавески носилок. – Никто не видел, как ты проник в этот город, никто не должен видеть, как ты его покидаешь.

– Никто, кроме матросов, запихнувших меня в бочонок, юнги, прибиравшего за мной, наложницы, которую ты мне прислал, и хитрой веснушчатой прачки. Да, охрану забыл! Если ты и мозги им не удалил вместе с яйцами, они знают, что ты здесь не один. – Носилки на толстых кожаных постромках раскачивались между восемью битюгами. С каждой стороны их шли по двое евнухов, остальные тянулись позади, охраняя обоз.

– Безупречные не болтают, а галея, доставившая тебя сюда, находится сейчас на пути к Асшаю. Вернется она не раньше чем два года спустя, если море будет к ней милостиво. Что до моей челяди, то они любят меня, и никто из них хозяина не предаст.

«Утешай себя этим, мой толстый друг – когда-нибудь эти слова высекут на твоей гробнице».

– Надо нам было сесть на нее, – сказал карлик. – Кратчайший путь до Волантиса лежит по морю.

– Море изменчиво. Осень – сезон штормов, на Ступенях гнездятся пираты. Мы не хотим, чтобы мой маленький друг оказался у них в руках.

– На Ройне тоже пираты водятся.

– Речные. – Торговец сырами зевнул, прикрыв рукой рот. – Тараканы, что кормятся крошками.

– Я слышал еще о каменных людях.

– Да, есть такие, но зачем о них говорить в такой прекрасный день? На берегах Ройна ты избавишься от Иллирио с его большим животом, а пока будем пить, спать и грезить. У нас вдоволь хорошего вина и вкусной еды – зачем думать о болезнях и смерти?

«И верно, зачем?» – спросил себя Тирион, вновь слыша гул тетивы арбалета. Носилки раскачивались, точно мать убаюкивала его на руках – в жизни, правда, ему этого не довелось испытать. Возлежал он на подушках из гусиного пуха, пурпурные стенки и потолок держали тепло, не пуская осень в передвижной домик.

Вьючные мулы везли за ними сундуки, бочонки и разные вкусности на потребу сырному лорду. Завтракали они пряной колбасой и пивом из дымной ягоды, в полдень запивали дорнийским красным угрей в желе, вечером ели ветчину, вареные яйца и жаворонков с начинкой из лука и чеснока, а пили светлый эль и огненную мирийскую брагу, улучшающую пищеварение. Носилки, несмотря на все свое удобство, двигались очень медленно – карлик просто чесался от нетерпения.

– Долго ли еще до реки? – спросил он Иллирио. – Если будем плестись таким ходом, твои драконы вырастут больше Эйегоновых.

– Твоими бы устами! Большой дракон страшней маленького. Очень бы мне хотелось приветствовать королеву Дейенерис в Волантисе, но приходится положиться в этом на тебя и на Гриффа. Я лучше послужу ей в Пентосе, готовя дорогу для ее возвращения. Ну, а пока мы вместе, надо же толстому старику как-то скрашивать себе путешествие. Выпей еще вина.

– Скажи, какое пентосскому магистру дело до того, кто носит вестеросскую корону? Где твоя выгода во всем этом, милорд?

Иллирио промокнул жирные губы.

– Я старый человек, уставший от измен этого мира. Так ли уж странно, что на исходе моих дней я хочу сделать что-то хорошее? Помочь прелестной девушке восстановить свои наследственные права?

«Как же, как же. Скажи еще, что у тебя есть волшебные доспехи и дворец в древней Валирии».

– Если Дейенерис не более чем прелестная девушка, Железный Трон порежет ее на прелестные маленькие кусочки.

– Не беспокойся, дружок. В ней течет кровь Эйегона Драконовластного.

«А также Эйегона Недостойного, Мейегора Жестокого и Бейелора Полоумного».

– Расскажи мне о ней.

Толстяк призадумался.

– Дейенерис, когда прибыла в Пентос, была еще наполовину ребенком, но красотой превосходила даже мою вторую жену. Я возжелал ее для себя, но ее робость и боязливость не предвещали радостей плоти. Я призвал наложницу и утешался с ней, пока безумие не прошло. По правде говоря, я думал, что у табунщиков Дейенерис протянет недолго.

– Это не помешало тебе продать ее кхалу Дрого.

– Дотракийцы куплей-продажей не занимаются. Верней будет сказать, что ее брат Визерис отдал девушку кхалу в обмен на дружбу. Тщеславный был юноша. Очень хотел сесть на отцовский трон, но сестру свою желал не менее страстно. В ночь перед свадьбой он пытался залезть к принцессе в постель – не руку, так хотя бы невинность ее получить. Не поставь я часовых у ее двери, он нарушил бы все мои многолетние планы.

– Полным дураком он был, что ли?

– Всего лишь сыном Безумного Эйериса. Дейенерис… совсем другая. – Иллирио сунул в рот жаворонка и разгрыз прямо с костями. – Испуганное дитя, которому я дал приют в своем доме, умерло в Дотракийском море, возродившись в крови и огне. Драконья королева, носящая ныне ее имя – истинная Таргариен. Когда я прислал ей корабли, чтобы ехать домой, она повернула к заливу Работорговцев, где в считанные дни завоевала Астапор, подчинила себе Юнкай и разграбила Миэрин. Следующим, если она двинется по старым валирийским дорогам, будет Мантарис… если же выйдет в море, то ее флот должен будет запастись водой и провиантом в Волантисе.

– От Миэрина до Волантиса много лиг – что сушей, что морем.

– Пятьсот пятьдесят по прямой, как летает дракон, через пустыни, горы, болота и населенные демонами руины. Многие погибнут, но живые, достигнув Волантиса, станут крепче… а там будете ждать вы с Гриффом, и свежие силы, и достаточное число кораблей, чтобы переправить их через море в Вестерос.

Тирион стал припоминать, что известно ему о Волантисе, самом древнем и гордом из Девяти Городов. Что-то тут было не так – он чуял это даже своим ополовиненным носом.

– Говорят, что в Волантисе на каждого свободного человека приходится пять рабов. Зачем триархам помогать королеве, губящей работорговлю? И если уж на то пошло, зачем это делаешь ты? Может, пентосские законы и запрещают рабство, но у тебя большой интерес в торговле живым товаром – и все же ты оказываешь Дейенерис поддержку. Что ты надеешься от нее получить?

– Снова-здорово… ох и въедлив же ты, дружок. – Иллирио со смехом хлопнул себя по животу. – Будь по-твоему. Король-Попрошайка сулил сделать меня своим мастером над монетой да к тому же и лордом. Как только он, дескать, наденет корону, я смогу выбрать себе любой замок… даже Бобровый Утес, если того пожелаю.

Тирион фыркнул так, что вино пролилось из носа.

– Жаль, батюшка мой не слышал.

– У твоего лорда-отца не было причин волноваться – на кой мне Утес? Мой особняк достаточно велик и гораздо удобнее ваших продуваемых насквозь замков. А вот мастер над монетой… – Толстяк облупил очередное яйцо. – Люблю золото – есть ли звук слаще его перезвона?

«Есть. Вопли дражайшей сестрицы».

– Ты так уверен, что Дейенерис сдержит обещание своего брата?

– То ли сдержит, то ли нет. – Иллирио откусил половину яйца. – Я тебе уже говорил, дружок: не все в мире совершается ради выгоды. Думай что хочешь, но даже у толстых стариков вроде меня есть друзья и долги, которые дружба обязывает платить.

«Врешь, толстяк, – подумал Тирион. – Что-то в этом деле влечет тебя больше, чем монета и замки».

– Как редко в наши дни люди ставят дружбу превыше золота.

– Твоя правда. – Магистр остался глух к иронии карлика.

– И с чего это наш Паук так тебе дорог?

– Мы земляки. Росли вместе.

– Варис родом из Мира.

– Верно. К нам он явился, сбежав от работорговца. Днем спал в сточных канавах, ночью лазил по крышам, как кот. А я, брави в грязных шелках, немногим богаче его, жил только своим клинком. Видел статую у меня в бассейне? Пито Маланон изваял ее, когда мне было шестнадцать. Красивая вещь, хотя теперь я не могу смотреть на нее без слез.