Алекс с болью взглянул на Сару Себастиансон. В отличие от того, как она вела себя, получив посылку с волосами, а затем предварительное уведомление о смерти Лилиан, сейчас Сара каким-то чудом казалась собранной и спокойной. Ключевое слово — «казалась». По долгу службы Алексу часто приходилось встречаться с людьми, переживающими крайнюю степень горя и отчаяния, поэтому он знал, что Саре Себастиансон еще не скоро удастся вернуться к нормальной жизни. Горе имеет множество лиц, множество этапов. Кто-то из писателей, Алекс никак не мог припомнить кто, сказал, что переживать большое горе — как идти по тонкому льду: сначала кажется, что все вроде бы не так уж плохо, а потом делаешь очередной шаг и вдруг падаешь на самое дно темной пропасти.

На данный момент Саре Себастиансон удавалось удерживаться на крошечном, но крепком участке льда — это Алекс заметил сразу, как только молодая женщина вошла в комнату. Не то чтобы с отсутствующим видом — но как будто была где-то не здесь. Красные, заплаканные глаза, рука, неподвижно лежа на коленях, сжимает носовой платок, время от времени дергается наверх и слегка касается платком распухшего от слез носа.

Родители сидели молча, глядя перед собой невидящими глазами.

Первым тишину нарушил Хуго: он предложил им кофе. Потом чаю. Потом пообещал, что разговор не займет много времени.

— Мы не можем понять, как Лилиан оказалась в Умео и почему, — осторожно начал Алекс. — В вашей семье кто-нибудь связан с этим городом или его окрестностями?

Повисла тишина, а потом Сара ответила.

— Нет, у нас здесь никого нет, — тихо произнесла она. — Совсем никого. И у Габриэля тоже.

— Вы здесь бывали когда-нибудь? — спросил у нее Алекс.

Она кивнула. Казалось, что голова едва держится на шее, словно воздушный шар на веревочке.

— Да, но это было очень давно. Мы с моей лучшей подругой Марией приезжали сюда летом, после окончания школы, — прошептала она и откашлялась. — Но это было… подождите-ка… семнадцать лет назад. Я училась на литературных курсах за городом, а потом устроилась там работать на лето ассистенткой одного из преподавателей, но прожила здесь совсем недолго, месяца три.

Алекс задумчиво посмотрел на нее. Несмотря на усталость и горе, написанные у нее на лице, он заметил, что, когда Сара рассказывала об Умео, у нее чуть дрогнул угол глаза — ее что-то встревожило, и к Лилиан это отношения не имеет.

Нижняя губа слегка задрожала, подбородок дернулся. В лице Сары словно проступило какое-то упрямство, хотя в глазах стояли слезы, готовые вот-вот хлынуть по щекам…

— У вас появились здесь новые знакомые? Может быть, молодой человек? — осторожно предположил Алекс.

— Никого, — покачала головой Сара. — У меня, конечно, появились знакомые на курсах, некоторые из них жили в городе, поэтому мы общались, когда я начала работать там. Но вы же знаете, как это бывает: курсы закончились, я уехала домой, а Умео — так далеко… Я не поддерживаю связь ни с кем из них.

— А недругов у вас здесь не появилось? — вежливо поинтересовался Алекс.

— Нет, — ответила Сара, на секунду прикрыв глаза, — ни одного.

— А что ваша подруга?

— Мария? Нет-нет, у нее тоже ничего такого не было, насколько я помню. Мы с ней больше не общаемся.

Алекс кивнул и сделал Хуго знак: если у того есть какие-то вопросы, то сейчас самое время. Связь убийства с литературными курсами обоим полицейским показалась сомнительной, но Хуго на всякий случай составил список участников курсов, которых Сара смогла припомнить. Все равно пока что это единственная ниточка, которая хоть как-то связывает ребенка и Умео.

На данный момент, похоже, следственная группа Умео исходит из того, что девочку убили в Стокгольме — значит, следствие будет продолжать группа Алекса.

Команда Хуго подробно анализировала обстоятельства обнаружения тела. Телефонный звонок, из-за которого сестра Анна вышла на парковку, поступил с мобильного телефона, сим-карта не зарегистрирована, звонили из точки в трех милях южнее Умео, затем телефон просто отключили. Супружеская пара, где женщина была бы на сносях, в больницу той ночью так и не приехала, поэтому следственная группа предположила, что звонок имел своей целью выманить кого-нибудь из персонала на парковку. Звонивший явно хотел, чтобы ребенка нашли как можно скорее.

Многое в этом деле ставило Алекса в тупик. Он четко ощущал, что ясно мыслить здесь у него не получится — надо как можно скорее вернуться в Стокгольм, спокойно засесть в кабинете и поразмыслить. Его охватило неясное беспокойство — что-то в этой истории не сходится! Не сходится, и все тут!

Хриплый голос Сары Себастиансон вернул Алекса к действительности.

— Я никогда не жалела о том, что родила ее, — прошептала она.

— Прошу прощения? — смутился Алекс.

— У нее на лбу написано «Нежеланная». Это неправда! Я никогда не жалела! Лилиан — лучшее, что было в моей жизни!

Остаток дня Фредрика занималась допросами друзей, знакомых и коллег Сары Себастиансон, которые значились в списке, составленном Сарой и ее родителями. После первого обзвона список пополнился новыми именами. Поговорить с некоторыми из них Фредрика поручила своей новой коллеге.

Опрошенные были довольно единодушны: все, как один, считали Сару очень доброй и жизнерадостной, что называется — хорошим человеком. Почти все, даже те, кто общался с ней не очень близко, подтверждали, что в последние несколько лет ее личная жизнь им казалась крайне тяжелой: трудно быть замужем за жестким, беспринципным, холодным и властным мужчиной. Иногда она приходила на работу, прихрамывая, иногда носила одежду с длинным рукавом, хотя на улице стояла жара. Утверждать что-либо точно никто не осмеливался, но сколько же раз подряд можно случайно упасть и удариться?

Никто из тех, с кем успели пообщаться Фредрика и ее напарница, не соглашался с тем, какой пыталась выставить Сару Теодора Себастиансон: безответственная мать и неверная жена — это о ней! Зато одна из близких подруг Сары рассказала, что Габриэль изменял Саре с самого начала. Плача, подруга рассказывала:

— Мы все думали, что она сможет избавиться от него, найдет в себе силы уйти! Но тут она забеременела, и тогда мы поняли, что все кончено — теперь ей никуда от него не деться!

— Но ведь она все-таки ушла от него? — удивленно подняв брови, спросила Фредрика. — Они же подали на развод?

— Никто из нас в это не верит, — зарыдав еще сильнее, покачала головой подруга. — Такие, как он, всегда возвращаются, всегда!

В ходе допросов Фредрику смутила только одна вещь: даже те люди, которых Сара называла «старыми друзьями», появились у нее уже во взрослом возрасте. Похоже, у нее вообще не осталось друзей детства или юности, никого из Гётеборга. Судя по списку, на западном побережье она общалась только с родителями.

— Сара как-то рассказала, что ей пришлось порвать практически со всеми старыми друзьями, когда она начала встречаться с Габриэлем, — объяснила одна из подруг. — Мы все познакомились с ними уже как с парой, но, думаю, старые друзья Сары так и не смогли смириться с ее выбором.

Судя по собранным показаниям, у Сары был всего один враг — ее собственный супруг.

Устав до чертиков, Фредрика вернулась в Управление, купив по дороге хот-дог. Она искренне надеялась, что Алекс уже вернулся, а если нет — то она воспользуется короткой передышкой и запрется у себя в кабинете: ненадолго поднимет ноги, включит плеер и послушает музыкальную пьесу, которую переписала у мамы.

«Под нее хорошо думается», — улыбнулась мама.

Она прекрасно знала, что для дочери, как и для нее самой, музыка была такой же важной частью повседневной жизни, как еда и сон.

Однако Фредрике не повезло: войдя в управление, она тут же столкнулась с Петером.

— Ого, хот-дог! — крикнул ей он.

— Ага, — ответила Фредрика с набитым ртом.

К ее удивлению, Петер зашел к ней в кабинет и практически рухнул в кресло. Видимо, ни отдохнуть, ни послушать музыку ей не удастся…