Куинн больше не нуждалась в инвалидной коляске и ходила самостоятельно, чуть прихрамывая на больную ногу. Но Гейбриел все же настоял на повторном визите к доктору Джонсону. Куинн долго сопротивлялась, однако в доводах Хантера был несомненный резон. И однажды утром они отправились в клинику. Для большей уверенности Куинн взяла с собой костыли.
Доктор Джонсон внимательно осмотрел ногу и тремя пальцами прощупал лодыжку.
— Больно?
— Нет. То есть чуть-чуть.
— Это ничего. Так и должно быть. А в общем выздоровление идет полным ходом. Просто удивительно, как вам удалось столь быстро сменить инвалидную коляску на костыли. Наверное, все это время за вами кто-то очень хорошо ухаживал.
Куинн искоса взглянула на Гейбриела, который внимательно рассматривал висевшие на стене таблицы.
— Да, доктор, мистер Хантер был очень ко мне внимателен.
— Прекрасно. А вы, мистер Хантер, как себя чувствуете?
— Я! Великолепно!
— Что ж, тогда нам надлежит продолжить курс лечения, мисс Розетти. С сегодняшнего дня надо будет делать физические упражнения. Понемногу, но ежедневно. Необходимо постепенно укреплять мышцы ног. Я вам дам описание комплекса. И с завтрашнего дня начинайте заниматься. В первый день — пять минут утром и пять — вечером. На следующий — десять минут утром и десять — вечером. И так прибавляйте по пять минут каждый день. Пока не достигнете уровня полной нагрузки. Он составляет сорок минут. Понятно?
— Понятно.
— Не беспокойтесь, доктор, — вмешался в разговор Гейбриел. — Я прослежу, чтобы она строго придерживалась расписания.
Куинн уже собиралась вспылить, но сдержалась.
— Очень хорошо. Итак, через десять дней я надеюсь увидеть вас в полном здравии.
Десять дней? Так мало? — с ужасом подумала Куинн. Значит, через какие-то полторы недели Гейбриел сможет уйти из ее дома. Он окунется в свою обычную жизнь. Будет встречаться с разными людьми, с женщинами. Наверное, и с Маделейн Паркер… Почему бы и нет? А у нее не останется ничего, кроме редких деловых свиданий с мистером Гейбриелом Хантером по вопросам опеки над котом Маклейшем.
Всю обратную дорогу они молчали. Небо затянули свинцовые тучи. И когда Гейбриел остановил машину перед домом, на землю упали первые капли дождя.
— Гейб, — обернулась Куинн к Хантеру, когда они вошли в прихожую, — тебе нетрудно принести еще немного дров? Надвигается гроза. А в таких случаях здесь часто отключают электричество. Мы можем остаться на ночь без света и тепла.
Гейбриел насмешливо выгнул дугой левую бровь.
— Что касается меня, то я обойдусь. Без света даже лучше. А согреться можно…
— Опять изволишь шутить? — поспешила прервать его Куинн. — Смотри, дождь уже начался!
— Сейчас. Только доведу тебя до гостиной.
Усадив девушку в глубокое кресло у камина, Гейбриел побежал за дровами. А на улице уже бушевала буря…
Огонь весело разгорался в камине. Куинн уставилась на него невидящими глазами и задумалась. Мысли ее были невеселы. Как только ей пришло в голову заподозрить Гейбриела в нечестности? Разве он хоть раз солгал ей? Нет… А вот она лжет ему, лжет все это время. Она не представляла себе, как ей поступить. Гейбриел никогда не простит ее, даже если она решится рассказать ему всю правду. Не простит… Почему она в этом так уверена? Что, если… если он уже обо всем догадался? Ведь все ее постоянные увертки и отговорки выглядели так подозрительно. А Гейбриел слишком проницателен, чтобы над этим не задуматься. Может быть, отгадав правду, он ждет ее признания… Ждет, чтобы простить и… Нет, это все несбыточные мечты!
Миссис Фидерстоун, Хантер, она, кот, завещание — все переплелось так сложно и необычно, что ни о чем нельзя догадаться. Но как же ей быть?
Хлопнула входная дверь, и Гейбриел вошел в гостиную с охапкой дров. На его волосах блестели капли дождя.
— Все! — воскликнул он, сваливая поленья в кучу около камина. — А ты, как я вижу, прекрасно провела время без меня. Берегись, Куинн! Я такого не потерплю! Это против правил!
Гейбриел улыбнулся одними уголками губ. Глаза его светились глубоким ясным огнем, какого Куинн в них никогда раньше не видела. Внутренний голос предупреждал ее об опасности. Но Куинн уже была не в силах противиться буре страсти, более сильной, чем та, что бушевала за окном. Всепоглощающее чувство рвалось наружу. Его, только его она ждала всю свою жизнь. Пока он здесь, в ее доме, она уже не может отступить…
Она услышала взволнованный, чуть дрожащий голос Гейбриела:
— Хватит мучиться, Куинн! Мы оба страдаем. Сегодня будет наша ночь!
У Куинн перехватило дыхание. Гейб опустился на колени перед креслом, сжал ее лицо в ладонях и прошептал:
— Какое счастье, что ты есть на свете. Я уже не верил, что когда-нибудь найду такую, как ты. Боже, как прекрасно, что мы встретились!
Куинн закрыла глаза. Ей так много хотелось сказать Гейбриелу. Но язык отказывался повиноваться. А губы смогли произнести лишь несколько бессвязных слов:
— Гейб, дорогой! Я… я хочу… тебя…
Гейбриел поднес к губам ее руку и нежно поцеловал каждый палец. Куинн спрятала лицо у него на груди. Он покрывал поцелуями шею, лицо, волосы любимой, нетерпеливо расстегивая ее блузку и джинсы. Его дыхание стало прерывистым, губы шептали:
— Ты веришь… веришь мне, Куинн? Ты не будешь… не будешь… жалеть… после?
Куинн казалось, что Гейбриел украл у нее способность говорить. Она широко раскрыла глаза и всматривалась в дорогое лицо. Ее руки зарывались в мокрые волосы Гейба, ласкали его шею, плечи. Наконец из ее груди вырвался стон, в котором с трудом можно было разобрать слова:
— Я никогда… никогда никому не верила так, как… тебе!
Их губы сомкнулись в горячем долгом поцелуе. Куинн чувствовала, как сливается их дыхание. Тело ее пылало жарким нестерпимым огнем. Были отброшены джинсы и блузка, потом бюстгальтер…
— О, сейчас, сейчас… — простонал Гейбриел.
На минуту отстранившись, он одним движением скинул с себя свитер и майку. Теперь Куинн ощутила тепло его кожи. Сильные руки снова заключили ее в объятия, а поцелуи обожгли губы, шею, грудь. Но пламя страсти еще только разгоралось, зажигая томление во всем ее молодом, изголодавшемся по любви теле. Прильнув к Гейбриелу, Куинн изо всех сил прижалась к его бедрам и почувствовала, как крепнет и устремляется ей навстречу мужская плоть…
— Куинн, — шептал Гейбриел, — я так давно жаждал тебя!
— Молчи, молчи! — еле слышно отвечала она, прикладывая палец к его губам. — Я все знаю…
— Иди же, иди ко мне…
Он увлек ее в спальню и, не выпуская, одной рукой сдернул с кровати покрывало, потом повернулся и прижал к себе полуобнаженное, трепещущее, желанное тело… Куинн тяжело дышала и все теснее приникала к нему бедрами… Дрожащими от нетерпения руками Гейбриел расстегнул и сбросил джинсы. За ними последовали плавки. В следующее мгновение на пол упали тоненькие шелковые трусики Куинн. Оба стояли, обнявшись, обнаженные, трепетно ожидая наступления блаженного мига, которого так долго жаждали…
Наклонившись, Гейбриел бережно подхватил Куинн и положил на кровать. Он опустился рядом и, приподнявшись над ней, приник ртом к ее обнаженной груди, лаская живот, бедра… Его пальцы притронулись к ее лону, которое сразу стало горячим и влажным. Он покрывал это прекрасное тело жгучими поцелуями. Куинн, не в силах терпеть муки желания, со страстным криком притянула Гейбриела к себе, развела ноги и выгнулась ему навстречу.
— Хочу тебя, Гейб, любимый! Хочу сейчас! Не медли!
Из груди Хантера вырвался хриплый стон. Он впился в губы девушки бесконечным, жадным поцелуем. Его плоть осторожно проникала в ее тело, постепенно заполняя его.
— Куинн, родная! Я люблю тебя! Люблю безумно!
— Говори! Говори еще!
— Люблю! Люблю! Люблю!
Куинн всегда любила музыку. Но такой сладостной мелодии она не слышала никогда. Он любит ее! Из всех женщин мира он любит ее одну! И он принадлежит ей! Ей одной!
Их тела изгибались, сливаясь в одно, как бы танцуя в такт неведомого до сих пор обоим танца.
