И такие же огромные и загадочные, плыли рядом два человека – мужчина и женщина. Их головы опускались и поднимались над водой, а лица выражали тревожную заботу. Глубокие, нежные и удивительно большие глаза женщины светились лаской. Её мокрое лицо, с мягкими и тёплыми чертами, не походило на большое и твёрдое лицо мужчины. И тело её, лоснящееся от воды на солнце, отличалось от его тела. Гибкая и подвижная, она походила на этих удивительных существ, что кружили вокруг. В её тёплом и мягком теле чувствовалось что-то удивительное и непонятное. И, вообще, к ней почему-то неодолимо тянуло, гораздо больше, чем к мужчине – массивному и немного пугающему. Это трепетное влечение не поддавалось пониманию. Оно исходило откуда-то из глубины души, словно было там всегда. Да и вряд ли его вообще можно было понять…

Я лежал без движения, широко открыв глаза, в полнейшей темноте. Лицо почему-то было мокрое. Странно. Я провёл по щекам пальцами, облизнул их – солёные. Что это?.. Слёзы?.. Неужели я плакал во сне?

Я сел на постели, отбросив в сторону простыню. Темнота не отступила, а надвинулась вплотную. Мысли текли медленно, будто преодолевая сопротивление какой-то вязкой пустоты, наполнявшей мою голову, но всё же я чувствовал, что ещё очень рано.

Что же это со мной? Что такое мне снилось?..

Я снова лёг на постель, глядя в темноту перед собой и пытаясь вспомнить только что виденный сон. Что это было? Дельфины?.. Море?.. Ребёнок в воде?.. Неужели?..

Ну, конечно! Ребёнок – ведь это я! А те двое – мужчина и женщина – это мои родители. Невероятно! Как могло сохраниться в моей памяти это воспоминание? Ведь тогда мне было всего несколько месяцев. Тем не менее, видение было столь отчетливым, как будто я увидел всё наяву теми самыми глазами – глазами ребёнка. Чем больше я вспоминал увиденное во сне, тем сильнее становилась щемящая тоска на душе. Я всегда старался заглушить в себе её, не дать ей вылиться наружу, но сейчас копившиеся много лет чувства неожиданно вырвались на свободу, вплетаясь в призрачные образы сна.

Когда я видел своих родителей в последний раз?.. Сейчас, даже трудно вспомнить. Кажется, это было на Праздник Братства шесть лет назад?.. Ну да, конечно! А ещё раньше?.. Они прилетали на Землю, когда мне исполнилось двенадцать…

Два раза – всего два раза за двадцать лет! С тех пор, как они простились со мной, шестилетним мальчиком, я не видел их, наверное, целую вечность! Я ещё могу понять отца. Он исполняет свой долг перед обществом, но мать… Она ведь могла остаться здесь, на Земле, и видеться со мной гораздо чаще… Хотя, нет. Что это я? Как раз она-то никогда бы не оставила отца одного на чужой планете. Как сейчас я помню её слова: «Быть всегда рядом с любимым человеком – вот истинное счастье. Делить с любимым все горести и радости – долг каждого, кто любит. Запомни это, сынок».

Я грустно усмехнулся и зябко передёрнул плечами. Странно, но образ матери сохранился в моей памяти неувядающим – таким, какой она выглядела много лет назад, когда я был ещё совсем ребёнком. В те времена она казалась мне сияющей богиней – самой прекрасной женщиной на свете.

Покосившись в сторону низкого прозрачного столика около кровати, я пододвинул к себе небольшую голограмму, стоявшую на нём. Из синей глубины светящегося кристалла на меня взглянуло юное женское лицо, совсем маленькое в обрамлении густой копны иссиня-чёрных, взбитых ветром, волос. Смешливые глаза под широким взмахом бровей смотрели прямо и смело, как у женщины, впервые осознавшей силу своей красоты. Но в глубине их блестели искорки юного задора и доверчивая вера в детские идеалы.

Юли! Она пристально вглядывалась в меня из глубины голограммы, стоя на фоне безоблачного неба и пышных гроздей якаранды. Губы её едва уловимо улыбались. Я скользил взглядом по её лицу, обводя глазами каждую черточку, знакомую мне до малейших подробностей. Правое ухо Юли выбилось из-под волос. Оно было таким же точёным, как и прямой, короткий носик с закруглённым кончиком, и как улыбающийся, мягко очерченный крупный рот. Но глаза Юли сразу приковывали внимание. Мелкие черты лица делали их просто огромными. В этих загадочных янтарных озёрах я тонул бездумно и покорно уже несколько лет, чувствуя на сердце сладостную истому.

Как же она всё-таки безумно хороша!.. Хотя теперь любой человек в Трудовом Братстве был красив и физически совершенен. После изобретения и широкого применения искусственных генов, генные инженеры из ПОТИ с помощью генной терапии очистили наследственность людей, и теперь на Земле рождаются только здоровые, устойчивые к любым болезням дети. Свершилась исконная мечта человечества о всеобщей совершенной телесной красоте, которая находилась в гармонии с не менее прекрасной душой.

Я отодвинул в сторону портрет своей любимой и снова лёг на постель.

Нет, Юли совсем не походила на мою мать. В облике любимой чувствовалось что-то неуловимое, присущее только юности. Моя мать другая… Или же я только помнил её другой?..

Мой сонный мозг постепенно пробуждался и я сообразил, что совсем скоро в жизни у Юли наступит знаменательное событие – их группа в последний раз прослушает напутствия наставников из воспитательной школы шестого уровня. Бывшие мальчики и девочки, достигшие своего двадцатилетия, превратятся во вполне самостоятельных людей, готовых выйти во взрослую жизнь, наполненную событиями и свершениями. Все они станут стажёрами, каждый из которых начнёт подыскивать для себя какое-то дело, в котором он сможет применить полученные за годы учёбы знания и навыки. И, конечно, искать своё предназначение в этой жизни. Возможно, кто-то отправятся в далёкие странствия, подвергнув себя испытаниям силы духа и воли, или же останется на Земле, где тоже можно найти немало достойных дел. Но все эти молодые члены Трудового Братства примут эстафету у старших – эстафету заботы о других, обязанность совершенствовать жизнь общества уже для своих детей и внуков. Этот извечный процесс передачи знания и мудрости, доброты и сердечной заботы нельзя было остановить ничем. Он вёл людей всё дальше к звёздам, в чужие миры, где мы утверждали законы человечности, озаряя Вселенную золотым пламенем своих душ.

Мелодичный перезвон часов отвлёк меня от воспоминаний и размышлений. Я взглянул на циферблат, мерцавший оранжевым отблеском в темноте. Часы показывали половину четвёртого. Надо было вставать. Потянувшись, я поднялся с постели и подошёл к окну. Убрав со стекла оптические занавеси, выглянул наружу.

Сероватый предрассветный туман залил комнату, обозначив очертания предметов, яснее выступивших из темноты. Постояв немного около окна, я направился в ванную комнату.

Если многие ребята и девушки, выйдя из стен воспитательной школы на просторы взрослой жизни, и вступив в ряды стажёров, зачастую испробуют не одно занятие, прежде чем найдут своё истинное призвание, то передо мной такой проблемы никогда не стояло. Ещё в школе второго цикла для себя я решил – обязательно буду работать в Охранных Системах Общества, как и мой отец.

Защита общества: что может быть выше, ответственнее и почётнее этого занятия? Завороженный рассказами отца, я с детства жаждал непримиримой борьбы со злом и несправедливостью. В своих мечтах я видел себя древним героем, в помощи которого нуждаются все те, кто пострадал от человеческой подлости и предательства, обмана и лицемерия, бездушия и грубой силы. Я был уверен, что такие люди всё ещё существуют на Земле, хотя сам с ними я никогда не сталкивался в реальной жизни. Всё было как раз наоборот: меня окружали люди, готовые в любой момент прийти мне на помощь, подарить мне свою доброту, отзывчивость и заботу.

Такое расхождение ожидаемого и реальности вызывало во мне глубокие душевные противоречия и метания. Я мучительно переживал из-за того, что не могу воплотить свои детские мечты в жизнь. Тогда я стал уверять себя, что атмосфера доброты и спокойствия царит только в стенах воспитательной школы, что детей нарочно оберегают от познания негативных сторон жизни общества, и что во взрослом мире всё будет совсем по-другому. Увлечение исторической литературой во многом повлияло на мои детские представления и взгляды. Я стал изо всех сил стремиться к этой «истинной», выдуманной мною жизни, страстно желая поскорее повзрослеть и покинуть стены воспитательной школы. Большинство моих друзей не понимали меня, но я погрузился в себя и не обращал на окружающих внимания. И только намного позже я, наконец, осознал, как сильно заблуждался в детстве.