— Да, ходит он хорошо, — вставила Роуз Пратт. — Только чуть-чуть прихрамывает. Даже не скажешь, что у него протез. Мне кажется, хозяйка права: нам надо сдерживать себя и помнить о том, что он все равно остался мистером Реджинальдом, и не отводить глаза в сторону.

— Сколько он уже наверху?

— Вчера я впустила его в половине восьмого, — произнесла Мэри. — Мистер Маккэн сказал, что мистер Реджинальд просидел у постели мистера Чарльза большую часть ночи, а его самого отправил отдыхать. И хозяйка тоже там. Видели бы вы ее лицо — белое-белое, ни кровинки. Мне кажется, ночью она не сомкнула глаз. И оба они не завтракали: только выпили кофе с гренками. Конечно, откуда же силы возьмутся?

— А что будет, когда хозяина не станет? Как вы думаете, хозяйка останется здесь?

— Сомневаюсь, — сказала Роуз. — Как говорит мой Питер, одна она оставаться здесь не захочет. Ее всегда тянуло в Ньюкасл к магазинам. И это можно понять: она там выросла, и магазины были ее делом.

— Господи! Если дом продадут, для нас настанут тяжелые дни. Вся моя жизнь прошла здесь. — Кухарка оглядела просторную чистенькую кухню.

— Ну, работа и в другом месте найдется, — заметила Мэри Тайлер.

— Ты сама не знаешь, что говоришь, — сердито оборвала ее кухарка. — Такие дома, как этот, надо поискать, их можно пересчитать по пальцам. Здесь платят приличное жалованье, хорошо кормят и по-человечески относятся. И так было всегда, и при новой хозяйке, и раньше, когда еще были живы полковник и его жена. Она была леди от рождения. Не хочу ничего сказать против молодой хозяйки, но жена полковника была настоящей леди, вы понимаете, что я имею в виду? Ну а теперь за дело. Узнайте, что там творится наверху.

А наверху ничего нового не происходило. Агнес и Реджинальд с предыдущего вечера не отходили от постели Чарльза. Оба они понимали, что развязка близка. За ночь у Чарльза было два тяжелейших приступа, и каждый раз им казалось, что он умрет. Теперь он лежал спокойно, прерывисто дыша, силясь что-то сказать. Агнес взяла его за руку, но он смотрел на брата.

— Ты... вернулся... домой. Все будет... хорошо. Все наладится.

— Не надо говорить, старина, не утомляй себя.

— Мне надо сказать... это последний шанс. — Он слабо улыбнулся.

Агнес изо всех сил старалась крепиться. Она наклонилась к мужу и уловила едва слышный шепот:

— Моя дорогая, я так счастлив... я был так счастлив с тобой... и ты должна быть счастливой, слышишь? Я люблю вас обоих... мне повезло... так повезло...

* * *

Чарльз умер в одиннадцать часов утра, и дом вновь погрузился в траур.

Глава 2

— Мне надо возвращаться, пока не стемнело. Дороги такие ужасные... Если подморозит, перестанут ходить автобусы. Хорошо, что остановку теперь сделали у самой дороги. Не нужно просить Робби выводить машину. А тебе, моя девочка, пора бы уже определиться. Дальше так продолжаться не может. Ты страшно похудела: просто кожа да кости. Думаю, уже пришло время продать дом и вернуться. И мы заживем, как в старые добрые времена.

"Какие это времена?" — очень хотелось спросить Агнес. Но она промолчала, продолжая слушать мать.

— Но, как говорит Робби, много за это имение тебе получить вряд ли удастся, по крайней мере в наше время. Везде так неспокойно: то там, то здесь возникают стачки. Из-за работы и денег люди готовы перегрызть друг другу горло. А как испортились женщины. Робби считает, что все из-за того, что правительство не выполняет своих обещаний. "Земля для героев" — вот что говорили. А я так думаю: "Надейтесь на себя". И если все будут таким образом поступать, станет куда спокойнее. — Элис положила руку на плечо дочери. — Я так за тебя переживаю. Ты там совсем одна.

— Мама, разве я одна? В доме восемь человек, да еще шестеро дворовых слуг.

— Ну, это все не то. Робби говорит, что столько народу приходится кормить, а они заботятся всего об одном человеке. Но я ему ответила, что деньги-то твои, следовательно, тебе ими и распоряжаться. Между прочим, когда должен вернуться Реджи?

— Скоро, но точно не скажу, не знаю.

— Не понимаю, зачем он себя мучает. Что они собирались делать с ним на этот раз?

— Мне кажется, речь шла о пересадке кожи и наращивании губы. — Агнес изо всех сил старалась сдерживаться.

— Любая пересадка кожи так болезненна. Сколько же ему пришлось вытерпеть! И что это даст? Кожа все равно не станет гладкой. Он не собирается вернуться? После смерти Чарльза... он стал заезжать сюда время от времени, верно? Робби как-то сказал, что Реджинальд, наверное, жалеет, что отказался от имения, потому что теперь все чаще стал появляться там.

— Мама, я вижу, Робби стал для тебя большим авторитетом.

— Не надо язвить. С кем мне еще и поговорить, как не с ним.

— А как же Джесси, Бетти Элис, продавцы и покупатели в магазинах?

— Я смотрю, ты не в духе.

— Нет, мама, просто я немного устала слушать о том, что думает Робби.

Агнес не стала напоминать матери, что та когда-то не могла выносить этого человека, считая его чересчур простым. Люди могли меняться, в то же время в основе своей оставаясь прежними. Сущность ее матери была такой же, как и раньше, в детстве Агнес. Эта часть ее натуры продолжала играть основную роль. Как говорится, не избавиться леопарду от своих пятен. В некоторых местах они могут настолько побледнеть, что кое-кто по ошибке примет его за другое животное.

Агнес крепко зажмурилась и отвернулась, спрашивая себя: что с ней происходит? Она стала все придирчивее относиться к тому, что ей говорят. Когда она в прошлый раз заезжала в магазин, Джесси вызвала у нее досаду. Агнес считала, что сестра сильно изменилась. Она держалась так, словно всегда была хозяйкой и сама основала дело, забывая, что всем обязана Агнес.

Она проводила мать до двери и передала заботам Маккэна, который, как обычно, должен был довезти ее до автобусной остановки. Простились они прохладно.

Агнес вернулась в гостиную, ощущая непонятную дрожь, хотя в комнате было тепло от полыхавшего в камине огня. Опустившись на диван и поджав губы, закрыла глаза. "Никогда я не вернусь туда, никогда", — пообещала себе Агнес.

Тут ей в голову пришла другая мысль. Она решительно выпрямилась. К чему винить мать, если перемены произошли в ней самой. При жизни Чарльза она никогда не чувствовала себя в имении как дома. Временами ее невыносимо тянуло вернуться в квартирку над магазинами. Но когда мужа не стало, мысль о том, чтобы уехать, представлялась просто дикой. И в то же время она с тоской думала о том, что остаток жизни проведет бесцельно и скучно. По утрам Агнес, отдав распоряжения миссис Митчем, прогуливалась по парку. Она заставляла себя через силу есть и вежливо разговаривать. Не возмущалась, когда замечала непорядок, и это вошло в привычку и принималось как должное, к примеру, как в случае с Мэри Тайлер, которая в свои выходные пристрастилась тайком уносить домой пакеты с провизией. Агнес случайно увидела ее, гуляя в парке. Мэри не заметила хозяйку. В следующий выходной история повторилась. Агнес спрашивала себя, почему оставила поступок Мэри без внимания, и пришла к выводу, что о проделках Мэри мог знать еще кто-то из прислуги, а ей не хотелось, чтобы поднялся шум и пошли разговоры. Да и в конце концов так ли уж важен пакет с провизией? Они с Чарльзом посмеялись бы над этим, но его больше не было рядом с ней...

В первые недели после смерти Чарльза Реджи приезжал по вечерам, а два раза в плохую погоду даже оставался ночевать и спал в своей комнате. Но уже около месяца Агнес не видела его. Если бы он был в госпитале, она бы могла съездить к нему. Но Реджи уехал на юг, в какую-то клинику, где один из врачей, как говорили, творил чудеса, делая блестящие пластические операции.

Минут через десять в дверь постучал Маккэн.