— Несси, выслушай меня, — строго сказала Грейс. — Это рождественский ужин, не забывай об этом. Ты не в Гайд-парке, не на митинге на одном из французских бульваров и не где-нибудь на чердаке среди полуголодных художников.

— Что ты можешь знать о жизни полуголодных художников в Париже?

— Больше, чем ты думаешь. Вспомни, в молодости я провела там три года.

— Да-да, как я могла забыть, — нарочито серьезно закивала головой пожилая леди. — Из школы — в церковь, из церкви — домой, тебе действительно удалось повидать многое, и все же, — она хитро взглянула на Грейс, — признайся, ты никогда не меняла маршрут?

— Можешь не верить, но и такое случалось.

Несси слегка отодвинулась, чтобы не мешать дворецкому Джорджу Бэнксу сменить у нее тарелки. Взглянув на новое блюдо, она обернулась к дворецкому.

— Пудинг с глазурью, Бэнкс? Я так его люблю. Ты не забыл.

— Это заслуга Мадам, мэм, — тактично заметил Джордж.

— Ты так заботлива и внимательна, Грейс. — Несси кивнула невестке. — И, пожалуй, я выпью еще бокал вина, Хью, — обратилась она к полковнику.

— Но ты уже выпила три.

— Вот уж не знала, что у вас спиртное дозировано. Может, вино на исходе?

— Нет, конечно, но я тебя хорошо знаю, и боюсь, как бы нам не пришлось связывать тебя и нести в спальню, если ты превысишь свою норму.

— Меня никогда не относили в спальню, хотя нет, вру, такое случалось, и много раз, должна вам признаться. — Пожилая леди довольно захихикала.

— Тетя Несси, а кто был твой последний друг по национальности? — озорно поблескивая глазами, поинтересовался Чарльз.

— Дай припомнить. — Несси отправила в рот полную ложку пудинга и с очевидным удовольствием проглотила. — Очень вкусно, — оценив блюдо, она продолжала, обращаясь к Чарльзу: — Это был немец. Ну, конечно, он был немец. Немцы плохие любовники: никакого пыла и жара. Мой продержался недолго.

Неизвестно, что послужило последней каплей — сдавленное хихиканье слуг, поперхнувшиеся смехом Реджинальд с Чарльзом, а может, поспешно опустивший голову Генри, — но так или иначе, терпению полковника пришел конец.

— Несси, если не умеешь себя вести, лучше выйди из-за стола! — взорвался он.

— Только заставь меня это сделать, Хью, и я прямиком отправлюсь на кухню. Там я всегда находила приятную компанию. И по опыту знаю: внизу меня ждет радушный прием. Бэнкс, Маккэн, что скажете на это? — Она повернулась к стоявшим у стены слугам. Выражение ее лица было столь красноречивым, что Джордж Бэнкс не замедлил ответить:

— Мне кажется, мэм, вас с радостью примут в любую компанию.

— Так-так, Хью. Тебе очень повезло: твой дворецкий настоящий дипломат. Никто не смог бы ответить лучше, — и вновь обращаясь к Чарльзу, Несси продолжила: — Хочу все же ответить на твой вопрос. На своем пути я встречала мужчин разных национальностей. Были у них и свои плюсы, и минусы. Но все же француз представляется мне самым лучшим любовником, он умеет убедить женщину, что она для него единственная. И лишь француз, посмотрев на мое лицо, может назвать меня красавицей. Чего еще желать женщине?

Ее ответ не вызвал ожидаемого ею веселого оживления.

— Тетя Несси, — тихо промолвил Чарльз, — я, правда, англичанин, однако и для меня вы не только красивая, но и незаурядная женщина, необыкновенно умная и очень обаятельная. И если бы я решил выбрать спутницу жизни, мне бы хотелось, чтобы моя избранница походила на вас.

Эстер Форестер ответила не сразу. Было заметно, как она проглотила подступивший к горлу комок.

— Спасибо, Чарльз, — с усилием проговорила Несси. Слова племянника тронули ее до глубины души.

Некоторое время все молчали. Но когда пожилая леди, быстро взяв себя в руки, заговорила, в ее голосе уже не слышалось предательской дрожи:

— Сейчас ужин завершится, и женщины, как водится, оставят мужчин, чтобы те могли в свое удовольствие посидеть за бокалом портера и выкурить сигару. Но я знаю правила: ты, Грейс, не разрешаешь курить в гостиной, а мне до смерти захотелось покурить. Так что прошу меня извинить, присоединюсь к вам позднее.

— А я поднимусь наверх, — сообщила Элейн. — Надо помочь няне уложить детвору спать. У них был длинный день и вряд ли они быстро угомонятся.

Грейс Фарье встала из-за стола, следом за ней поднялись мужчины. Оставив их, она отправилась в гостиную. Со вздохом усевшись на диван, Грейс стала размышлять, долго ли на этот раз собирается гостить у них тетушка, надеясь в душе, что визит не слишком затянется. Несси все любили и единодушно восхищались ею, но своим присутствием она всякий раз вносила сумбур в сложившийся жизненный уклад. После ее отъезда всегда требовалось некоторое время, чтобы вернуть жизнь в привычную колею, такую знакомую и удобную.

* * *

Полковник с женой разошлись по своим комнатам, Реджинальд с Генри отправились играть в бильярд, а Чарльз с Элейн, как когда-то в детстве, устроившись на ковре у камина, вели беседу. Чарльз по своей давней привычке обхватил колени руками, а сестра сидела, поджав под себя ноги. Оба упирались спинами в кресла.

— Ты говоришь, что не собираешься жениться, — промолвила Элейн, внимательно глядя на брата. — Но как же Изабель Пиккеринг? Мама мне сказала...

— Элейн, это мамина идея, а не моя. Мы с Изабель знаем друг друга с колыбели, вместе росли. И случись ей выбирать между мной и лошадью, вряд ли она отдала бы предпочтение мне.

— Да, пожалуй, ты прав. Но мне кажется, тебе так даже и лучше. Ты свободен, да и я, честно говоря, не представляю тебя женатым. Вполне возможно, ты пойдешь по стопам тети Несси. — Элейн улыбнулась. — Она удивительный человек. Интересно, скольких мужчин знала старушка? Жаль, что оба мужа оставили ей достаточное состояние, чтобы она не беспокоилась о хлебе насущном. Если бы обстоятельства вынудили ее, она бы стала писать. Вот ты — стараешься и пишешь.

— Спасибо... что ценишь мои старания.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Так или иначе, но мне кажется, займись тетя Несси всерьез литературой, ее бы ждал успех. Я считаю, у нее есть способности, да, кстати, она когда-то писала.

— На мой взгляд, Несси производит фурор везде, где появляется. Ее многие знают. Реджи приходится много разъезжать, и он не перестает удивляться тому, с какой готовностью распахиваются перед ней очень многие двери. Радушный прием ей обеспечен не только в Париже, но и в Лондоне. Она вращается в дипломатических кругах, и то, что она говорила за столом, не плод ее воображения и не досужие домыслы. Слухи о войне становятся все настойчивее. Как выразился Реджи, мыслит она вполне здраво, какими бы сумасбродными ни представлялись порой ее высказывания. Но я и не считал никогда, что она со странностями. Несси неизменно восхищает меня. Я бы не отказался от таких мозгов, как у нее.

— У тебя и своих вполне достаточно. А вообще-то, у тебя еще все впереди. Чарльз, сколько лет мы с тобой не сидели вот так, как сейчас? — спросила Элейн, меняя позу.

— Наверное, с тех пор, как ты вышла замуж, — немного подумав, ответил брат.

— Да, именно с тех пор. — Элейн наклонилась, ухватила полено и бросила его в пышущий жаром камин. Часть разлетевшихся искр упали на самый край решетки.

Чарльз не стал делать ей замечание: "Осторожно, не прожги ковер", а вместо этого неожиданно спросил:

— Ты не очень счастлива, Элейн?

— Можно сказать: и да и нет, — помолчав, задумчиво ответила она, облокачиваясь на сиденье кресла.

— Это из-за Доусона?

— И здесь ответ тот же. Мне кажется, Доусон ничем не отличается от большинства мужчин. Но, Чарльз, я замужем пять лет и уже пять раз была беременна. Доусон рассуждает как скотовод, а я для него лишь породистая кобылица.

— Элейн, что ты, не говори так! — воскликнул брат.

— Но это правда, чистая правда. — Она вздернула подбородок и нервно облизнула губы. — "Ну же, моя милая, — подражая мужу, проговорила она низким голосом, — пора в постель". Я вышла замуж в двадцать лет. — В голосе Элейн чувствовались грусть и усталость. — И, как ты помнишь, я была глупа и неопытна, не успела даже толком ни с кем пококетничать. Я наивно полагала, что супружеская жизнь светла и безоблачна, а замужество сулит только радость и счастье. Мне представлялось, что муж — это милый, добрый человек, которого нельзя не любить. А как же иначе? Ведь примером был наш отец. Они с мамой обожают друг друга. Но если их сравнивать, то более пылким я назвала бы отца. Когда появился Доусон, он сразу меня увлек, я чуть ли не на шею ему бросилась. Он был такой большой и сильный, а считается, что крупные мужчины — добродушные великаны. Конечно, я не могу сказать, что он жестокий и злой. Нет, просто невнимателен и не чуток к переживаниям других. Огромный невежественный фермер, помешанный на лошадях. Доусон не смог оторваться от своих конюшен, даже чтобы отметить здесь Рождество. Он никогда не ездит с нами. Нет, как-то раз приезжал, но радости от этого было мало. Чарльз, у меня такое впечатление, что он в своей жизни не прочитал ни одной книги. Возможно, в школе его и заставляли это делать, но с тех пор книгу он в руках не держал. Кроме того, Доусон на тринадцать лет старше меня. Ах, Чарльз, ты единственный, кому я могу открыть душу.