Этот сделал свой выбор, пусть ошибочный, поспешный, но его уже не изменить.

Соседи метрах в тридцати в кустах заделывают пробоину в смоленой рыбацкой лодке. Рядом красноармеец, с руками, до локтя перемазанными маслом, колдует над подвесным мотором. Им не до мертвых. Они собираются жить и выживут. Другие, наиболее нетерпеливые, рассаживаются на плоту.

— Что вы делаете, ребята? Разве вы забыли про авиацию? Зачем быть мишенью фашистским летчикам? А если вы и пройдете Ирбен, на латвийском берегу уже несколько дней как подняты на ноги айсарги {10}. Подождите до вечера.

Но нет, не слышат или не хотят слышать.

Матрос в бушлате отталкивается шестом. Солдат из брезента мастерит что-то вроде паруса. Остальные сидят нахохлившись, но у каждого в руках винтовка.

Медленно, словно неохотно, выходит в море плот с бойцами. Ой недалеко в такой солнечный день можно уйти. Вернулись бы лучше, ребята!

На КП 315-й батареи, куда перешел штаб бригады, полковник Ключников вновь собрал командиров. В их числе был начальник штаба БОБР майор И. П. Шахалов. Ключников объяснил, что радиостанция вечером 4 октября разбита. Связи с командованием нет. Личному составу приказано с боями прорываться на север Сааремаа.

— Сегодня мы собрались вместе в последний раз, — говорит полковник.

Люди молча стояли, слушая своего командира.

— Мы вместе вели тяжелые бои, теряли товарищей, но войны без жертв не бывает. Однако все мы — советские люди и, что бы ни случилось, всегда останемся ими.

— Что же дальше — плен? — послышался чей-то голос.

— Плен — великое несчастье. Позади нас Балтика, впереди — германские штыки. Но можно, хотя и трудно, продолжать борьбу.

Шумит ветер в деревьях, срывая последнюю листву. Где-то еще идет стрельба, а на поляне все притихли.

— Легких рецептов уберечь себя не подскажу.

— Трудных не испугаемся, — раздается тот же голос.

— Хорошо, слушайте. Партизанить на Сырве негде. Предлагаю группами по три-пять человек просачиваться на север. Там леса. Такими группами легче уйти, укрыться. Местные крестьяне помогут. Дождемся зимы, а потом на Большую землю — партизанить. Все орудия и машины сейчас же уничтожить, а винтовки — как совесть подскажет. Это каждый решает сам. Все, товарищи.

Однако уходили с Сырве не только мелкими группами. Вечером часть бойцов и командиров, собрав несколько грузовых машин, установив на них пулеметы, на большой скорости устремились на север. Находились среди прорывавшихся командир пограничных катеров А. В. Василенко, комсорг дивизиона краснофлотец Николай Трошин, старший политрук из артиллерийской части Сергей Свинухов.

Фашисты, уверенные, что русские в создавшихся условиях не предпримут активных действий, пропустили машины. Только где-то у Сальме им удалось перекрыть дорогу. Встреченные на повороте пулеметным огнем в упор, машины полетели в канавы, прорывающиеся в большинстве своем погибли. Немногих раненых фашисты отправили в лагерь для военнопленных.

Командиры-зенитчики лейтенанты А. А. Чепраков, А. С. Малофеев и политрук П. М. Жуков вместе с краснофлотцем-мотористом Романовым с 315-й батареи перебрались через Ирбен на маленькой рыбацкой лодке. Чепраков до военного училища обучался в морском техникуме, плавал на паруснике «Товарищ», три года был бессменным старшиной шлюпки. Правда, одно дело — надежная устойчивая морская «шестерка», совсем другое — ветхая лодка. Пришлось идти на риск. Другого выхода не было. Шли всю ночь под парусом и на веслах, каской вычерпывая льющуюся через щели воду. Прекратился начавшийся с вечера дождь, стих ветер. Артиллеристы надеялись, что к рассвету доберутся до берега. Но в наползавшем густом тумане исчезли огни пожаров на Сырве, и они потеряли ориентировку.

Утром, когда туман рассеялся, они оказались в открытом море. Не видно берегов, на горизонте изредка показывались корабли, пролетали самолеты. Чтобы не привлекать внимания, парус пришлось спустить. Лодка медленно дрейфовала к востоку. В дымке открылся латвийский берег. Вновь надежда затеплилась у людей. Но земля, поросшая лесом, приближалась быстрее, чем они хотели бы. С наступлением темноты легче высадиться, укрыться от наблюдения береговых постов.

Сейчас больше всего артиллеристы опасались встречи с самолетом. И эта встреча произошла. Фашистский гидросамолет — «лапотник», как его называли на островах за поплавки, — заметил лодку. Артиллеристы пошли на хитрость: залегли на дне в самых неудобных позах, притворились убитыми. Спустившись до бреющего полета, самолет дал несколько очередей и ушел на север. За эти минуты лодка наполнилась водой. Артиллеристы взялись ее вычерпывать, и, увлеченные работой, не сразу заметили опасность. Был ли это тот же самый «лапотник» или ему на смену прилетел другой, только самолет прошел над водой, чуть ли не задевая поплавками за гребни волн, и стал расстреливать людей. Три винтовки били по самолету. Эти редкие выстрелы заставили фашиста подняться выше. Все же одна очередь попала в лодку. Сидевший на средней банке политрук Жуков со стоном схватился за голову и упал. С левого борта срезало верхнюю доску обшивки. Хлынула вода. Лодка перевернулась, и все четверо оказались в ледяной воде. Винтовки, патроны, небольшой запас продуктов — все пошло на дно. К счастью, лодка не затонула. Тянула вниз намокшая одежда. Артиллеристы держались за лодку. Выпустив еще несколько очередей и дав ракету, «лапотник» улетел.

Их медленно сносило к берегу. Тело политрука его товарищи привязали ремнем к рыму на носу. Фашистская пуля попала Жукову в голову, и он, не приходя в сознание, скончался.

Вскоре показался сторожевой катер. Артиллеристы уничтожили свои документы, а минут через тридцать их и убитого политрука подняли на палубу.

Писарь 34-го инженерного батальона Дмитрий Иванович Дрожак вместе с бойцом этого же батальона Иваном Земляным и другими переправился через Ирбен на большой рыбацкой лодке. Им удалось незамеченными пересечь пролив. Гребли посменно. К утру, когда в сумерках появился берег, сильный удар чуть не перевернул шлюпку. Камни. Они подстерегали красноармейцев всюду. Невидимые в темноте, укрывшиеся под водой, замедляли движение, грозили перевернуть лодку, плеском выдать врагу. Пришлось прыгать в воду и брести к берегу. Через дюны углубились на материк.

Октябрьский ветер разгуливал в лесу. Холодило мокрое обмундирование. Дрожак чувствовал, что начинается озноб, болело плечо, но продолжал идти с товарищами. Где-то в лесу они нарвались на фашистов. Разгорелся короткий ночной бой. Группа рассеялась. Когда выстрелы затихли, с Дрожаком остался лишь один Земляной. Что стало с товарищами, они не знали.

Шли несколько суток, питаясь капустой и брюквой. Чтобы получить продукты и узнать дорогу, решили заглянуть на одинокий хутор. Из осторожности на разведку пошел Земляной. Вскоре Дмитрий Иванович услышал выстрелы. Товарищ назад не вернулся. Ориентируясь по звездам, пришлось идти на восток одному.

Так прошел он еще два-три дня. Болезнь окончательно свалила с ног. Очнулся он в сарае, куда забрался на ночевку, разбитым и ослабевшим. Идти Дрожак не мог. На помощь балтийцу пришли местные жители. Старушка, пасшая корову, принесла ему одеяло, пищу, рассказала, что большой лес находится километрах в сорока. Затем в сарай пришел молодой латыш. Он пообещал связать Дмитрия Ивановича с партизанами. Когда Дрожаку стало лучше, двое товарищей зашли за ним. Переодетый в гражданское, бывший писарь инженерного батальона с острова Сааремаа с помощью латвийских друзей ушел в леса Белоруссии и стал бойцом партизанского отряда имени Суворова.

Часть защитников Сааремаа достигла берегов нейтральной Швеции и там оказалась интернированной. В лагере Бюринген группа командиров во главе с майором Марголиным, воентехником 2-го ранга Могилевым и подполковником Анисимовым составили краткий обзор боевых действий на острове.

Сорок пять суток укрывались работники курессарской милиции Лабо и Герасимов на острове. Несколько дней вечерами в районе командного пункта БОБР они слышали выстрелы. Там шли расстрелы. Фашисты вооружили националистические банды — омакайцев, и они помогали вылавливать остатки гарнизона. Однажды в лесу было схвачено несколько политработников. Когда их привели в Курессаре в комендатуру, немцы удивились.