Меня озарило странное понимание:

– Тебе казалось, что в твое тело вливалась ледяная вода?

Он бросил на меня сочувствующий взгляд:

– Нет. В моем случае это больше походило на ослепительный свет и ветер, который разрывал меня на части.

Мы посмотрели друг другу в глаза, представляя ад, уготовленный для каждого из нас. «Неужели Бог такой безжалостный, – подумала я. – Как Он может мучить Джеймса?» Наказывая меня, Он действовал справедливо. Я чувствовала, что совершила какой-то непростительный грех. Но Джеймс!.. Это было неправильно.

– Ты провел почти сто лет на одном акре земли? – спросила я. – В абсолютном одиночестве?

– Через несколько лет там разбили общественный парк, – ответил он.

Мне захотелось заплакать.

– И у тебя не было ни книг, ни света лампы по ночам?

– Иногда люди читали в парке книги. В основном ужастики или комиксы.

– Никакой поэзии, – прошептала я. – Ни Шекспира, ни Остина.

Наверное, Джеймс решил развеселить меня.

– Прикинь, – сказал он с лукавой улыбкой. – Однажды я сидел с десятилетней девочкой и читал ее комикс о Франкенштейне.

– Это просто чудовищно!

– Теперь все в порядке.

Джеймс заметил, что я готова разреветься. Он сунул руку в карман и сконфуженно усмехнулся:

– Я хотел предложить тебе носовой платок, но вспомнил, что у меня никогда не было его. И даже если бы был…

Его слова рассмешили меня:

– А что ты вспомнил из прошлой жизни?

Он выпрямился, когда мимо стеклянной будки прошел школьный уборщик.

– Пока это только фрагменты. У нас был миндалевый сад и флюгер с бегущей лошадью.

Джеймс задумчиво помолчал.

– В раннем детстве мне подарили качалку в виде коня. Его звали Угольком, потому что его хвост обгорел, когда он стоял слишком близко к камину.

Внезапно я почувствовала себя тонкой и холодной, как жестянка. Перед моими глазами промелькнул образ маленькой девочки. Белокурые волосы свесились над деревянным ягненком – игрушкой на колесиках.

– Мою собаку звали Ножик, – продолжил Джеймс. – Я вспомнил, как кузен учил меня плавать. В тот год мы сделали плот и едва не утонули в реке.

Он засмеялся, затем заметил испуг на моем лице и озабоченно спросил:

– Мои слова напугали тебя?

– Что еще к тебе вернулось?

Мне не хотелось слушать про то, как кто-то тонул в холодной воде.

– Отец вырезал для меня несколько солдатиков из липы.

Он поднес трубку к другому уху:

– Пока это все мои воспоминания.

Я хотела представить себе Джеймса в его настоящем теле.

– А что ты помнишь из своей прежней жизни? – спросил он. – До того, как стала Светом?

– Ничего.

Я вдруг поняла, что говорила неправду:

– Только возраст и имя. И то, что я была женщиной.

Он ждал чего-то большего.

– Иногда перед глазами мелькают странные образы, которые вызывают сильные чувства. Но я боюсь заглядывать в прошлое.

Его пристальный взгляд пробудил мое любопытство. Вопрос сам слетел с моих губ:

– Скажи, как я выгляжу?

В отличие от меня Джеймс ничуть не смутился:

– Ты очень красивая. У тебя темные глаза и светлые волосы.

Он замолчал, продолжая смотреть на меня.

– А сколько мне лет, на твой взгляд?

– Ты женщина, – пожав плечами, ответил он. – Я не могу судить о твоем возрасте.

– На самом деле мне двадцать семь. Расскажи о моей одежде. Я не вижу себя в зеркалах.

– Да, это большая проблема. Понимаю.

Я упустила из внимания, что когда-то он тоже был Светом.

– На тебе платье с полосатой лентой. Вот здесь.

Джеймс изобразил округлый вырез на своей груди.

– Какого цвета? – поинтересовалась я.

– Это трудно объяснить, – с улыбкой ответил он. – Ты не выглядишь четкой, как снимок или портрет. Твой образ, скорее, похож на воду. Иногда ты полна красок и кажешься очень яркой. А иногда ты серая и тусклая.

– И какая я, когда полна красок?

– У тебя карие глаза, золотистые волосы и синее платье.

Мое сердце почувствовало вибрации холодной земли. Отбросив страх, я придвинулась к Джеймсу:

– Какая одежда была на тебе до того, как ты вошел в тело мистера Блейка?

Он засмеялся:

– Не знаю. Я тоже не видел свое отражение.

Он заразил меня своим весельем. Я почувствовала странную, почти забытую легкость. Неужели мы действительно шутили о нашей смерти?

– Скажи, мое платье сейчас синее? – спросила я. – Или оно прозрачное, как вода?

– Прямо сейчас?

Он осмотрел меня с головы до ног, по-прежнему прижимая трубку к уху:

– Ты серебристая, как Владычица Озера.

У меня было множество вопросов к нему, но я больше не могла здесь оставаться.

– Расскажи, почему ты привязана к школе? – спросил он.

– Мне нужно уходить.

– Подожди.

Он протянул руку, чтобы взять мою ладонь, но у него ничего не получилось. Я была напугана вспышкой теплоты. Ему тоже потребовалось несколько секунд, чтобы вновь заговорить со мной:

– Мисс Элен, ты необыкновенное создание. Когда я смотрю, как ты порхаешь вокруг мистера Брауна, читаешь через его плечо или слушаешь стихи, которые звучат в нашем классе, меня переполняет восхищение. Я верю, что ты единственное в мире существо, которое может понять меня. И вот теперь ты смотришь на меня! Ты говоришь со мной!

Он произносил слова в телефонную трубку. Так трогательно и убедительно!

– Это просто чудо.

Возможно, из-за того, что мистер Браун уже выезжал со стоянки, или потому, что слова Джеймса звучали прямо в моем сердце, или по той причине, что я прожила сто тридцать лет, не будучи никем увиденной и услышанной, меня накрыло волной слабости. Мне пришлось опустить голову.

– Я чем-то обидел тебя?

– Нет.

Я трепетала, как крылатое существо, стремящееся взмыть в воздух. Острая холодная боль подсказывала мне, что мистер Браун удалился на опасное расстояние.

– Пожалуйста, не прячься больше, – сказал Джеймс. – Увидимся завтра.

Будучи Светом, вы можете перемещаться через прочные объекты без особых усилий – с такой же легкостью, как складываете числа в уме. Но в то мгновение, если бы Джеймс не открыл стеклянную дверь, я вряд ли собрала бы силы, чтобы выбраться из телефонной будки.

Эту долгую ночь, с ее мучительно медленным ходом времени, я провела в спальне мистера Брауна. Сидя у окна, я размышляла над вопросами, которые хотела бы задать новому знакомому. Яркие звезды катились по небесным тропам с неторопливостью растущей травы. С рассветом я перебралась в постель и легла рядом с моим хозяином. Теперь, обзаведясь своим собственным поклонником, я больше не стеснялась миссис Браун. Когда хозяин начал подниматься, она погладила рукой его голую спину. Он снова забрался под одеяло, и я разочарованно вскрикнула. Моя беззвучная ярость вспугнула воробья на подоконнике. Я торопливо вылетела из дома и забилась в угол на заднем сиденье машины.

Тем не менее, когда мистер Браун вышел на крыльцо, застегивая пуговицы рубашки и приглаживая рукой непослушные волосы, мое настроение изменилось. Он провел в постели почти весь наш писательский час. Но я не могла сердиться на него. Он сел за руль и начал выезжать на аллею. Я вдруг поняла, что он чем-то походил на Джеймса – возможно, формой челюсти или очертанием ресниц. И тут мое сердце окончательно оттаяло. Прежде всего он был моим мистером Брауном. И он любил свою жену. Я тоже после стольких лет одиночества могла наконец поговорить с человеком, а не просто следовать за ним.

Чуть позже я вспомнила, как нашептывала мысли предыдущему хозяину – моему Поэту. Когда мистер Браун открыл папку и вытащил незаконченную рукопись, я, сжав руками спинку скрипучего кресла, склонилась к его уху:

– Жаль, что ты не можешь слышать меня. Мне так хочется рассказать тебе о своем существовании.

Я провела пальцами по его плечу. Обычно меня пугали телесные контакты с Живыми. Они всегда вызывали во мне странное ощущение, похожее на падение в бездну. Но на этот раз я чувствовала себя скользящей вниз по струям водопада. В то мгновение он сидел над страницей рукописи и задумчиво смотрел на пустые парты. Когда я прикоснулась к нему, его ладонь, соскользнув со стола, безвольно опустилась на колено.