Что ж, она сделала карьеру. Прекрасную, между прочим.

Говард помотал головой, словно отметая воспоминания, и снова принялся бросать вещи в сумку.

А потом лег спать.

Утром он проснулся от телефонного звонка. Линн, которая выполняла его поручения, должна была подтвердить, что квартет в сборе и готов к отлету.

— Говард! — Голос Линн не был похож на обычный.

— Что случилось? — пытаясь высвободиться из сонного плена, спросил Говард.

— Марта пропала.

— То есть как.., пропала?

— Девушки сказали мне, что вчера вечером она договорилась с кем-то по телефону и ушла…

— О Боже! — выдохнул Говард. В голове завертелось: провал гастролей, неустойка, конец карьеры. Потому что именно после успеха этих гастролей ему обещан контракт на запись диска и на гигантскую раскрутку во всей Юго-Восточной Азии. Ни одному западному саксофонисту никогда ничего подобного до сих пор не было обещано.

— Линн, Линн… Что я должен делать? — беспомощно вопрошал Говард.

— Я не знаю. Наверное, звонить в полицию.

В полицию. Какая ерунда!

— Ты хочешь этого, правда? Очень хочешь. Я знаю.

Мужчина дышал ей в шею, Марта стонала, теряя голову, задыхаясь от желания.

— Я знаю, чего ты хочешь. Только я могу тебе дать это. — Он разжал руку. — Это будет твое. И я буду твоим любовником, призванный адом твоей души. Ведь ты об этом мечтаешь, когда играешь в ночном клубе тайно от Говарда? Ты любишь эту композицию. — Он усмехнулся. — Когда ты играешь «Любовника из ада», ты мечтаешь о таком, как у меня, порошке. И о жеребце вроде меня. — Мужчина хрипло рассмеялся и навалился на нее. — Я знаю, ты хочешь и то и другое. Я все тебе дам. Но сперва ты сделаешь для меня кое-что. Так, небольшое одолжение. А потом мы оба унесемся в другой мир и проведем там несколько дней. Твои ангельские глаза будут гореть от адского наслаждения…

Марта кивала как китайский болванчик. Действительно, она давно хотела всего вместе, но не могла себе позволить. А этот мужчина, внезапно позвонивший ей и представившийся агентом крупной фирмы звукозаписи, откуда-то узнал ее тайну.

Тайну, которая была неизвестна даже Говарду Нистрему. Может быть. Марта и открылась бы ему, но потом, после, когда поняла бы, что Говард готов ради нее на все. Готов разрешить ей все. Дать ей все…

Но пока он был готов только к одному: написать музыку и посвятить ее глазам.

— Чего ты хочешь взамен? — прошептала она.

— Его саксофон.

Она ошарашенно раскрыла глаза и посмотрела на твердые губы, которые только что вжимались в ее рот. Какие твердые губы и какой он весь твердый! Весь. Марта хотела его. Она знала, что с ним получит удовольствие, которое не могла бы получить без него. Хотя и пыталась. Просто он в руках держал то, чего она давно не пробовала. Но хотела невероятно сильно.

— Но как?..

— Ты знаешь, где инструмент? Правда? Я имею в виду, его концертный альт-саксофон. Ты сама его иногда берешь… Ну для дела. Для личного дела.

— Откуда ты знаешь? — Теперь она дышала часто-часто.

— Он ведь даже не подозревает об этом, правда?

Она покачала головой и закрыла глаза.

— Тебе становится так хорошо, лучше, чем с мужчинами. Да? Ты маленькая мазохистка… — Он засмеялся. — Виолончель для таких дел великовата, я понимаю.

— Не надо. Молчи.

— Хорошо, я молчу. Но запомни: я все про тебя знаю. Инструмент Говарда Нистрема — ты ведь понимаешь, о каком инструменте я говорю, — он засмеялся, — нужен мне. А взамен ты получишь вот это. — Мужчина снова разжал руку, и Марта уставилась на его ладонь горящими глазами. — И инструмент, который при мне, если захочешь, конечно.

Она тяжело дышала. В Праге Марта не могла найти такой порошок ни за какие деньги. В Таиланд она летела с тайной мыслью — отыскать нечто похожее и испытать радость, которую никогда не сможет забыть… Такую радость ей довелось испытать дважды, в Западном Берлине, с помощью одного американского солдата… Чем-то похожего на этого внезапно появившегося в ее жизни мужчину.

— Ты принесешь его?

— Но…

— Ты принесешь его. Ты ведь знаешь, где он хранит свой саксофон. У тебя есть ключ… Она застонала.

— Да, да! Я сейчас его принесу.

Утром Говард первым делом пошел в кабинет и открыл шкаф. Он поднял футляр концертного саксофона и онемел. Футляр был легок. Пуст? Говард открыл его и осел на диван. Он понимал, что вот теперь по-настоящему рухнули его гастроли.

В голове заплясали цифры. Неустойка обойдется в такую сумму, после выплаты которой ему не оправиться. Подписывая контракт, он знал, как много ставит на кон. Но Говард Нистрем был уверен в выигрыше, потому что проиграть в этом случае означало проиграть в жизни.

Солнце светило в окно слишком ярко, от его света резало глаза, ему стало больно. Сердце сдавило. Если он проиграет, Келли не сможет учиться в дорогой школе — нечем платить. Аренда дома-замка тоже будет не по карману.

Страшные картины замелькали перед его мысленным взором: он играет в ресторане, на улицах европейских городов, ему кидают монеты в шляпу. Он ведь ни во что не вкладывал деньги — ни в акции, ни в недвижимость. Только в себя, в свою жизнь и в свою страсть к музыке. Пэт предлагала ему подумать об этом, даже поговаривала об учреждении собственного музыкального журнала, но Говард отмахивался — потом, после. Он тратил деньги на помощь восточноевропейским джазменам, не требуя отдачи. Он был своего рода агентом влияния новой волны джаза, за которую ухватился, как за вожжи впряженного в колесницу горячего жеребца. Он хотел насадить свое направление в джазе, но для этого нужно было многих купить. О нет!

В дверь постучали. — Говард, это Линн, — услышал он голос из-за двери. — Звонит Сандра. Ты подойдешь?

Сандра. Звонит Сандра. Внезапный покой, охвативший его при упоминании этого имени, удивил Говарда. Вот кому он расскажет! Она психолог, она объяснит, что делать и как поступить. Неважно, что она женщина, — она профессионал.

Говард кинулся в гостиную и схватил трубку.

— Алло! Сандра!

— Как дела? Ты сегодня летишь в Таиланд?

Голос спокойный и уверенный, ему хотелось ответить ей таким же, уверенным и спокойным голосом, как ее: «Да».

Но разве он может?

— Я, Сандра, похоже, вылетаю. Прямо сегодня. В трубу. — Он невесело усмехнулся. — Мне конец, Сандра.

— О чем ты говоришь? Что случилось? Келли в порядке?

— Да, она в порядке. Келли даже звонила мне вчера. Представляешь? Но, Сандра, нам обоим конец. Мои гастроли срываются, а неустойка мне обойдется в такую сумму… Я ведь поставил на карту все, Сандра, подписывая этот контракт.

— Погоди, не клади трубку! Обещаю, я помогу тебе. Только расскажи мне все.

— Ты? Ты мне поможешь? Никто не может мне помочь.

— Никто — это верно. А я помогу.

— Тогда я твой вечный должник, Сандра Мередит.

— Хорошо. Ловлю на слове. — Она усмехнулась. — А теперь рассказывай…

И она слушала, как Говард пересказывает то, что они придумали с Дугласом Скоттом, сидя на скамейке в Сэнфорде и любуясь гладью озера, которое повидало на своем веку жестокие сражения ради успеха и победы одних над другими, ради исполнения своих желаний и достижения цели. Сандра хорошо помнила то чувство обладания желаемым, которое охватило ее тогда. Она вообразила себя этаким генералом Монро, а Дугласа своим ординарцем, готовым исполнить все капризы начальника, усмирить индейское племя и занять желанную территорию. Завладеть ею навсегда.

Пока выполнена первая часть сценария. Говарду Нистрему предстоит поучаствовать во второй. Что ж, пока все идет, как задумано. До самолета есть еще несколько часов, и в эти часы Говард узнает, что чудо возможно, если его делами займется Сандра Мередит.

— Скажи мне, Говард, без чего именно ты не можешь обойтись на гастролях — без Марты или без инструмента?

— О, ты еще спрашиваешь! Сандра, милая, ну конечно, без инструмента! Я вообще могу играть один, контракт мой. В конце концов, у меня есть еще одна виолончелистка. В резерве. Она иногда играет вместо Марты.