Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Обширные историографические познания Монтескье давали ему несравненные преимущества перед многими современниками. Монтескье стремится именно из исторических фактов делать теоретические выводы и обобщения. Если даже его обобщения и страдали нередко коренными пороками, то само стремление разобрать проблемы социальной жизни по существу, изучить прошлое и настоящее как они были и есть на самом деле, а не с точки зрения той или другой отвлеченной программы открывало новую страницу в истории прогрессивной социологической мысли прошлого.

Монтескье, как социолог, быстро завоевал признание во всех странах, его идеи стали знаменем передовой буржуазии в борьбе против религиозных средневековых теорий общества и государства.

Какие же общетеоретические вопросы поставил Монтескье в своих социологических и исторических трудах?

Прежде всего Монтескье стремился подойти к обществу с светской точки зрения, решительно выступал против Августина, рассматривавшего историю как борьбу двух начал — земного и духовного. Не менее решительно опровергал он Фому Аквинского, выводившего власть государя из «божьей воли», утверждавшего, что общественная жизнь зависит в конечном счете от «божественного права». Монтескье, признавая бога в качестве первотолчка вселенной, вместе с тем считал бессмысленностью искать божественное предопределение в социальных явлениях.

Теологический подход к истории, рассуждал Монтескье, неизбежно ведет к фатализму. Если бог всем руководит, то людям ничего не остается, как сидеть у моря и ждать погоды, т. е. быть пассивными созерцателями. Но в XVIII столетии, в период всеобщего брожения умов, в период идейной подготовки буржуазной революции, даже самые умеренные просветители решительно осуждали людей, мирящихся с социальной неправдой.

В работе «О духе законов» Монтескье раскритиковал мировоззрение фаталистов: «Учение о неумолимой судьбе, которая всем управляет, обращает правителя в невозмутимого зрителя; он думает, что бог уже сделал все, что нужно, и ему больше нечего делать» (14, стр. 358).

Не менее фатализма государя опасен фатализм подданных. Простой человек, считал Монтескье, не имеет права поднять топор на своих властителей, но протестовать морально, не мечом, а пером, прибегать к легальным методам защиты своих прав и интересов он не только может, но и должен. Гражданин, примирившийся с деспотизмом, теряет право называться гражданином, он становится рабом и заслуживает презрения. Подводя итог многолетним размышлениям, Монтескье в предисловии к своему главному труду пишет:

«Я начал с изучения людей и нашел, что все бесконечное разнообразие их законов и нравов не вызвано единственно произволом их фантазии.

Я установил общие начала и увидел, что частные случаи как бы сами собой подчиняются им, что история каждого народа вытекает из них как следствие и всякий частный закон связан с другим законом или зависит от другого, более общего закона» (14, стр. 159).

Таким образом, французский просветитель приходит к выводу, что общественная жизнь представляет собой закономерный процесс, причем законы общества не навязаны ему извне, а существуют в нем самом в качестве внутренней сущности отдельных социальных явлений. В книге «О духе законов» Монтескье высказывает глубокую догадку, характеризуя объективную основу законов как необходимые отношения, вытекающие из природы вещей.

Вместе с тем Монтескье, как и другие просветители, превращает личность в демиурга социальной жизни и видит в социальных законах продукт произвольной деятельности законодателей. Он смешивает закон как юридическую категорию с общественным законом, не зависящим от воли и сознания людей; в его трудах немало субъективно-идеалистических, волюнтаристских определений закона. Так, в III главе первой книги «О духе законов» Монтескье утверждает, что закон — это человеческий разум, управляющий всеми народами земли, а политические и гражданские законы каждого народа — частные случаи приложения этого разума. Еще более субъективистски звучат формулировки закона в XIV главе девятнадцатой книги «О духе законов», где законы провозглашаются частными и точно определенными установлениями законодателя (см. 14, стр. 416). В «Персидских письмах» Монтескье видит причину всех социальных бедствий в том, что «большинство законодателей были людьми ограниченными, только случайно поставленными во главе других и не считавшимися ни с чем, кроме своих предрассудков и фантазий» (13, стр. 274). Однако порой он чувствует ошибочность этого взгляда. Человеческое общество в таком случае выступает как хаос случайностей, как результат взаимно исключающих друг друга воль. Отпадает, следовательно, идея прогресса, становится невозможной наука об обществе.

Таким образом, поставив вопрос об объективных законах общества, Монтескье, как и все социологи домарксовского периода, не мог последовательно отстаивать свою позицию. Он бьется в противоречиях, социальные законы у него то объективны, то субъективны, т. е. искусственно создаются законодателями. Однако и субъективизм Монтескье имел в те времена антифеодальный смысл. Ведь речь шла в какой-то мере о реабилитации личности, которая почти полностью растворялась в сословно-феодальных отношениях. Монтескье имел в виду не феодального разбойника или «святого» отшельника. Он выше всего ставил личность, которая издает законы в интересах общественного прогресса, в интересах просвещения и культуры, личность, которая таким образом преобразовывает нравы людей. Монтескье подобно другим просветителям полагал, что от господствующих в обществе нравов, обычаев, убеждений зависит вся структура общественной жизни. Поэтому для него проблема закономерности была органически связана с проблемой роли законодателей и с выяснением того места, которое занимают в обществе нравы и нравственные воззрения людей. Монтескье утверждал, что нравы людей определяются, с одной стороны, географической средой, а с другой — зависят от существующего политического строя. Он не занимал здесь монистической позиции. Однако и в том и в другом случае Монтескье устранял религиозную теорию предопределения. В конечном счете нравы людей, согласно Монтескье, вытекают из природы и общественной среды, окружающей человека. Понятие общественной среды совпадало у него с понятием политического строя и господствующего законодательства.

Утверждая, что различие нравов определяется различием географических и общественных условий, Монтескье игнорировал при этом классовые различия. Непонимание классовой структуры современного ему общества — самое уязвимое место в социологии Монтескье и других идейных предшественников буржуазной революции. В этом отношении французскому просветителю было далеко до таких буржуазных ученых более позднего времени, как английские экономисты Адам Смит (1723–1790 гг.) и Давид Рикардо (1772–1823 гг.), пытавшиеся вскрыть экономические основы разделения общества на классы, или французские историки и социологи Тьерри (1795–1856 гг.), Минье (1796–1884 гг.) и Гизо (1787–1874 гг.), стремившиеся подойти к французской буржуазной революции XVIII столетия с точки зрения классовой борьбы. Монтескье видел в борьбе общественных классов лишь борьбу политических принципов. Он предпочитал говорить не о разложении аристократии, а о разложении принципа аристократии, критиковал больше не деспотизм, а идею деспотизма. Однако Монтескье уже чувствовал, что за столкновением идей и принципов скрывается борьба реальных общественных сил. Указывая на отличие принципа демократии от принципа аристократии, он сразу же ставил вопрос о том, что за демократическим принципом скрывается народ, а за принципом аристократии — небольшая кучка поработителей народа.

В книге Монтескье «О духе законов» имеется глава «О стремлении дворянства к защите трона». В ней содержится глубокая мысль о том, что корона находит себе поддержку в дворянстве и что английская знать похоронила себя вместе с Карлом I под обломками трона.

Следовательно, сводя, как и все идеалисты, реальные отношения, господствующие в обществе, к борьбе идей, Монтескье в ряде случаев делал замечательные догадки о необходимости выведения идей из самой жизни. Он признавал, что за идеями скрываются интересы отдельных сословий, а применительно к Франции понимал, что речь идет о борьбе бесправного третьего сословия против двух привилегированных сословий феодального общества — дворянства и духовенства.

9
{"b":"171865","o":1}