– А знаешь, как меня дразнили в детстве?
– Как?
– Влюбликом. А знаешь почему?
– Догадываюсь.
– А вот и нет. Просто учительница раз загадала нам загадку: «Кто бубнит, тот бублик, кто рубит – рублик, в тюбетейке – тюбик, а в юбке – кто?» – «Влюблик», – брякнул я. Так и пошло.
– Значит, ты уже тогда со словами играл. А какая разгадка?
– Поверишь, не помню! Проклятый «влюблик» все вытеснил. Может, это и не загадка была, а скороговорка.
– А может, шотландец?
– Или черт в юбке. Хотя для детей такое рановато. Замечала, в памяти часто какая-то ерунда остается? Когда меня в Африке леопард ранил, я полз к лагерю, истекая кровью. А в уме крутилось: «Голуби на дереве – к войне!» Так вот – ни как дополз, ни как меня перевязывали, не помню, а присказка эта сохранилась. Как и хромота. А зачем они мне?
Авдей Каллистратов знал, что может быть интересен, и вскоре увидел загоревшиеся глаза, которые глядели на него, не отрываясь. «По ушам ездишь… – вспомнил он. – Так это, голубушка, еще заслужить надо!» Авдей Каллистратов был в ударе, и ему казалось, что он видит жизнь насквозь, погружаясь в ее глубины, взлетая в поднебесье, откуда ничто не может укрыться. Но он не знал, что Даше известна его тайная переписка. Как-то он забыл выйти из браузера, и она, заглянув в историю его интернет-путешествий, попала в группу. Это случилось еще в городе, когда она хотела быть к нему ближе, и, зарегистрировавшись как Дама с @, писала: «Это че форум анонимных лузеров? Типа поплачем дружно легче станет?» Отвечая Авдею Каллистратову, Даша кусала губы, роль дуры ей давалась с трудом. Молодожены-художники были в курсе ее дел, участливо предоставляя ей кресло за компьютером.
– Ах, бедняжка, какой же он все-таки негодяй, какой черствый эгоист!
– Я больше не хочу его обсуждать. Я хочу отомстить.
Художники сочувственно кивали, вспоминая ее исповедь: «Три года я потратила впустую! Целых три года! Он водил меня на поводке, как собачку, видел перед собой влюбленную дуру. А теперь он мне противен. И зачем я ему? У него же есть зеркало. Он всю жизнь притворялся, имитировал, а честным стал только в группе, из чего я заключила, что себе он никогда не врал. Искренне заблуждался? Это не про него! Разве такие заслуживают снисхождения? Я понимаю, в писательском мире по-другому не пробиться, если ты не чей-то сват-брат, надо изворачиваться, предавать? Но при чем здесь я?»
Всего этого Авдей Каллистратов не знал. «Ты изумительная, необыкновенная, – шептал он, жадно целуя волосы, рассыпанные по подушке. – Я на пике блаженства, на пике блаженства…» Он провалился в сон. И тут ему тоже снились волосы, рассыпанные по подушке, которые пахли горной лавандой и дарили ему молодость. А когда проснулся, их не было, постель была пуста. «Верно, в саду», – решил Авдей Каллистратов, сладко потягиваясь. Но Даши не было и там. «Пошла в магазин». Он набрал ее номер, мобильный был отключен. «Не иначе у художников заболталась, – раздраженно подумал он, когда она не вернулась к обеду. – Могла бы хоть позвонить». Достав вазу, он набрал в саду палых яблок и, прежде чем поставить на стол, несколько изгрыз. Постепенно его раздражение сменилось тревогой. Взяв трость, Авдей Каллистратов отправился к художникам. Звонок не работал, и Каллистратов, просунув руку к щеколде, открыл калитку снаружи. На крыльце он громко постучал тростью в дощатый пол. На пороге появилась молодая пара.
– Даша у вас? – властно спросил он, не здороваясь и не представляясь.
– Даша уехала, – в тон ему ответил муж. – Сказала, что встретила молодого человека, с которым будет счастлива.
Каллистратов онемел. Все это походило на глупый розыгрыш, сейчас из дверей выйдет Даша, и они все посмеются. От его грубой бравады не осталось и следа, он нелепо топтался, и помимо его воли на лицо наползла виноватая улыбка.
– Она… – начал он хрипло, закашлявшись в кулак. – Она ничего не передавала?
Художники смерили его взглядом.
– Она советовала вам оставить искусство, – сказал муж.
– И перечитать «Даму с собачкой», – быстро добавила жена.
Авдей Каллистратов остолбенел. Жена сощурилась:
– Хотя какой из вас чеховский герой…
– Откуда вы знаете? – взорвался Авдей Каллистратов. – И нечего на меня так смотреть!
Распрямив спину, он зашагал к калитке. «Все проходит, – собрав остатки гордости, твердил он. – И быстро». Вздохнув, он ускорил шаг, а за калиткой, перевернув трость, застучал по забору массивным набалдашником. «Кси-ло-фон, кси-ло-фон», – отзывалось у него в ушах, а когда штакетник кончился, он, размахнувшись, зашвырнул трость в овраг. С пригорка открывалось бескрайнее поле, полное солнца, гудевших пчел и пуха от облетавших одуванчиков. «И сюжет всегда один, – окунувшись в его марево, плыл Авдей Каллистратов. – Смычка, случка, стычка – смычка, случка, стычка…» Солнце зашло, а он все бродил по полю кругами, едва ворочая языком, прилипшим к засохшей гортани: «Смычка, случка, стычка…» Вечера были холодные. Укутавшись на веранде пледом, Авдей Каллистратов допил коньяк. Он точно оглох, не слыша кружившую вокруг лампы мошкару, окрики пастухов, которые щелкали кнутами, прогоняя через деревню мычавшее стадо. Он застыл в тупом отчаянии, погрузившись в особую тишину, которую рождает одиночество.
– Должна быть записка, – вдруг произнес он с пьяной уверенностью. – Конечно, должна быть.
Стукнув себя по лбу, он открыл шкаф, увидев, что исчезли Дашины платья, выбросил на кровать свои мятые костюмы, вытряхнул из серванта все мелкие вещи, перерыв их, наткнулся на ее духи, ударившие в голову запахом лаванды, и – разрыдался. Ему вдруг стал невыносим разом опустевший дом, каждый угол которого кричал о ней. Он вышел в сад, сел на качели – она была и там. Не находя себе места, Авдей Каллистратов обошел кругом дом. Казалось, сама земля, помнившая прикосновение ее босых ног, шептала о ее присутствии. Авдей Каллистратов опустился на заросшую мхом ступеньку и, глядя на мерцавшие звезды, плакал, плакал…
Забрезжил рассвет, сизое небо повисло клочками над уснувшей деревней. Горькая обида, разъедавшая Каллистратова, прошла, теперь он ясно увидел себя со стороны. Сгорбленный, с опущенными плечами, он давно проехал повороты, где мог встретить ту единственную, которая его ждала и которой теперь не будет. Он совершенно успокоился, осознав, что искать Дашу бесполезно, что в этом ему не поможет целый штат детективов, что единственный способ смириться с одиночеством, на которое обрекла его старость, – это честно признать его победу, подтвердив все права над собой. Он открыл Интернет и добавил сообщение Даме с @: «Перечитай «Страшную месть» Гоголя».
Утром, собрав чемодан, Авдей Каллистратов закрыл дом, спрятал ключ на притолоке и побрел на станцию ковыляющей походкой, точно его ноги, подгибаясь, пересчитывали прожитые дни. Он пришел слишком рано, так что, купив билет, успел еще выкурить полпачки, зажигая сигареты одну от другой, прежде чем первым автобусом уехал в город.
– В этом году вы что-то рано с дачи, – приветствовала его консьержка. – Насовсем вернулись?
– Насовсем.
Дом показался ему пустым и холодным. Чтобы быстрее к нему привыкнуть, Каллистратов тут же разобрал чемодан, повесив одежду в скрипучий шкаф, потом, листая записную книжку, сел за телефон. «Да, уже приехал. Какие новости?» «Привет, уже из города. Нет-нет, не заболел. Когда у нас ближайшее мероприятие? Увидимся». «Хочу пораньше приступить к работе, сколько можно отдыхать…»
Повесив трубку, он стал насвистывать какой-то веселый марш. Потом вдруг произнес, точно продолжая говорить по телефону: «Ничего, мы еще повоюем, все что ни делается – к лучшему!» Дернув за веревку, он раздвинул глухие шторы, с которых полетела пыль, распахнул окно, впуская свежий воздух и уличный шум. Глядя на мокрый тротуар, еще не высохший после ночного дождя, он думал, что его единственное спасение – это вернуться к прежнему распорядку, погрузиться в работу, не откладывая сев за новый роман. В приподнятом настроении он приготовил кофе, сел в кресло, и тут на глаза попалась полка с его книгами. «Ну не настолько они и плохи, раз читают». Сдвинув тугое стекло, взял одну он наугад. Мало ли что он писал про себя в Интернете – недовольство собой присуще настоящему художнику. Разве оно не признак истинного таланта? Он пробежал глазами пару абзацев, пролистав, выхватил еще несколько строк, и от его настроения не осталось и следа. Книга полетела на пол, топорщась страницами, как взъерошенный воробей. Он взял следующую. Через мгновенье она накрыла первую. От растерянности Каллистратов никак не мог достать очередную книгу, стекло заело, и он стал бить ладонью по торцу. Стекло лопнуло, клинообразные осколки обнажили акулью пасть. С порезанной ладони закапала кровь, но он не обратил внимания. Третья, четвертая… Гора на полу росла, пока полка не опустела. Авдей Каллистратов беспомощно опустился на сваленные в кучу книги и дико захохотал…
