Аура Иерон стоял посреди площади — каркас без стен. Прежде, как и большинство строений в Циррионе, это было довольно примечательное своей суровой красотой здание, выстроенное из холодного мрамора с серебристыми прожилками. Теперь же это сооружение больше походило на скотобойню. Стены его блестели от крови, которая, стекая, заполнила все трещины в прихотливой мозаике пола. Разбитые колонны выпирали в разные стороны, как внутрь, так и за пределы пробитой внешней стены, делая здание похожим на ощетинившегося шипами ящера. Стоявшие в тенистых нишах статуи были либо обезглавлены, либо замазаны грязью, так, чтобы максимально опоганить их бледное великолепие.

На каменной кладке были наспех намалеваны грубые символы, восхваляющие темный «культ Истины». Залитый кровью черный алтарь возвышался на потрескавшемся помосте в дальней части зала. Несколько стальных балок, вырванных из металлических конструкций «подбрюшья» Цирриона, были притащены в храм, и путь их транспортировки можно было проследить по испорченному мрамору пола. На балках, как подношения богам Хаоса, чернели трупы повешенных — видимо, останки верных Императору жителей Стратоса. Аура Иерон не был больше местом поклонения Императору Человечества, но стал теперь рассадником порчи, куда справлять свои черные мессы приходили лишь проклятые.

Разглядывая со стороны инструмент своей злой воли, Нигилан упивался этим осквернением храма.

— Колдун, нам не стоит здесь больше оставаться! У нас уже есть то, за чем мы сюда пришли! — проскрежетал из тени голос, отдающий дымом и пеплом.

— Наша задача состоит из двух частей, Рамлек, — ответил Нигилан резким, царапающим слух голосом. — Мы выполнили только первую часть.

Стоя в затемненном нефе за алтарем храма, отступник окинул взглядом залитую кровью площадь перед Аура Иероном. Затем внимательно посмотрел на Оратора, который своей лицемерной демагогией оболванивал сейчас толпу культистов, попавших под власть его сверхъестественной харизмы. Клеймо, которое Нигилан выжег на теле иерофанта, когда Драконьи Воины месяца три назад высадились на Стратосе, успешно разрасталось. Теперь оно уже распространилось почти на все его лицо. Семя, внедренное колдуном, уже готово было дать всходы.

— Жизнь за жизнь, Рамлек. Ты это знаешь. Гор'ган готов?

— Готов, — проскрипел воин в рогатом шлеме.

Нигилан ухмыльнулся, и застарелые шрамы на его щеке непривычно натянулись. Он редко использовал эти лицевые мышцы.

— Скоро здесь будут наши враги… — прошипел он, и искры психической энергии, слегка потрескивая, пробежали по его сжатому кулаку. — И вот тогда мы наконец отомстим!

Прозрачные, как зеркало, глаза не мигая глядели из-под сводов мавзолея, но в омертвении своем уже не могли ничего увидеть. Крошечные кристаллы льда покрывали губы покойного, скопились и на веках, отчего глаза мертвеца были полуоткрыты, словно тот погрузился в летаргию. Туловище несчастного нелепо выгнулось дугой на холодном камне могильной плиты, а голова безжизненно свисала с ее края.

Он был не один. По всему храмовому сектору виднелись мертвые тела — как лояльных горожан, так и мятежников. Их объединила смерть, поскольку дыхание и жизнь у них были отняты при зачистке атмосферы Цирриона. Некоторые, смирившиеся с судьбой, держали друг друга в последнем отчаянном объятии; другие же до конца боролись за жизнь, о чем говорили пальцы, вцепившиеся в шею, когда люди в агонии тщетно пытались наполнить воздухом свои легкие.

Над развалинами храмового района повисла тревожная тишина, странным образом гармонирующая с данным местом: глубокий покой саваном окутал разбитые обелиски и величественные часовни. Все пространство кладбища было усеяно мавзолеями и гробницами, украшенными скульптурой. Тут и там виднелись фигуры, укрытые мраморными плащами и капюшонами, коленопреклоненные, молящиеся, скорбящие.

— Как много смерти… — тихо произнес Дак'ир и, вспомнив, что десятилетие назад уже видел схожую картину, взглянул на своего капитана.

Казалось, что Кадай готов вынести все, как и подобает стоику, однако Дак'ир почувствовал, что это зрелище глубоко задело капитана.

Осторожно продвигаясь по переходам подземного лабиринта, Саламандры прошли по городу, не встретив сопротивления. Даже не имея карты подземного комплекса, технодесантник Аргос смог определить маршрут, основываясь на уже известном ему расположении секретного входа, а также на основе видеоотчетов, которые боевые братья передавали ему по мере своего продвижения через сумрачные пределы нижних уровней. После часа блужданий по узким темным коридорам Саламандры наконец обнаружили замаскированный выход на поверхность, где перед ними во всем величии предстал храмовый сектор Цирриона.

Кадай велел воинам приготовиться отражать сопротивление. Честно говоря, он был бы этому рад. Все, что угодно, лишь бы задвинуть куда-нибудь вглубь сознания тот ужас, который он вынужден был совершить в отношении местных жителей. Однако никакого сопротивления не было, Саламандры без помех прошли сквозь белые ворота храмового комплекса, но на каждом шагу их встречали те, чьи мертвые глаза напоминали Кадаю о совершенном.

К счастью, Фугиса без помех доставили к площади Аереона. Когда Кадай через передатчик связался с апотекарием, его обуревали противоречивые чувства. За спасение планеты пришлось заплатить чудовищную цену — уничтожить практически все население Цирриона.

— Аура Иерон лежит в полукилометре к северу, — донесся из вокса металлический голос Аргоса, скрежет которого отвлек капитана от погружения в пучины вины.

— Я его вижу, — просто ответил Кадай. Он оборвал связь с технодесантником и обратился к своим воинам: — Граждане Цирриона своими жизнями заплатили за шанс победить в этой войне. Так давайте же оправдаем их упования! Так или иначе, сегодня все закончится. За мной, братья! Во имя Вулкана!

Впереди, как рука скелета, протянувшаяся к черному ночному небу, маячил силуэт храма Аура Иерон…

Пригибаясь к земле, Дак'ир пробирался вдоль темных ниш западной стены храма. С другой стороны погруженного во мрак храмового нефа вдоль боковой стены крался Цу'ган.

В то же самое время, скрываясь за выщербленными колоннами и кусками обрушенной крыши Аура Иерона, к центру здания незаметно продвигался Кадай с оставшимися с ним воинами. Несмотря на силовые доспехи, они двигались тихо и, не привлекая к себе внимания, довольно быстро приблизились к своей цели.

Их глазам предстала толпа культистов. С респираторами на зашитых ртах они простерлись ниц перед своим иерофантом. Оратор стоял на мраморном возвышении и, как и вся его паства, был одет в грязную синюю сутану. Однако в отличие от своих последователей, чьи рты были зашиты проволокой, Оратор не молчал. Совсем нет. Из его разросшейся пасти, которой уже не хватало места на лице, и она переходила в шею, между почерневшими пнями зубов внутри метался багровый, извивающийся во все стороны язык. Уродливый отросток вертелся и хлестал по губам, по щекам, словно действовал самостоятельно. Непостижимые звуки изливались из уст Оратора, и все его слова, и ту модуляцию, с которой они произносились, формировал этот отвратительный, демонический язык. Каждый звук этих слов болезненно бил по нервам Дак'ира, и он тут же перестал слушать, потому что понял, ради чего все это затеяно. Продуцирование биологической мутации — распространение заразы Хаоса! Это сразу же объяснило, как из недовольных жителей Стратоса, которые всего лишь несколько месяцев назад были не более чем ничтожной группкой, удалось создать такую преданную и беспрекословно подчиняющуюся паству, да еще и с толь многочисленную!

Вокруг иерофанта стояла элита фанатиков: восемь жрецов-потрошителей, положив перед собой цепные мечи, склонились перед ним, подчиняясь какому-то неведомому ритуалу.

У Цу'гана вид такой скверны вызвал прилив горечи. Какой бы мерзкий обряд эти дегенеративные ублюдки ни собирались здесь провести, Саламандры положат этому конец! Жгучее пламя боевого рвения разгоралось у него в груди. Как бы ему хотелось быть со своим капитаном и приближаться сейчас к самому горлу врага, вместо того чтобы попусту сторожить здесь тени!